Сказочные повести. Выпуск десятый - Виткович Виктор Станиславович (книга регистрации txt) 📗
Стоя в коробке, Лиля сквозь новенькие шёлковые ресницы видела, как Галина Ивановна напоила Тату из носика чайника и ушла, посмотрев ещё раз на дочку с порога.
Потом Лиля услышала, как Татина мама закрыла наружную дверь на все замки. Когда шаги на лестнице затихли, Лиля приподнялась, облокотилась кукольными руками о края коробки, повертела головой и сказала:
— Тата!
Больная не ответила.
— Это я! Лиля! — захныкала кукла. — Погляди на меня!
— Не хнычь! — сказала с чайника управдомша.
Лиля терпеть не могла, когда ей делали замечания. Поэтому она даже не поглядела, кто говорит.
— Хочу — хнычу, не хочу — не хнычу! — сказала она и топнула своей шарнирной ножкой о картонное дно коробки. Потом всё-таки посмотрела и увидела управдомшу.
— Ты на чём сидишь? На чайнике?! Ха-ха-ха!..
— Не хохочи! — сказала Алла Павловна.
— Хочу — хохочу, не хочу — не хохочу! — сказала Лиля и показала игрушечный язык.
— Чего распищались? — раздался голос повара. Он перелез через порог и увидел Лилю. — Фью! Тебя ищут там, а ты тут!..
Взобравшись по уголку одеяла на постель, повар продолжал:
— Мы тебя, Лиля, искали, искали…
Управдомша хмыкнула с чайника:
— Ты её очень искал!
Не обратив внимания, повар весело говорил:
— Надо разбудить Тату, вот обрадуется! Хотя какое мне дело…
— Тата! — заорала Лиля.
Все трое — Лиля, управдомша и повар склонились над девочкой.
— А мы не заразимся? — опасливо спросила Лиля, и все сделали кукольный шаг назад.
— Дураки, — сказала управдомша. — Как мы можем заболеть? У нас же внутри ничего нет!
Куклы потёрли маленькие ручки и приободрились. Повар сказал:
— Хорошо жить, когда внутри ничего нет!
И все опять придвинулись. Алла Павловна приложила свою тряпичную руку к Татиному лбу.
— Температура, как на чайнике!
8
У Могэса сегодня выдался трудный день. Уже два раза он отнёс к себе в мастерскую полный чемодан кукол и снова вышел на поиски кукольных душ.
Ну разве можно было пройти мимо поливочной машины: представьте, только что прошёл дождь, улица была мокрая, а шофёр вовсю поливал мостовую, чтобы только вылить воду и выполнить план литро-километров. Пришлось шофёра — в чемоданчик! Между прочим, пустая поливочная машина до сих пор стоит возле «Гастронома», и на неё никто не обращает внимания.
Потряхивая чемоданчиком, Могэс возвращался, обходя куски ломаного асфальта, сваленные на обочине мостовой. Было это возле Патриарших Прудов. Могэс вспомнил, что на этом месте уже три раза ломали асфальт, варили его с ужасным дымом и заливали опять, и всё потому, что четыре учреждения — водопровод, канализация, электрокабель и телефонная станция — даже не пробовали договориться сделать ремонт сразу всем вместе. «Надо разобраться, кого в куклу», — озабоченно подумал Могэс.
У какого-то дома он наткнулся на доктора Кракса, который выходил из подъезда, пряча в бумажник очередную десятирублёвку. Увидев Могэса, Кракс насмешливо улыбнулся и остановил его.
— Слушайте, — сказал он, иронически щурясь. — Я давно хотел спросить… Это про вас болтают, что вы превращаете людей в кукол и обратно?
— Да, я волшебник, — скромно ответил Могэс.
— Я так и думал, — сказал Кракс. — Это такая распространённая профессия… Ну, превратите меня в куклу — ха-ха — я разрешаю.
Могэс грустно поглядел на Кракса.
— Просто не понимаю, — сказал он. — У нас столько хороших детских врачей. Лечат бесплатно. С дипломами. А вас выгнали из поликлиники за то, что вы давали от головной боли борный вазелин, и за то, что брали деньги. Почему же у вас столько пациентов?
Кракс смерил Могэса ироническим взглядом.
— За десятку, так и быть, открою вам эту тайну!
— Пожалуйста! — Могэс вручил ему деньги.
— Ну вот, поэтому ко мне и ходят. — Кракс подмигнул, спрятал десять рублей и влез в «Москвич». — На мой век хватит мам, которые дрожат за своих малюток!.. — высунулся и добавил: — Если бы я брал по рублю за визит, ко мне бы не обращались! — Он сделал Могэсу ручкой и уехал.
Мы понимаем, что у девяти читателей из десяти на этом месте появится недоверчивая улыбка: почему Могэс тут же, сейчас же, немедленно не превратил Кракса в куклу? А-а, милые мои! Вы ещё не знаете главного. Могэс не только превращал людей в кукол, но и… Впрочем, не будем забегать вперёд. Скажем пока только, что Кракс уехал целым и невредимым.
Подъезжая к своему дому, Кракс с неудовольствием заметил Галину Ивановну, которая нервно ходила, ожидая его. Наехав двумя колёсами на край тротуара, «Москвич» остановился, и Кракс вылез спиной.
Татина мама забормотала:
— Извините… Это опять я…
Что-то проворчав, Кракс сунулся в машину, чтобы вынуть ключ зажигания. Галина Ивановна продолжала:
— В аптеке сказали, капли «тяп-тяп» втирать, а вы сказали — семь ложек в день…
— Ну и что? — безмятежно спросил Кракс, проверяя, хорошо ли закрыты дверцы машины.
— Так как же? — спросила она растерянно.
Переложив трубку из одного угла рта в другой, Кракс снисходительно сказал:
— Известны ли вам, милая моя, имена Гиппократта, Галена и Абу Али Ибн-Сины?
— Нет… — виновато сказала Татина мама.
— Вот видите! — сказал Кракс и опять нырнул в машину за тортом «Сюрприз».
Он вынырнул и докончил:
— Когда мы играли в лапту с небезызвестным Полем де Крюи, он мне обычно говорил: «Сила не в том, чтобы быстро бегать, а в том, чтобы раньше выбежать». — И, прищурясь, Кракс посмотрел на Татину маму. Она вежливо кашлянула.
— А лекарство давать или не давать?
— Где рецепт? — спросил Кракс. Галина Ивановна протянула рецепт, Кракс спрятал его в жилетный карман.
— Не надо лекарства. Завтра утром ваша девочка будет прыгать. У неё… Куда я девал ключ? — Он пошарил в кармане. — У неё… Ах, вот он!.. У неё сущие пустяки!
— Пустяки?!
Кракс устало поглядел на Галину Ивановну.
— Если профессор элоквенции говорит вам, что пустяки, — значит, пустяки!
— Большое спасибо, профессор! А я так беспокоилась!
Галина Ивановна провожала его до подъезда. Кракс смотрел на неё, а сам думал совсем о другом: «Не забыть положить в холодильник будильник… Тьфу, чайную колбасу!»
А Татина мама в это же время думала: «Ведь это не просто профессор, а профессор элоквенции!»
Знаете ли вы, читатель, что такое «элоквенция»? Признаться, мы недавно тоже понятия не имели об этом. Спросили одного, спросили другого; наконец пришлось обратиться к самому Краксу, как будто мы пациенты и интересуемся. Он объяснил, что элоквенция — наука о том, как при помощи слов убедить кого угодно в чем угодно. Первым профессором элоквенции, сообщил нам Кракс, был древний грек Демосфен, читавший лекции с камешком во рту, а он — Кракс — последний профессор, и единственный. И когда он, Кракс, умрёт, — эта наука кончится на земле. Теперь вам понятно, что такое элоквенция?
Итак, Кракс открыл свою дверь французским ключом, а Татина мама спросила ещё раз:
— Значит, утром Таточка будет здорова?
Кракс кивнул, и Галина Ивановна просияла.
— Большое спасибо, доктор… профессор… Извините за беспокойство!
— До свиданья, милая… — небрежно сказал Кракс, закрывая за собой дверь. И Татина мама радостная побежала домой.
Некоторое время улица была пуста. Потом, откуда ни возьмись, появился Могэс. Он подошёл к «Москвичу» доктора Кракса и тихо позвал:
— Валентина!
Целлулоидная куколка, висевшая в машине, испуганно повернулась на резинке. Могэс ткнул пальцем в треугольное окошечко, и куколка, раскачавшись на своей резинке, открыла его.
— Ну, как тебе тут?
