Белый олень - Тэрбер Джеймс (читать книги регистрация txt) 📗
Король выпил ещё одну чашу, и лишь тогда к нему вернулась речь.
— Послушай, Тэл, мне нравится вино, хоть кожей малость отдаёт оно. Скажу без хвастовства, что я в седле держусь прочней, чем стоя на земле. Я не люблю чудес — хватило б сил, я б колдунов извёл и запретил. Да, простота и грубость — мой порок, и милых дочерей не дал мне Бог. Прости, коль что не так — моя вина, но колдовство коварнее вина. Перед проклятой силой колдовства моя б не устояла голова.
Он снова отпил из чаши:
— Розанорой стал олень, Квондо — Принцем стал, кто ж в прекрасный этот день чары разорвал? А зачем их наводили — чем мы вдруг не угодили?
Он опять обрушил на стол мощный удар и потребовал тишины.
— Горькое и сладкое волшебство…— начал Клод. Он хотел найти рифму, но махнул рукой, — объединило великий дом Клода с великим домом Тэра, — и отпил из огромной чаши. — Я бы мог запросто обогнать и перепить этого человека в самый лучший день его жизни, хотя это к делу не относится… Сегодня мы видели чудо, только как его понять… Твоё слово, Тэл.
Он сел и снова встал с некоторым трудом.
— Предоставляю тебе слово, о юный Принц Тэл! — торжественно сказал он и снова сел.
Все глаза были прикованы к высокому юному Принцу, кроме глаз Тэга и Гэла, которые шёпотом переругивались между собой.
— Это у тебя не от сладкого запаха, а с перепою мозги размякли!
— А тебе надо было завести Дракона большим-большим ключом!
— Молчать! — рявкнул Клод, а Принц Тэл встал и начал рассказ о колдовстве, постигшем его сестру и его самого.
— Родитель мой, Великий Тэр Нортландский, был в юности шалун и сердцеед, — начал Принц. — Хорош он был и на пиру, и в битве, и ключики сумел он подобрать к полсотне нежных девичьих сердец.
— Ух! — ухнул Клод. — Валяй дальше!
— Случилось, что одна из этих дев была чернявой и ревнивой ведьмой. Звалася Нэгром Яф, и в тот же день, когда отец последний сделал выбор и в жены взял достойную принцессу, дала зарок семейство извести, наслав на весь наш род дурные чары.
И вот что случилось с нами. Год и двадцать дней назад мы с Принцессой Розанорой скакали в Пуще Гвайна. Солнце село, поднялся ветер, и мы заблудились. Выглянул лунный серп — в его свете мы заметили существо, которое лежало в траве подобно сдохшему или спящему ястребу, но не успел я сойти с коня, как оно вспорхнуло и пролетело перед глазами, оставив за собой след из страшных знаков. Это отвратительная ведьма в услужении Нэгром Яф напустила свои мерзкие чары, и мы застыли как каменные на каменных конях. Розанора превратилась в оленя, которого можно расколдовать только, если королю с тремя сыновьями удастся загнать его, но и тогда она не вспомнит и не сможет назвать своего имени. И лишь в тот день и час, когда один из принцев признается ей в любви, презрев все сплетни и пересуды, страхи и сомнения, чары рассыплются, как хрусталь при ударе о камень, и она снова станет Принцессой Розанорой.
Король Клод жевал свой ус.
— А что, если бы юный Принц Джорн не признался ей в любви? — спросил он.
— Если бы любовь изменила моей сестре трижды, — ответил Тэл, — она проблуждала бы без имени всю свою жизнь.
— Эти чары, — вмешался Писец, — не оформлены должным образом. Поэтому их нужно немедля записать и подтвердить, и тут же при свидетелях заверить. Из основных законоположений важнейшее гласит, что если нет бумаги — нет и факта, и все вышеозначенные чары, как это будет признано судом, бессильны, недействительны, напрасны, обманны, ложны, и попасть в их плен способен лишь простак. Имеем мы здесь дело с делом А и делом В, иначе говоря, здесь речь сейчас идет о Розаноре и о Тэле, и для удобства дела, обозначим их цифрами Один и Два; тогда в том случае, когда судья небывшим любой из этих случаев найдет, в порядке должном отменивши факт, то значит, что такого не бывало. В подходе этом много больше смысла и гибкости, чем в пошлом утвержденье, что если что-то было на земле, то значит — было.
— Бы-бо-ба-бе-бу, — передразнил его Клод.
— Колдовство же, напущенное на меня, — продолжил Тэл, — было несколько иного рода. Я превратился в карлика, помнил своё имя и имя Розаноры, только не мог их назвать или рассказать прямо или намёком о том, что приключилось с нами, ни ей, ни другим людям. Лишь в тот день и час, когда принц, презрев все сплетни и пересуды, страхи и сомнения, признается в любви Розаноре, я вновь должен был стать Принцем Тэлом. Но если бы любовь изменила Принцессе трижды, оставался бы я карликом Квондо до конца своих дней.
— Как ты сюда попал, и как попала твоя сестра в злосчастный этот лес? — спросил Клод.
— В год нашего несчастья она пробежала через двадцать царств, а я в облике Квондо следовал за ней, отстав на сто лиг. Менестрели, рыцари и странники показывали мне путь, по которому пробежал самый быстрый в мире олень, и я шёл дальше. Я совсем потерял её в снежные месяцы, и забрёл сюда, потому что люди рассказали мне историю о Заколдованном Лесе, влекущем к себе всё зачарованное, и моё сердце наполнилось надеждой. Сир, вы были королём и у вас было три сына, как сказано в заклятии. Чтобы не дармоедствовать, я кормил ваших псов и коней, а каждую ночь тайком выскальзывал из окна моей комнаты и уходил в Заколдованный Лес.
И, наконец, она пришла. Я видел, как, подобно лунному свету, она пронеслась по снегу сквозь облака светлячков, и я встретил лесного колдуна, могучего колдуна Ро. Я не мог назвать ни своего имени, ни имени Розаноры, ни рассказать нашу историю, но мудрец и сам знал всё, что надо знать. Однажды он явился нам в облике менестреля и пропел песню об олене, быстром, как свет…
— То-то мне показался знакомым этот плут! — воскликнул Клод. — Я так и сказал тогда.
Высокий Принц улыбнулся и продолжил рассказ.
— Так и этак колдун выигрывал время. Ведь это он задержал Тэга и Гэла и помог Джорну. Его волшебством Принцы вернулись домой не поодиночке, а вместе.
— Так это он был тем толстячком на дереве! — удивился Тэг.
— Так это он был тем стражем в синем! — догадался Гэл.
— Так это он был тем малым, который надоумил меня, как быстро набрать вишен! — воскликнул Джорн.
— Я знал, что только чудо и волшебство возвратили их к дому в один момент. Я так и сказал тогда! — воскликнул Клод.
— Не помню, чтобы вы сказали это, — возразил Писец.
— И я не помню, — подтвердил Токо.
— И я тоже, — вставил своё слово Лекарь, который бил себя по коленке под столом, чтобы проверить рефлексы.
— А я помню! — сказала Розанора. — «Это чудо и волшебство!» — воскликнул он. Я это ясно слышала.
— Она умна не меньше, чем мила! — заметил Клод. — В кругу таких болванов и балбесов мне остаётся в рог трубить в пустыне, — и он поднял полную чашу вина, которую поставили перед ним.
— Тем и кончается рассказ о чарах, которые злая сила навела на Розанору и на меня, — сказал Тэл, — а остальное — вы знаете.
Он поклонился Королю и сел.
— Мне остаётся в рог трубить в пустыне, — повторил Клод, и, казалось, готов был заплакать, но тут весело грянули лиры и скрипки, Король Клод встал и поднял чашу с вином.
— За здравие и радость! — сказал он, обратившись к Розаноре и Тэлу, к Розаноре и Джорну. — И ещё за Тэра, могучего Короля, второго на охоте, может быть. Всем за него приказываю пить!
Лиры и скрипки изливали радостные звуки, а Королевский Маг выпустил целую стаю белых голубей и устроил дождь из красных роз. Лекарь, которому от голубей и роз всегда хотелось чихать, вскочил и попятился из зала, кланяясь и чихая. В тёмном коридоре он споткнулся о громадного сонного лопоухого пса, шлепнулся на спину и захромал в свой покой, чихая и возмущаясь. А Маг устроил тем временем над лирами и скрипками серебряный фонтан и осыпал всех золотым дождём.
Старый Токо встал и продекламировал надпись для солнечных часов, которая пришла ему голову, пока он наблюдал, как Джорн танцует с Розанорой, а Розанора — с Тэлом:
