Нечестивый монастырь и его монахи - Бонавири Джузеппе (читать книги бесплатно полностью без регистрации txt) 📗

Джузеппе Бонавири

НЕЧЕСТИВЫЙ МОНАСТЫРЬ И ЕГО МОНАХИ

Жили на свете муж с женой, и были они так бедны, что просили милостыню: ведь только богатый живет, как хочет, а бедный — как может. Встретили они раз целую толпу оборванцев, тащивших за уздцы ослов. Вот муж, Чиччо Казаччо, спрашивает:

— Кто ослов продает?

— Никто.

— А где вы их взяли?

— Далеко-далеко, на Лысой горе, стоит монастырь, и живут в монастыре сто братьев-монахов, послушников и монастырников.

— Ну и что?

— А то, что, коли засеете вы их поля, оберете оливы, хлеб обмолотите, жернова тяжеленные поворочаете да из спелого зерна доброй белой муки намелете, монастырь их, ночами темными посторожите, они и вам дадут в награду такого осла.

— Сколько ж надо работы переделать!

— Пойдем туда, Чиччо, — говорит жена мужу. — Неужто всю жизнь подаянием кормиться?

Оставим их, пока идут они знойными дорогами, выжженными тропинками, каменистыми ущельями, и перенесемся в монастырь, где сто монахов-монастырников держали в заточении Иисуса: приковали его золотыми сверкающими цепями к кольцам, кольца крепко-накрепко в стену вмуровали. Проведали монахи, что может Иисус творить чудеса, и велели ему камни в хлеб превращать и оживлять ослов, которых рисовал настоятель монастыря отец Гауденцио. Крестьяне, чтобы обзавестись ослом, приходили в монастырь, и трудились денно и нощно в поте лица, так что покрылись тамошние бесплодные земли цветущими садами, а поля щедро стали родить бобы, горох, пшеницу и ячмень.

Вот пришли кум Чиччо Казаччо и его жена Маруцедда в монастырь.

— Стойте! — говорят им. — Вы кто такие? Зачем пришли?

— Работу ищем.

— Мы за работу только ослов даем.

— Ладно, — говорит Чиччо Казаччо.

— Ладно, — вторит ему жена, и голос ее, как эхо, тонет в золотистой пшенице.

В ту пору поспел виноград во славу Божию, и монахи засунули мужу с женой кляпы в рот, чтобы не съели они ни одной виноградины с обильных гроздьев. Ничего не оставалось беднякам, как смотреть, вздыхать да от голода мучиться. Так, питаясь впроголодь, проработали они год, месяц и один день; вконец отощали — кожа да кости.

— Вот вам осел, — сказал настоятель отец Гауденцио.

Пошли они из монастыря, а вслед им гимны священные несутся: это монахи, сытые да гладкие, Господа Бога славят.

Забрели муж с женой по дороге в пещеру, видят — юноша цепями прикован.

— Ты кто, сынок?

— Я Иисус. Держат меня здесь, чтоб я чудеса творил.

— И ты день и ночь в цепях?

— Да. Если встретите великана Джуфу, друга моего, скажите, чтоб шел ко мне на выручку.

— Скажем, сынок, непременно скажем. Бедный ты, бедный.

Дрогнуло у них сердце, как огонек на ветру, и понял Иисус, что перед ним добрые люди.

— Я вам, — говорит, — осла заколдую.

В той стороне на полях паслось много ослов, которым нечего было есть, кроме сухих колючек, и они умирали с голоду: белым-бело кругом от ослиных костей, черным-черно от ослиных трупов.

— Бежим скорей отсюда, муженек. Не зря говорят: где поп, там и преисподняя. Спасибо хоть старого осла дали.

И пока шли они в свою далекую деревню мимо выжженных долин и голых вершин, плакала земля вокруг горючими слезами.

Когда подходили к дому, разносился по всей округе вечерний звон. Входят к себе кум Чиччо с женой, а хибарка у них маленькая, вдвоем и то тесно.

— Осел в ногах у нас ляжет, — говорит муж. — Солома для него найдется.

Народ соседский глазеет из окошек, в каждом голова торчит.

— Ну и осел, — слышится со всех сторон, — вот-вот копыта откинет! И где вы только такого взяли?

— Слыхали старое присловье: не суйся не в свое дело? — рассердился кум Чиччо. — А то как бы по носу не получить.

Соседи попрятались: колокол отзвонил, пора было и на боковую отправляться. Уснул петух, уснули куры, укрылся ворон в скалистом ущелье, журавль задремал в гнезде и орел. Соловьи уснули, воробьи и дрозды.

— О, горе! — причитала жена. — Какой нам прок от этого осла? Да разве его прокормишь?

Что было дальше? А вот послушайте.

Среди ночи осел вдруг начал испражняться, да с таким грохотом, что темный дом ходуном заходил.

— Чиччо! — кричит жена, — Осел обделался!

— Погоди, дай лампаду зажгу.

Поднялся кум Чиччо с постели, засветил тусклую лампаду, извивается язычок пламени, в огненный крест складывается. Видит муж, а осел по всему дому куч наложил чистого золота, дымятся кучи на каменном полу, еще не остыли.

— Ах, жена, женушка дорогая, счастье-то какое нам привалило!

Снова раздался треск, и посыпались из осла золотые монеты, новенькие, тепленькие, да прямо куму Чиччо в лицо — он знай себе отплевывается.

— Чиччо, да ты весь сверкаешь!

От радости жена в пляс пустилась, а муж все приговаривает:

— Мы теперь богатые, а никто не знает! Мы теперь богатые, а никто не знает!

Наша благословенная матушка-земля, словно крестьянка в переднике, обернулась на радостях к небу, и смотрели на нее звезды, и кружились в хороводе леса и птицы, реки и горы.

— Мы богатые! — кричит муж. — Теперь купим себе замок князя Пупу.

Пока весь мир радовался, начался новый день — с крика петуха, с кудахтанья курицы. Открыли они дверь, а в проулке народу полно, собрались там все от мала до велика, даже собаки пришли. Все уже знают.

Хнычут ребятишки:

— А нам, значит, ничего?

Обутые на одну ногу женщины вопят:

— Думаете, вы единственные у Господа нашего всемогущего?

А старики:

— Мы что же, по-вашему, слепые?

Говорит тут кум Чиччо своей жене такие слова:

— Да, женушка моя разлюбезная, всяк смотрит со своей колокольни, у каждого своя логика, своя метафизика.

— Никому мы ничего не должны давать, — возражает ему жена. — Сами бедные. Каждый бедняк пусть сам о себе заботится.

А осел между тем все клал и клал кучи. Бездонный он был, что ли? И вошли в дом дети, вошли бабы и мужики, даже графы вошли и князья. Набирали золото кто в решето, кто в корзину, кто в суму, кто в сковороду, кто в шапку. Воробьи и те наворовали, чтоб гнезда свои украсить.

Мимо проезжал Орланд, великий рыцарь; всю ночь он гнался за Анжеликой и очень устал.

— Орланд наш, Орландушка! — закричал народ. — Возьми и ты себе золотого добра.

Наполнил Орланд свой шлем и говорит напрямик:

— Хватит, братья, малая забота перед большой отступает.

И поехал прочь скромный, благородный рыцарь, и протянуло за ним радостное солнце сверкающий шлейф через дремучие леса и безлюдные долины.

Все довольны и счастливы, только мы голы и босы.