Когда-то, давным-давно (с иллюстрациями) - Милн Алан Александр (книги полностью .txt) 📗

Алан Александр Милн

Когда-то, давным-давно

Глава 1

Короля Евралии осаждают незваные гости

Король Евралии Веселунг завтракал на свежем воздухе — на башне своего замка. Он снял золотую крышку с золотого блюда, выбрал форель и аккуратно переправил ее на золотую тарелку. Сам-то он был человеком непритязательным, но если у вас имеется тетушка, которая совсем недавно научилась превращать все, к чему она ни прикоснется, в золото, было бы жестоко не позволять ей время от времени слегка попрактиковаться. В те давние годы еще не придумали столь невинных занятий, как выпиливание лобзиком.

— А-а, — воскликнул король, — вот и ты, моя радость! — Он протянул руку за салфеткой, но принцесса уже успела легко коснуться губами макушки отца и усаживалась за стол напротив него.

— Доброе утро, отец. Я, наверное, немного опоздала? Ездила верхом в лесу.

— Как насчет приключений? — небрежно осведомился король.

— Ничего особенного, если, конечно, не считать приключением такое замечательное утро.

— Да-а, страна нынче уж не та. Вот во времена моей юности… В лес просто войти нельзя было — что ни шаг, то приключение. Каких только чудес там не водилось! Великаны, карлики, ведьмы… — Он помолчал и прибавил задумчиво: — В лесу я впервые увидел твою мать…

— Жалко, что я совсем не помню мамы, — сказала Гиацинта.

Король поперхнулся и встревоженно взглянул на дочь.

— Уж семнадцать лет, как она умерла. Тебе, Гиацинта, было тогда всего шесть месяцев. Знаешь, в последнее время мне часто приходит в голову, что я совершил ошибку, лишив тебя материнской ласки.

— Но, дорогой, ты же не виноват, что мама умерла!

— Нет, нет, я не о том… Королеву похитил дракон… Но, подумай, ведь я, — и он смущенно опустил глаза, — я мог бы жениться снова.

Принцесса удивилась.

— На ком?

Веселунг сосредоточенно изучал дно своего кубка.

— Ну, — наконец выдавил он из себя, — бывают же люди…

— Пожалуй, если бы ты тогда встретил кого-нибудь очень милого, — неуверенно произнесла принцесса, — это было бы неплохо.

Король с серьезным видом разглядывал рисунок на кубке, словно видел его в первый раз в жизни.

— Но почему «тогда»? Гиацинта удивилась еще больше.

— Ведь я уже выросла и теперь не так нуждаюсь в материнской ласке.

Веселунг перевернул кубок и посмотрел на него снизу.

— Нежная… ээ… рука матери… ээ… никогда…

И тут произошло нечто поразительное.

Всему виной был подарок, полученный королем Бародии в день рождения и представлявший из себя не что иное, как пару семимильных башмаков. Будучи человеком, обремененным делами, король долго не находил свободного времени, чтобы испытать обновку. Но за столом он говорил только о своих башмаках и каждый вечер, перед отходом ко сну, собственноручно начищал их до блеска. Когда наконец великий день настал, он снисходительно выслушал озабоченные напутствия жены и прочих членов королевского семейства, сделал вид, что не замечает множества любопытных носов, прижатых ко всем оконным стеклам верхних этажей дворца, и торжественно отчалил.

Как вам, возможно, известно, ощущение полета лишь поначалу немного пугает — потом, когда привыкаешь, оно становится захватывающим и часто заставляет человека терять голову. Вот и король Бародии уже успел преодолеть более двух тысяч миль, прежде чем спохватился, что так недолго и заблудиться. Его опасения полностью подтвердились, и остаток дня он провел, порхая туда-сюда по всей стране. Лишь по чистейшей случайности поздним вечером донельзя разъяренный король пулей влетел в чердачное окно дворца. Он осторожно снял башмаки и на цыпочках прокрался в спальню.

Разумеется, это приключение послужило ему хорошим уроком. Он решил, что в дальнейшем станет перемещаться лишь по строго определенному маршруту, плавно перелетая от одной вехи к другой.

Придворные географы получили задание разметить удобную трассу для королевского моциона длиной примерно в триста миль (десять раз туда и обратно перед завтраком). Король назначил себе недельный перерыв для восстановления физических и душевных сил, а потом приступил к ежеутренним упражнениям.

Королевство Евралия примыкало к Бародии, но, в отличие от равнинной Бародии, Евралия была страной холмов. Поэтому вполне понятно, что в поисках естественных вех географы обратили взоры к Евралии, и именно над Евралией в тот самый час, когда наступало время завтрака в хижинах, равно как и во дворцах, взмывал в поднебесье король Бародии — взмывал и опускался, снова взмывал и снова опускался.

— Нежная… ээ… рука матери… — сказал король Евралии Веселунг, — ээ… никогда… Боже мой, что это?!

Какой-то предмет со свистом пронесся над его головой, заслонив на мгновение солнце. И снова все стало, как прежде.

— Что это было? — спросила слегка испуганная Гиацинта.

— Совершенно невероятно! Я успел заметить только что-то вроде рыжих бакенбардов и гигантских башмаков. Кто бы это мог быть?

— У короля Бародии, — ответила Гиацинта, — рыжие бакенбарды, а какие у него башмаки, я не знаю.

— Но что ему делать там, наверху? Если только не…

Снова что-то рассекло воздух, но в противоположном направлении, снова померкло солнце, и на этот раз можно было совершенно явственно различить стремительно удаляющуюся спину короля Бародии.

Веселунг с подчеркнутым достоинством поднялся из-за стола.

— Ты совершенно права, Гиацинта, — проговорил он сурово, — это действительно король Бародии.

Принцесса не на шутку встревожилась.

— Мне кажется, он не должен позволять себе носиться над головой с такой скоростью, когда люди завтракают. Как ты думаешь?

— Отвратительные манеры, дорогая. Мне необходимо удалиться и составить Ноту протеста. Не можем же мы оставить безнаказанным столь вопиющее нарушение элементарных правил приличия!

Приняв самый грозный вид, какой только могло изобразить его добродушное от природы лицо, и немного сомневаясь, к месту ли вставил «элементарных», король спустился в библиотеку.

Библиотека была его любимым местом в замке. Здесь по утрам он обсуждал государственные дела со своим Первым Советником или принимал знатных чужестранцев, завернувших в Евралию в поисках приключений. Здесь же в послеобеденные часы, вооружившись томом «Бесед с Мудрецом» или другим увесистым фолиантом, он предавался размышлениям. В последнее время ему было над чем поразмыслить, и основным предметом его раздумий как раз и являлись знатные чужестранцы, ибо он уже отправил по крайней мере семерых иностранных принцев совершать разного рода подвиги, пообещав в награду руку принцессы и полкоролевства. Неудивительно, что ему частенько приходилось сокрушаться о том, что дочь лишена «руководящей материнской руки».

Ноте протеста, как видно, не суждено было появиться на свет. Король даже не решил еще, какое из двух перьев наиболее пригодно для такого важного дела, как двери распахнулись и прозвучало роковое имя графини Бельвейн.

Графиня Бельвейн! Где найти слова, чтобы описать эту поразительную, непостижимую, ужасную и восхитительную женщину?! Непомерное честолюбие и неразборчивость в средствах достижения цели сочетались в ее натуре с прекрасными душевными качествами, находящими выражение в пристрастии к ведению дневника и искренней любви к лирической поэзии. В нашей истории именно она играет роль злодейки, и в этом я согласен с именитым историком Роджером Кривоногом, который разносит ее в пух и прах в своей «Евралии в прошлом и настоящем». Но менее всего на свете мне хотелось бы отказывать этой женщине во многих выдающихся достоинствах.

Нынешнее утро графиня посвятила сочинительству и потому была в зеленом. Она всегда надевала зеленое, когда ей являлась Муза: похвальная привычка, которую я советовал бы перенять современным поэтам — как для привлечения вдохновения, так и для уведомления окружающих. Под мышкой она несла огромных размеров Дневник, а в голове — несколько вариантов изложения мыслей, посетивших ее по дороге во дворец.