Роверандом - Толкин Джон Рональд Руэл (прочитать книгу txt) 📗

И сразу вслед за тем Роверандом увидел, как ветер срывает с головы Артаксеркса шляпу и за ней срывается волшебник. И вот — полюбуйтесь! — на его штанах красовалась великолепная заплата, ярко–оранжевая с черными разводами.

— А я–то думал, волшебники способны лучше чинить свои штаны… — сказал Роверандом.

— Да, но он–то считает, что сделал это прекрасно! — сказал старик. — Он отколдовал кусок чьих–то занавесок. Люди получили страховку в случае пожара, он же получил красочное пятно, и обе стороны остались довольны. Тем не менее ты прав: я полагаю, это неудачный ход. Прискорбно видеть, после того как знаешь человека столько веков, что его магия слабеет… Однако для тебя это, возможно, и удача.

Человек–на–Луне щелчком свернул телескоп, и они продолжили путь.

— Возьми назад свои крылья, — сказал он, когда они достигли башни. — Ну, а теперь лети и забавляйся. Не приставай к лунным зайчикам, не убивай моих белых кроликов и возвращайся домой, когда проголодаешься или когда у тебя что–нибудь заболит.

Роверандом сразу же полетел искать лунного пса, чтобы рассказать ему про другую сторону Луны. Однако тот слегка ревновал, что пришельцу разрешили увидеть то, что не разрешали ему, и сделал вид, что ему совершенно не интересно.

— Все это звучит премерзко, — прорычал он. — Уверен, мне не хочется это увидеть. Полагаю, теперь тебе будет скучно на светлой стороне, где у тебя есть только я и нет твоих двуногих друзей. Жаль, что персидский волшебник так уперся и ты не можешь вернуться домой.

Роверандом был слегка уязвлен. Он снова и снова говорил лунному псу, что очень рад своему возвращению и что ему никогда не будет скучно на светлой стороне.

Вскоре они опять стали добрыми друзьями и продолжали заниматься вместе массой самых разнообразных вещей.

И все–таки сказанное лунным псом в порыве дурного настроения оказалось правдой. В том не было вины Роверандома, и он делал все, что мог, чтобы не показать этого, но почему–то ни одно из приключений или исследований не радовало его так, как прежде: пес постоянно думал о том, как они с мальчиком веселились в саду.

Они навестили долину белых лунных гномов (сокращенно — «луномов»), ездящих верхом на кроликах, делающих блины из снежных хлопьев и выращивающих в своих ухоженных садиках маленькие, не больше лютика, золотые яблоньки. Они насыпали битых стекол и гвоздей около логовищ нескольких малых драконов, пока те спали, и до полуночи лежали неподалеку, чтобы услышать, как те ревут от ярости — ведь, как я уже говорил вам однажды, у драконов весьма нежные желудки, и ровно в двенадцать часов ночи, каждую ночь в течение всей своей жизни — не говоря уже об ином времени суток, — они выходят из дому немного промочить горло. Иногда псы даже осмеливались дразнить пауков, кусая паутину, освобождая запутавшихся в ней лунных зайчиков — и улетая как раз вовремя, покуда пауки кидали им вслед с вершины холмов свои лассо. Но все время Роверандом ждал почтальона Мью и «Мировых новостей» [48] (ведь даже маленькая собака знает, что хотя в основном они касаются убийств и футбольных матчей, но, бывает, в самом дальнем уголке в них можно найти и кое–что получше).

Он пропустил следующий прилет Мью, так как был на прогулке. Однако, когда он вернулся, старик все еще был занят чтением писем и новостей. И похоже было, его здорово что–то развеселило: он сидел на краю крыши, свесив ноги, попыхивал чудовищного размера белой глиняной трубкой, выпуская целые облака дыма наподобие паровоза, и улыбался во все свое круглое старое лицо.

Роверандом почувствовал, что не может больше этого вынести.

— У меня болит внутри, — сказал он. — Я хочу вернуться к мальчику, чтобы его сон мог сбыться.

Старик отложил письмо (а оно было об Артаксерксе, и презабавное!) и вынул изо рта трубку.

— Действительно? Может быть, останешься? Это так неожиданно! Рад был встретить тебя! Непременно как–нибудь свались сюда снова! Сча–а–а–стлив буду видеть тебя в любое время, — выпалил он на одном дыхании.

— Замечательно, — продолжил он уже более отчетливо. — Артаксеркс пристроен.

— …Каким образом?! — спросил Роверандом, задрожав от возбуждения.

— Он женился на русалке и живет теперь на дне Глубокого Синего Моря.

— Надеюсь, она лучше заштопает его брюки! Зеленая заплата из морских водорослей будет хорошо гармонировать с его зеленой шляпой.

— Мой милый пес! Он женился в целом новом костюме из зеленых водорослей с розовыми коралловыми пуговицами и эполетами из актиний. И они сожгли его старую шляпу на берегу! Все это устроил Саматос. О! Саматос глубок, как глубоко Глубокое Синее Море, и я ожидаю, что таким образом он полагает выгодно уладить множество дел. Множество — а не только твое, мой пес.

Интересно, чем все обернется! По–моему, Артаксеркс впадает в детство в двадцатый или двадцать первый раз. Суетится из–за пустяков. Трудноизлечим, выражаясь точнее. Прежде он был неплохим магом, но у него портится характер: в последнее время он стал совершенно непереносим. Когда он заявился к старому Саматосу и, откопав его деревянной лопатой средь бела дня, вытянул из норы наружу за уши, саматист счел, что это уж слишком, — и меня это нисколько не удивляет. «Столько беспокойства, как раз в мое самое лучшее время для сна, и все из–за какой–то там несчастной шавки», — так он мне пишет, и можешь не краснеть.

Итак, когда оба они слегка поостыли, он пригласил Артаксеркса на русалочью вечеринку, и вот так все и произошло. Они вытащили Артаксеркса поплавать под луной — и он теперь никогда уже не вернется ни в Персию, ни даже в Першор. Он влюбился в пожилую, однако премилую дочь очень богатого морского царя [49], и они поженились на следующую же ночь.

Возможно, это и неплохо. В Океане некоторое время не было постоянного официального Мага. Протей, Посейдон, Тритон, Нептун [50] и прочие им подобные — все они давным–давно превратились в пескарей или в мидий; и в любом случае они никогда не интересовались ничем и не заботились ни о чем за пределами Средиземноморья: слишком уж увлекались сардинами. Старина Нйорд [51] тоже давным–давно отошел от дел. И потом, разумеется, он ведь мог уделять делу только половину внимания после своей глупейшей женитьбы на великанше. Ты, вероятно, помнишь, что она влюбилась в него, потому что у него всегда были чистые ноги (это так удобно дома!), и разлюбила его, когда уже было слишком поздно: оказалось, что ноги у него всегда мокрые. Я слышал, нынче он совсем развалился. Совершенно одряхлел, бедняга. Ужасно кашляет из–за мазута в Северных морях. Греется сейчас на солнышке где–нибудь на побережье Исландии.

Был, конечно, еще Старик–из–моря [52] [Протей, Посейдон, Тритон, Нептун — морские боги греческой и римской мифологии. Нйорд — норвежское морское божество. Старик–из–моря — персонаж из «Тысячи и одной ночи».]… Ну, этот хоть и мой двоюродный брат, но гордиться здесь абсолютно нечем. Та еще обуза: не желал ходить, вечно требовал, чтобы его кто–нибудь носил, — о чем, смею надеяться, ты слышал. Оттого и помер: сел год или два назад на плавучую мину (если ты знаешь, что это такое), прямо на одну из кнопок [53]! Даже моя магия в данном случае ничего не смогла поделать. Это было хуже, чем с Шалтаем–Болтаем [54].

— А как же насчет Британии? — спросил Роверандом, поскольку он все–таки был английской собакой; хотя в действительности ему было скучновато слушать все это, а хотелось услышать еще что–нибудь о своем волшебнике. — Я думал, Британия правит волнами…

— В действительности она никогда даже ног не замочила. Она предпочитает фамильярно похлопывать на бережку львов по загривку и восседать на пенсе, держа в руке вилку для рыбных блюд [55]. И уж конечно, из моря можно извлечь нечто гораздо большее, нежели волны.