Дом - Малышев Игорь (мир бесплатных книг TXT) 📗
Увидев, что веки спасённого приподнялись, Урт наклонился над ним и ломающимся от волнения голосом прошептал:
— Живой… Что б в воду больше не ногой! Увижу — до смерти защекочу.
Высказавши это, водяной, чуть не плача, отвернулся и сел спиной к человеку.
Ваня вспомнил что видел перед тем, как его проглотила темнота: сияющего гиганта на фоне синего неба, ленивые движения плавников и хвоста, за которыми угадывалась необоримая сила, всплывающую вверх тростинку, бессильные попытки сделать вдох, гаснущее солнце. Ему стало страшно, он перевернулся лицом вниз, уткнулся в жёсткую осоку и заплакал, вздрагивая плечами и тихонько подвывая. Он вдруг понял, что ещё немного и с ним случилось бы что-то такое, о чём страшно не только думать, но даже и догадываться. Как будто бы кто-то принёс ему большой мешок с подарками и когда радостный мальчик подошёл ближе, его схватили и попытались запихать в чёрную душащую темноту, открывшуюся в жерле мешка.
Детские слёзы скоро кончаются. Устав плакать, Ваня повернулся к реке и, продолжая временами всхлипывать, стал смотреть на весело журчащую воду.
— Как же ты тростинку не удержал? — усталым от пережитого испуга голосом спросил Урт.
— Её сом хвостом задел, — ответил мальчик, вытирая мокрые глаза.
Водяной вздохнул, сорвал стебелёк медуницы, стал есть цветы.
— Пока ты в реке, ты в опасности. Ты ведь не лягушка и не рыба. Вода только и ждёт, пока ты зазеваешься, — Урт хлестнул травинкой по речной глади. — Я чуть с ума не сошёл от страха. Думал, ты совсем захлебнулся, — покачал он головой, помолчал. — Привязался я к тебе…
Клонилось к закату румяное летнее солнце. Высохли мокрые Ванины ресницы. Пропали радужки перед глазами. Сошла краснота с растёртых век.
Вечерело. Трещали в прибрежной траве кузнечики, журчала тихая речка Ягодная Ряса, закручивала крохотные водовороты. Куковала в лесу прокуда-кукушка. Весело плескала красными от заката брызгами весёлая рыбья мелочь. Откуда-то вылезли первые комары и завели тоненькими голосками свои песенки.
Ниже склонились к воде лозинки.
— А сом-то какой красивый, а? Солнце на спине вёз… Век бы смотрел, — ни к кому не обращаясь сказал Урт.
— Я бы тоже, — откликнулся мальчик.
Друзья помолчали. Им обоим вдруг стало очень хорошо оттого, что они вместе увидели такую красоту.
— Ладно, иди домой. Вечер. Пора тебе. Фоме — привет. Завтра приходи, — сказал водяной, махнул на прощание рукой и погрузился в покрытый ряской мелкий речной затон, на который уже ложились густые вечерние тени.
Глава 9
Про пенки и просторы. — Водолаз или сенбернар. — Гости из книжки. — Дом смеётся. — Мышиная радость. — Через окно на волю. — Маменька и папенька уходят и возвращаются. — Пенки!
В тот день маменька с самого утра взялась варить земляничное варенье. Ради такого случая в доме растопили печь и вскоре в большом белом тазу уже хлюпало и пенилось фиолетово-красное густое варево. Маменька никогда и никому не доверяла этого дела и всё делала сама — и ягоды мыла, и сахар отмеряла, и огонь разводила. По дому плыл сладкий манящий запах полевой земляники, которая густо усеяла в этом году крутые склоны окрестных оврагов.
Ваня сидел за столом у окна, нюхал запахи, доносящиеся из кухни, глотал слюнки и безнадёжно смотрел в сад. Ему очень хотелось сладких пузыристых пенок, что маменька большой ложкой собирала с поверхности варенья, но сейчас шёл урок математики и выходить из комнаты ему было строго-настрого запрещено. Перед ним лежал потрёпанный задачник и тетрадка. В саду порхали мотыльки, покачивались тёмно-зелёные заросли кусачей крапивы, шуршали листья черёмухи, верещали в саду дрозды, стрекотали кузнечики, лениво перекликались петухи. Временами откуда-то издалека доносились горячие запахи поля, словно кто-то невидимый забрасывал в окно целые охапки свежескошенных трав: пастушью сумку, колокольчики, кукушкин горицвет, одуванчики, повилику, клевер… Словно большое душистое облако они накрывали мальчика, кутали, набивались в непослушные волосы, складки белой рубашки, щекотали в носу. Сквозь садовые заросли виднелись подёрнутые знойной дрожащей дымкой холмистые просторы.
— Вон как там далеко хорошо, — думал Ваня. — Уйти бы туда, в поля, луга. Или хотя бы пенок поесть…
Он вздохнул и повернулся к учебнику. Задачка не решалась. Скоро должна была придти Марья Петровна и проверить, как он справляется с заданием, а у него не было сделано ничего. За те полчаса, что она дала ему для решения, он успел только переписать в тетрадь условие, да поставить под ним большую чёрню кляксу, похожую на собаку.
— Водолаз, — подумал Ваня. — Или сенбернар. Кого-то из них я в книжке видел. А может, это одно и то же? Да-а-а… Ничего-то я не знаю, вот жизнь…
Ваня расстроено почесал щёку, вдохнул запах варенья и снова отвернулся к окну.
Где-то там, в зарослях спал в жаркой своей шубе садовый Голявка. Мальчик представил, как тот тяжело дышит во сне, рот открыт и видна розовая голявкина пасть с маленькими белыми клычками. Иногда он ворчит и потягивается не открывая глаз. При этом из мягких серых лапок показываются изогнутые и острые, как рыболовные крючки, когти. Маленькие мушки пролетая, задевают волоски на его спине и садовый забавно вздрагивает.
В коридоре послышались шаги Марьи Петровны. Ваня проворно наклонился над тетрадью.
— В одной комнате находилось двенадцать гостей. Три гостя вышли. Потом вышло ещё два гостя и три вернулось… — наверное уже в двадцатый раз стал перечитывать задачу Ваня.
Меж тем Марья Петровна входить не спешила. За дверью послышалась какая-то возня и девичий голос спросил:
— Ваня, ты дверь держишь?
— Нет, — удивлённо произнёс мальчик.
— А чего же она не открывается?
— Не знаю.
Ваня встал из-за стола и потянул дверь на себя. Та не поддавалась. Повиснув на ручке, он упёрся ногами в стену, кряхтя с натуги, снова попробовал открыть. Дверь стояла как вкопанная. Тут всё вокруг словно бы чуть дёрнулось, словно кто-то невидимый встряхнул мальчика, и перед глазами у него заплясали весёлые прозрачные искорки, похожие на тех крохотных существ, каких можно, сильно приглядевшись, увидеть в пригоршне зеленоватой прудовой воды. Ваня повертел головой.
— Бр-р-р!
Наваждение исчезло.
— Я пойду кого-нибудь на помощь позову, — сказала Марья Петровна.
В этот момент из-под кровати выполз Фома и задыхающимся голосом, словно за ним целое утро собаки гонялись, пробормотал:
— А ну-ка подвинься, отрок, — и взялся за ручку двери. — Помогай, что столбом стоишь? — бросил он Ване через плечо.
С лёгким скрипом дверь открылась. Мальчик выглянул за дверь, гувернантки нигде видно не было. Фома вытер рукавом из мешковины потный лоб.
— Дом дурит, — пожаловался он Ване. — С самого утра балует. Ни одна дверь по-человечески не открывается. Кукушка в часах, и та взаперти сидит, не может время сказать.
— Что это он? — удивился Ваня.
— Варенья нанюхался. Уж больно любит он, когда варенье варят. Он от запахов этих сам не свой становится, блажить начинает. Вот и сегодня, когда в море, говорит, уйду, от влаги все двери разбухнут. Привыкайте. То ли шутит, то ли дурью мается, — домовой сокрушённо покачал головой. — А я теперь бегаю, всем помогаю. Тут подтолкнёшь, там плечом упрёшься. Всё ж я домовой тут, мне и за порядком следить.
— Как это? — не понял Ваня. — Тебя ж увидят!
— Да я невидимкой. Измотался весь. С людьми морока, да тут ещё кукушка каждые пятнадцать минут вылезти норовит. Куковать ей, вишь ты, надо. Работа такая у неё. Тоже не бросишь.
