Беглец - Дубов Николай Иванович (книги бесплатно без txt) 📗
Они шуровали мордасы, не щадя кожи, пока она не заблестела на скулах, как лакированная. Мамка достала чистые рубашки. Славке хорошо, у него волосы острижены, а Юркин чубчик торчал в разные стороны. Юрка смочил водой, от этого он вздыбился еще хуже, и пришлось надеть кепку. Во всем параде они пошли в лагерь, сопровождаемые Митькиным ревом - его мамка не пустила. Юливанна еще спала в палатке, дядя Витя уже был готов, выведенная из-под тента "Волга" скалила сверкающие клыки и еле слышно пофыркивала выхлопом.
- Вы сияете, как новые двугривенные, - сказал Виталий Сергеевич. Поехали?
Юрка и Славка бросились к передней дверце и едва не подрались из-за того, кто сядет спереди.
- По очереди, - сказал дядя Витя, - один туда, другой обратно.
Юрка сел на переднее сиденье. Мягко покачиваясь, "Волга" выехала с бугра. В воротах стояли мамка, ревущий Митька и Ленка. Славка высунулся в окно и закричал, как Сенька-Ангел:
- Привет! Привет!
Митька завыл сиреной. "Волга" накренилась на съезде и выехала на дорогу.
Ветер ворвался в открытые окна, зашуршал газетой, лежащей на полке у заднего смотрового стекла. Дом, окутанный розовой дымкой бугор, на котором краюшкой нежаркого утреннего солнца виднелся верх оранжевой палатки, стремительно побежали от них, всё быстрее и быстрее, уменьшались, стали блекнуть, терять цвет и свет, а белая дорога бросалась под колеса, под ними лопотали камни, и, как редкий дымок, курилась за багажником пыль. Коса сузилась, вплотную подступили к дороге море и заросший осокой илистый залив Донгузлава. Запахло мокрой солью и тиной, горячей дорожной пылью и парусиной чехлов.
- Шестьдесят! - закричал Славка.
Он все время вскакивал, чтобы посмотреть на спидометр. Большая стрелка под прозрачным зеленым козырьком постояла на цифре "60" и поползла влево, машина начала накреняться то в одну, то в другую сторону. Они перебрались через песчаные отвалы и остановились. Дом уже скрылся в пепельно-лиловой дымке, в эту дымку, извиваясь, уползала оставшаяся позади дорога.
Здесь все было еще ненастоящее, временное. И подъезд, и причальная стенка, на которой вместо кранцев висели связки старых покрышек, и самые берега промоины через пересыпь. Их еще только укрепляли, будущие берега: вдали от воды пневматические молоты постукивали по ржаво-красным корытам шпунтов, и они податливо уходили в песок. С моря через промоину отчаянно дымящий буксир тянул в лиман землеотвозную шаланду. Порожняя, она моталась на свежей волне, буксирный трос пронзительно стегал по воде, она всплескивалась зеркальной стенкой. По ту сторону промоины дымила камбузной трубой двухпалубная белая брандвахта, в которой жили работающие на строительстве, а рядом торчали хоботы кранов, горы песка. По обе стороны промоины, соединенные кабелем, стояли высокие решетчатые башни с прожекторами.
Сзади, впритык к "Волге", остановилась трехтонка.
- Привет! Привет! - закричал шофер и помахал им рукой.
- Сенька-Ангел! - ахнул Юрка. - Ты куда?
Сенька вылез из кабины, зло попинал покрышку, плюнул и подошел к ним.
- Чтоб его черти так варили!
- Кого?
- А того, кто придумал покрышки наваривать. Лупятся, как пасхальные яички, а ты - езди...
- Ты тоже в город?
- За соляркой.
- А воду?
- Петро-белорус на работу вышел. Хватит мне водовозничать.
- Так он же не хочет к нам заезжать!
- А я при чем? Пускай дед договаривается...
- Ангел - это ваша фамилия? - спросил Виталий Сергеевич.
- Да нет, кличку такую дали.
- За что ж вас так?
Сенька весело прищурился и начал загибать пальцы:
- Передовик колхозного производства - раз, водки не пью - два, не курю - три, бабу свою не бью, хоть и стоит, - четыре, с начальством не ругаюсь - пять. Как же не ангел? Вылитый!
Юрка и Славка в книжке у Максимовны видели на картинке ангела. Он был тощий и напоминал белого кудрявого барашка. Лысый, приземистый, в замасленной, пропахшей соляркой и солидолом спецовке Сенька никак не был на него похож. Должно быть, то же самое подумал Виталий Сергеевич.
- Раньше, - сказал он, - об ангелах иначе думали.
- Так то раньше! - засмеялся Сенька. - Теперь на ангелов нормы другие... Во, - сказал он, поглядев на протоку, - была дорога, как струнка. Взяли и разрыли, теперь дожидайся переправы. А в шторм и вовсе загорай, пока не кончится.
- Это временно, - сказал Виталий Сергеевич. - Пока стройка идет.
- Тогда нашему брату еще слаще - чеши вокруг лимана шестьдесят километров лишку. И будем чесать - наше дело солдатское.
- Строительство важное.
- Это какое дело ни возьми - одно другого важнее. Одни мы неважные...
- Кто?
- Вообще. Люди.
- Так ведь для людей и делается!
- А-а! Ну, это конечно, само собой...
- И город здесь будет. На голом месте строить хорошо. И строителям, и архитекторам есть где развернуться.
- Да уж наворочают...
Паром отвалил от противоположного берега и, буравя тупым носом воду, пошел к ним. Вернее, носа у него не было. И кормы тоже. Он был как бы обрублен и спереди и сзади. Посередке угловатой аркой возвышался мостик, там в застекленной будке стоял капитан. А между высокими бортами в два ряда, уткнувшись друг в друга, как овцы в стаде, стояли машины.
Паром подошел к стенке, ткнулся в покрышки раз и другой, береговые матросы закинули швартовы на вбитые в стенку толстые трубы, с обрубка, который был носом, опустили окованную железом сходню из досок. По сигналу капитана боцман махнул рукой передней машине.
- Давай!
Осторожно, будто лошади, идущие в незнакомый брод, машины трогались, гуськом переползали сходню, скрежетали шестернями передач и убыстряли ход. А выбравшись за песчаные косогоры, давали газу, взревывали моторами и, подняв столб известковой пыли, скрывались в нем.
Пока шла выгрузка, за "Волгой" выстроился длинный хвост подъехавших машин. Теперь они так же осторожно, гуськом взъехали на паром, уткнулись носами друг в друга. Под палубой что-то все время ходило ходуном, палуба мелко дрожала, машины на ней тоже стали дрожать. Юрка и Славка выглянули через борт. В зеленой воде, гонимые течением и буруном винтов, кувыркались белесые лепешки, розовые колокола медуз. По лиману, как и по морю, только мельче, шли барашки. Конца лимана не было видно. Папка говорил, он тянется тридцать километров. Разве увидишь?
