Эй, прячьтесь! - Сая Казис Казисович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
Одной ногой она нащупала цепь, на которой висело ведро, обхватила ее когтями и решила подождать, пока поутихнет злосчастный ветер.
И тут из избы вышел Микас, которого послали за водой. Он был весел и бодр: сегодня был день его рождения, о котором он и позабыл. Утром мама разбудила его, расцеловала и, замесив сладкий пирог, велела позвать в гости Расяле с Гедрюсом.
Папа уже ушел на работу, но Микас чувствовал, что и он принес какой-нибудь подарок. Поскорей бы спекся пирог, поскорей бы настал вечер!
От избытка чувств или потому, что солнце било в глаза, Микас надел ведро на голову. Холодные капли потекли за шиворот, он поежился и сбросил ведро наземь. Перепуганная звоном, индюшка захлопала крыльями, Микас поднял голову и удивился: огромная незнакомая птица сидит на журавле! Наверно, орел! Надо бежать домой и сказать маме! И вдруг Микас понял – да это же отчаянная индюшка…
– Кыш! – крикнул он. – Еще колодец засоришь своими перьями.
Индюшка не послушалась, и Микас, набрав камней, принялся швырять в нее. Пустил один – мимо, пустил второй, третий…
Мама увидела из окна и крикнула:
– Ты что делаешь?! Что ты делаешь?!
Пока она вытерла руки от сладкого теста, пока выбежала во двор, было уже поздно. Индюшка с подбитой ногой шлепнулась в огород, между грядок.
– Что она тебе сделала, разбойник! Вот тебе бы кто-нибудь камнем… – бранилась мама и тут же, ласково уговаривая, попыталась поймать индюшку. Бедная птица металась среди качанов капусты, помогая себе крыльями, а Микас не смел подойти ближе, чтобы помочь маме. Часто-часто моргая, он добрел до березовой рощицы, сел под деревом и горько заплакал. Жалко было обиженную птицу, испорченный праздник, даже вкусно пахнущий пирог больше не манил его.
За что он обидел ни в чем не повинную птицу?.. Просто надоели ему вечно голодные индюки, которые бродят по двору и болбочут.
Когда, успокоившись, Микас пришел домой, у сеновала уже стояли Гедрюс в новой ковбойке, Расяле с голубой лентой в волосах и мама с папой. Мама держала индюшку, а папа привязывал ей к ноге лучинку. Увидев Микаса, все замолчали, только Расяле не выдержала и сказала:
– Уж такой бессердечный… Уж такой разбойник… Самого страшного разбойника страшнее!
– Я только спугнуть хотел… – негромко отозвался Микас. Он словно просил, чтоб его отругали, чтоб папа что-нибудь сказал, даже ремнем вытянул!.. Микас получил бы по заслугам, и все бы образовалось.
Но отец даже не взглянул на него. Кончил перевязку и сказал маме:
– Отпусти ее, посмотрим…
А детям:
– Отойдите в сторонку, не пугайте ее.
Индюшка, ковыляя, скрылась за сеновалом. Мастер, не проронив больше ни слова, ушел в избу, мама – в хлев, а Расяле снова повторила:
– Разбойник! Пошли, Гедрюс, домой, раз он такой…
– Подождите, – просил Микас. – Мама пирог испечет.
– Пирог!.. – отозвался Гедрюс. – Радуйся, что по шее не схлопотал.
– Я знаю… Да я и не хочу. Но вам-то уж наверно дадут! Гедрюс поколебался немножко, пошарил в кармане, потом вытащил пистонный пугач и сказал:
– На, Это тебе на день рождения…
– Будешь настоящим разбойником! – не отставала Расяле. – Бедной индюшке ножку подбил.
Всю зиму Хромуша провела в заточении в хлеву вместе с курами, которые до смерти надоели ей своими постоянными жалобами:
– Ох-ох-ох-ох… Снесу-снесу, вот-вот снесу!.. – квохтала одна.
Другая отвечала:
– Снесешь – куда понесешь? Снесешь – куда понесешь?
Дождавшись весны, Хромуша приглядела в куче хвороста укромное местечко и снесла несколько больших веснушчатых яиц. Она никому не хвасталась, в кучу хвороста зря не лазила, но какой-то негодник все равно нашел гнездо и украл ее сокровища. Осталось одно-единственное яйцо, да и то не самое красивое. Печальная Хромуша снесла рядышком еще одно – последнее, и села высиживать. Думает – вылупится парочка индюшат, пойдут новые заботы, новые радости…
Да где уж там… Пришел Микас рубить хворост, увидел Хромушу и тут же маме сказал. Та решила, что там сидеть неудобно – и дождик добирается, и коты вокруг бродят… Устроила на сеновале уютное гнездо, положила в него голубые яйца и, ласково уговаривая, усадила на них индюшку.
– Сиди, Хромуша, высиживай…
Индюшке не очень-то нравилось, что люди вмешиваются в ее личную жизнь, но… рядом с новым гнездом были тарелочка с зерном и мисочка с водой – лучше ведь не найдешь…
Четыре недели Хромуша грела своим телом яйца и ждала рябеньких индюшат, а вылупились нежные пушистые утята. Индюшка заботилась о них как умела – только бы были сыты, в тепле, только бы не хворали да не пропали. Летать она давно не помышляла, только старалась своей увечной ногой нечаянно не наступить кому-нибудь из пискунов на лапку.
Баловни-утята росли и с каждым днем все меньше слушались. Увидят лужицу, заберутся в нее и бултыхаются, глупыши. Ни травы там не найдешь, ни приличного жука – одна грязища. Лучше бы в песке возились, как куры. Хромуша хоть знала бы, что никто не утонет. А то приковыляют из какой-нибудь лужи – грязные, озябшие, с мокрыми брюшками, – а ты их, озорников, согревай да суши…
Однажды после страшной грозы и невиданного ливня, когда двор превратился в сплошное озеро и все приличные птицы попрятались под крышу, беспокойное индюшкино потомство ушло без спросу: перебрались вперевалочку через двор, пролезли через дыру в плетне и гуськом побрели куда-то в дальнюю даль.
Хромуша думала – они во дворе поплещутся – и не поспешила за ними. Вышла посмотреть – нету. Прислушалась – где-то на опушке леса слышен писк! Бросилась бегом за ними, застряла в дыре, выдрала несколько перьев, даже увечная нога заныла… Прихрамывая, помогая себе крыльями, взбежала она на пригорок и, переведя дух, крикнула:
– Несмыш!.. Смерти себе ищ…
Но утята, не оборачиваясь, спешили туда, где гремел и упоительно пахнул аиром набухший после ливня ручей. Добрались до берега, даже не огляделись, как удобней подойти – продрались через вереск, через кусты и – бултых – прямо в стремнину. Звонкий поток подхватил их и, покачивая, понес к заросшей тростником заводи.
– Утонете! Ковыляшки несчастные! – не своим голосом завопила Хромуша и кинулась им на помощь.
От быстрой ледяной воды у нее даже дух захватило. Утята весело плескались в заводи, среди мясистых листьев аира, а индюшка даже окликнуть их не сумела. Забила лапами, чтоб подгрести к ним, но ручей как будто с ума сошел – хохоча и крутя у каждого камня, он уносил ее все дальше, в черный лес.
Закоченевшие ноги задевали то за утонувшую корягу, то за скользкий, поросший водорослями камень, но Хромуша не могла удержаться. Поток швырял ее с боку на бок, перья отсырели и тащили на дно. Индюшка подогнула ноги, замерла и пустилась по течению – будь что будет…
У брода на голубоватом камне с «чертовым следом» стояли гномы. С ивняка и кустов ольхи падали тяжелые капли, гномы нахлобучили капюшоны, так что Мудрика, Мураша, Оюшку и Дилидона нелегко было узнать.
Гномы пришли проверить, не унесла ли высокая вода их берестяную лодочку, в которой они намеревались спуститься по ручью до озера, узнать, почему замолкли соловьи, обитающие в прибрежных рощицах? Куда девался Живилёк? Почему, обернувшись птицей, он забыл о своих братьях гномах? Но на том месте, где раньше стояла лодочка, теперь восседала огромная перепуганная лягушка и широко разевала пасть.
Гномы никогда не унывали. Вот и теперь они сразу же стали обсуждать, выдалбливать ли новое судно или отложить экспедицию до весны.
– Глядите, Хромуша плывет! – вдруг крикнул Мураш.
Гномы прекрасно знали прошлогоднюю чемпионку по полетам. Теперь они решили, что в этом году Хромуша, чего доброго, занялась плаванием… Но вскоре все поняли, что птица попала в беду.
– Правей, правей забирай! – крикнул Мудрик. – Правей! Там мелко!
