Позавчера и послезавтра - Алексин Анатолий Георгиевич (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
- Здесь не двор! - вскрикнул Дирдом.
И тут "Дунайские волны" кончились. Как Володька играл, я так, к сожалению, и не услышал. Но важней для меня было другое...
- Послушайте! - снова воскликнул я.
Я знал, что ребята из нашей школы сейчас будут кричать "бис!" и скандировать. Об этом мы твердо договорились.
Они начали кричать... И даже слишком громко. Некоторые стучали ногами, о чем уговора не было.
- Триумф! - сказал я.
Но Дирдом испарился. Он не хотел быть свидетелем нашей победы.
Володька заиграл снова... На "бис" - в первом отделении исполнялись только "Дунайские волны". А Виктору Макаровичу Дирдом ничего не сказал о Мандолине. Ни слова...
"Значит, мы действительно победили!.." - ликовал я.
Но главным в тот день было не это...
Главным было то, что я услышал от Виктора Макаровича, когда мы возвращались домой.
Он очень устал. Останавливался чаще, чем всегда, и дольше, чем всегда, растирал икры ног.
Мы шли и молчали... Потому что все восторги по поводу концерта я успел высказать ему еще в Доме культуры.
Когда мы уже подходили к дому Виктора Макаровича, он вдруг печально сказал:
- Я счастлив.
- Да! Мы сегодня рванули!..
- Не в этом дело. Я слышал, как Димуля звонил в больницу жене. Ее не позвали. Тогда он попросил сестру передать, что Володю вызывали на "бис". Я счастлив... - Юн помолчал. И добавил: - Но как этот Мандолина похож на Димулю! Когда он первый раз пришел на репетицию, мне показалось, что я помолодел лет на тридцать! Вот сейчае, показалось мне, появится Римма в красном галстуке, встанет рядом - и они запоют!
- Голова такая же круглая, - согласился я. - Только с волосами и без очков. А Дирдом говорил, что его лицо нам не подходит. Он считает наши дневники нашими лицами!
- Пушкин тоже не мог овладеть математикой, - сказал Виктор Макарович. - И что же, если бы Пушкин поступал к нам в литературный кружок...
- Дирдом бы его не принял! Потому что его лицо могло бы испортить лицо Дома культуры...
- И мое лицо может испортить. А верней, мои ноги, - с печальной улыбкой сказал Виктор Макарович. - Поэтому я сегодня дирижировал вашим хором последний раз.
Виктор Макарович умел показывать фокусы и любил розыгрыши... Я посмотрел на него с недоверием.
- Последний раз, - повторил он.
- Как... последний?!
- Был консилиум, - продолжал он. - Это - грозный совет докторов! И самое страшное, когда он выносит решение единогласно. Неизлечимая болезнь ног...
- Отчего это?
- Говорят, от курения. Но я никогда не курил. Говорят, от неподвижного образа жизни. Но я всю жизнь двигался. А теперь... Долго ходить нельзя, долго стоять нельзя. Дирижировать можно сидя...
- Ну и что же? - воскликнул я. - Ну и что же?! Это будет отличать вас от всех остальных. Вы сидите, а они перед вами стоят! Учитель, когда разговаривает с учеником, тоже сидит, а ученик перед ним стоит.
- Но Дирдом считает, что сидячий дирижер пионерского хора - это для его Дома культуры не подойдет. И думаю, в данном случае можно с ним согласиться. Я и так невысок... А если сяду на стул, меня и вовсе не будет видно. Так что приходи теперь ко мне домой... Времени будет много - в шахматишки сыграем.
- Но ведь вы можете выздороветь!
- Добрый мой мальчик... - сказал Виктор Макарович.
- Ведь есть же какие-то средства?!
- Меньше стоять, не перегружать свои ноги... Перехожу на "сидячие игры". Пора уже: я ведь вошел в пенсионный возраст.
"Вбежал!" - захотелось мне поправить его. Потому что он всегда очень стремительно двигался.
- Как же... теперь? - спросил я.
- Будете "под управлением" Маргариты Васильевны.
Она вас знает и любит.
- Маргариты Васильевны?! Но ведь она тоже... немолодая.
- Разве это заметно? - медленно и с удивлением спросил он. Я ничего не ответил. - Пусть она, как дирижер, проявит себя прямо на следующем отчетном концерте! В присутствии общественности и ваших родителей. Чтоб они были спокойны.
- Через неделю?
- А что же тянуть?
"Нет! Лучше он - сидящий, чем она - стоящая!" - твердо решил я в ту минуту.
Мои родители были потрясены этой новостью не меньше, чем я.
- Он не должен уйти: он же талант! - тихо воскликнул папа.
- Неужели ничего нельзя придумать? - сказала мама.
И выпрямилась.
Когда она произносит эту фразу, мы с отцом сразу начинаем верить, что выход найдется. Безвыходных ситуаций мама не признает.
- Я буду думать... - произнесла она.
- Очень прошу тебя, - сказал я.
- Надо доказать, что без него ваш хор петь не сможет! - решительно заявила мама.
Эта фраза натолкнула меня на неожиданную и смелую мысль.
"Да, мы докажем, что без него петь невозможно! - решил я. - Пусть мама ищет свой выход из положения. Но и я не буду сидеть сложа руки!"
План, который родился у меня в голове, я открыл участникам средней группы нашего хора. Средней группа была не по качеству, а по возрасту: в нее входили ребята, которые учились в четвертых, пятых и шестых классах. С представителями этого возраста договориться мне было легче всего.
Младшие могли мой план не понять, а старшие - не принять.
Средняя группа, как я и предполагал, поняла меня сразу!
Хотя план был рискованный и опасный...
Мама как-то сказала, что ребята в моем возрасте очень смелы, потому что у них нет опыта и они еще не успели набить себе шишек. Мама очень хочет, чтобы я учитывал ее опыт, ее ошибки. Но я все больше убеждаюсь в том, что на ее шишках мне трудно будет чему-нибудь научиться. "И вообще, рассуждал я, - не очень-то получится благородно, если один будет набивать себе синяки, а другой на этих синяках... на чужом, значит, горе будет учиться!"
И вот наступило то самое воскресенье.
Взрослые собрались в фойе Дома культуры задолго до начала концерта... Родители и родственники наших хористов были очень возбуждены. Некоторые мамы целовались и неизвестно с чем поздравляли друг друга.
Пришли и бывшие участники нашего хора. Среди них, как успел сообщить Дирдом, были и такие, которые очень многого в жизни достигли! Ну, например, заслуженный артист республики, о котором однажды упоминал Виктор Макарович... Фамилия его была Наливин. Эту фамилию знали все в нашем городе. И поэтому, когда Дирдом привел Наливина за кулисы, все очень переполошились.
Только Маргарита Васильевна встретила Наливина хмуро. Он торжественно, раскинув руки, поплыл ей навстречу.
Но она увернулась, еле слышно пробормотав:
- Здравствуйте, Женя.
И после этого внятно произнесла:
- Уже был первый звонок!
Она, должно быть, боялась, что Наливин отвлечет нас от предстоящего выступления. "Хочет проявить себя!" - подумал он о Маргарите Васильевне.
Наливин был высоким и толстым. И было странно, что от его огромного тела отрывался и как бы журчал в воздухе тонкий женский голос. Когда он первый раз открыл рот, я даже вздрогнул и огляделся: мне показалось, что говорил кто-то другой.
- А где же наш бесценный Виктор Макарович? - спросил Наливин. И развел руки в стороны, готовясь обнять его.
- Он, вероятно, в зале, - скороговоркой сообщил Дирдом. - Сегодня будет дирижировать Маргарита Васильевна.
- Значит, мы с ним в антракте увидимся? - зажурчал голос Наливина. Боюсь только, он опять будет журить меня, как в те невозвратные годы... Певец обмерил взглядом свою фигуру. - Молодых влюбленных мне играть уже трудно: за кресло не спрячешься, с балкона не спрыгнешь!
Он снова обмерил себя осуждающим взглядом.
Я заметил, что есть люди, которые в шутку торопятся сказать о своих недостатках, опасаясь, что другие сделают это всерьез.
Наливин обращался сразу ко всему нашему хору. Он делал это очень легко: привык, наверно, делиться своими переживаниями с огромным залом театра оперы и балета!
