Ночная Мышь, или Первый полет - Кондратова Мария (полные книги .TXT) 📗
Ночная Мышь собиралась открыть дверь и вежливо сказать романтической корове:
— Здравствуй Икка, как мы рады тебя видеть! — но Иккины слова сбили её с толку, и она выпалила совершенно другое:
— Мы не думаем, мы спим. Ты вечером приходи, тогда мы с Зайцем, наверное, что-нибудь надумаем.
— Понятно, — зловещим трагическим шёпотом сказала романтическая корова и швырнула грязную бумажку под ноги Ночной Мыши, — вы тоже… вы с ними… вы заодно. — Икка бросила последний — укоряющий — взгляд на домик с круглыми окнами и потрусила прочь тихо, но внятно бормоча:
— Что ж, я никогда никому… Стало быть, не судьба… Прощайте… Вы меня больше не увидите… Никогда, — твёрдо добавила она, обернувшись. — Никогда. — Глаза у Печальной Икки были сухие.
Мышь наблюдала этот странный манёвр с крыльца и озадаченно качала головой. Такая сцена была несколько чересчур… Даже для романтической коровы. Что-то здесь не так. Но крохе до смерти хотелось спать, и у неё не было ни сил, ни желания раздумывать над непонятной выходкой Икки, поэтому она вернулась в свою спаленку и нырнула под тёплое клетчатое одеяло — оно ещё не успело остыть. Засыпая, Мышь вспомнила оброненную коровой бумажку:
«Надо будет её убрать, — зевая, подумала Ночная непоседа. — Обязательно уберу… Вот прямо сейчас встану и уберу…»
Мышь поджала лапки и перевернулась на другой бок — теперь ей снилось, что в огромный оранжевый апельсин превратилась романтическая корова. Икка медленно катилась по Лесу, вопрошая друзей и знакомых:
— Ну, и как же я теперь буду плакать?.. Окончательно и бесповоротно Ночная Мышь проснулась только часа через два. А проснувшись, немедленно вспомнила странные речи Печальной Икки и обещание, что они никогда её больше не увидят. Нельзя сказать, чтобы кроху сильно напугала эта угроза.
«Интересно, Иккино „никогда“, это сколько? — подумала Мышь. — Если я обещаю Зайцу, что никогда не буду тайком пробовать варенье из банок в кладовке, это значит „не раньше обеда“, если я даю обещание утром, и „до самого вечера“, если я обещаюсь сразу после обеда. Но всё-таки я не Икка, а Икка — не я, — продолжала рассуждать маленькая мыслительница. — Иккино „никогда“ должно быть ого-го каким большим… Может быть, мы её целую неделю не увидим…»
Сама собой вспомнилась и брошенная романтической коровой бумажка, которую следовало прибрать до того, как Заяц проснётся, и Мышь шагнула к двери. После долгого сладкого сна её чуть-чуть покачивало, точно матроса на палубе.
Мятый листок по-прежнему валялся на крыльце. Мышь присела на ступеньку и подтянула его к себе.
— Ну-с, посмотрим, что тут у нас пишут! — громко сказала она, вспомнив, что так всегда поступал господин Мауз, открывая вечернюю газету, и принялась водить маленьким чёрным коготком по кривым, неряшливым строчкам.
— КО-РО-ВЫ, — прочитала она по складам, — ПРОЧЬ ИЗ НА-ШЕ-ГО ЛЕ-СА!
Пять минут спустя негодующая кроха в сбитой набекрень жёлтой шляпе вприпрыжку неслась к оврагу, где обитали Птах и его родня. Пуговицы на сарафанчике она застёгивала уже на бегу.
— Их лес… Скажите, пожалуйста! — пыхтела она, взбираясь на пригорок. — А в моём лесу коровам самое место… Пишут ещё… Бумагу переводят… Писатели…
Птах сидел на пеньке неподалёку от родительского гнезда. Вид у него был задумчивый и даже рассеянный, словно он пытался решить в уме очень сложную задачку. Но это не помешало ему по-настоящему обрадоваться, когда он увидел свою запыхавшуюся подружку.
— Ты прости, — смущённо защебетал он, слетая на землю, — я к тебе давно не залетал… Я был…
Но Мышь решительно перебила его, взмахнув злополучной бумажкой:
— Ты это видел?!
— Видел, — поскучнев, признался Птах, — по всему Лесу висят.
— Так этого оставить нельзя, — решительно заявила Мышь. — Икка наш друг и вообще!
Не совсем понятно, что означало «вообще», но вид у крохи был самый воинственный.
— Брось, Мышь, ну что мы можем сделать… — попытался урезонить её Птах.
— Мы его выследим! Мы его выведем на чистую воду… Я ему покажу, как обижать наших коров… — с угрозой произнесла Ночная Мышь.
— Кому покажешь? — испуганно вздрогнул птенец.
— Ему-не-знаю-кому, — мрачно ответила крылатая мстительница.
— Итак, что мы знаем? — спросила она себя, снимая шляпу, чтобы удобнее было чесать правое ухо.
— Ничего… — буркнул Птах и отважился привести последний, как ему казалось, неотразимый довод. — Послушай, а как же тренировки?.. Мы ведь уже добились значительных успехов…
— Ага, — согласилась с ним подружка, — я теперь значительно успешнее шлёпаюсь на землю, у меня даже синяков не остаётся…
— Я как раз хотел предложить тебе новое упражнение… — продолжал гнуть свою линию птенец. Папа говорит — оно «в высшей степени полезное».
— Спасибо, Птах, — крайне серьёзно отозвалась Ночная Мышь. — Но я правда не могу… Когда в Лесу такое творится. Икка ходит — бедная… А я, значит, тренироваться буду?
— Но ты же хочешь летать? — поинтересовался Птах, — или не хочешь?..
— Ох, ну что ты говоришь… — вздохнула кроха из домика с круглыми окнами, — конечно хочу… Только всё должно быть по справедливости, а не только по моему хотенью… А по справедливости надо сначала поймать того, кто обижает Икку, а уж потом крыльями махать. Ох, как мы его отколотим, — воодушевилась воинственная Мышь, — как мы его отлупим, отдубасим и отколошматим…
— Как скажешь… — покорно вздохнул Птах.
— Итак, что же мы знаем? — повторила Мышь, рисуя палочкой на земле непонятные загогулины. — Кто у нас в лесу не любит Печальную Икку? Вещая Птица — раз, Мелкое-Вредоносное — два! Так?
— Ну, да, — вяло согласился птенец.
— Но у Людмилы вчера всю ночь веселились гости. Так?
— А ты откуда знаешь? — встрепенулся птенец.
— Я всё знаю, — отмахнулась Мышь, — потом расскажу… Стало быть, остаётся Вредоносное…
— Но ведь Вредоносное не умеет писать! — пискнул Птах.
— Откуда, — возразила Мышь, — откуда мы это знаем?! Кто в Нечаянном Лесу вообще может сказать, что ему известно что-нибудь о Мелком-Вредоносном?! Вот ты, — ткнула она крылом в сторону Птаха, — что ты о нём знаешь?
— Ну… — задумался птенец, — оно бегает… Стреляет…
— И всё! — закончила за него приятельница, — и это всё, что мы о нём знаем. А что оно делает по ночам?.. Может быть, как раз пишет?…
На это птенцу решительно нечего было возразить.
— Значит так, — командирским голосом подытожила Ночная Мышь, возвращая шляпу на голову, — сегодня ночью идём в разведку. Ты со мной?
— С тобой… — без особой радости подтвердил Птах и добавил тихонечко, чтобы не обидеть подружку:
— Куда ж я от тебя денусь…
Глава 21,
в которой начинается Великий Ночной Поход
Верёвочный Заяц проспал целый день до самого вечера, но всё-таки чувствовал себя разбитым после ночного бега, и, поужинав, тотчас отправился обратно в постель. Бедняга был до того измотан, что даже не стал распутывать верёвочку со вчерашними узелками, чего не случалось с ним уже много лет. У длинноухого мечтателя ломило спину, а лапы были сбиты почти до крови — ведь назад они неслись, не разбирая дороги.
Кутаясь в тёплый клетчатый плед, Заяц с грустью думал, что он не так уж молод, и всё бы ничего, да вот только жизнь прошла, а поплавать на корабле так и не удалось…
Правда, у него есть Мышь… Но она, по всему видно, мечтает — о-хо-хо… совсем не о море…
Лучшим лекарством и от печальных мыслей, и от разбитых лап был сон. Верёвочный Заяц никогда не видел во сне апельсинов, коров и банок с малиновым вареньем. Ему снилось только море. Море, которого он ни разу в жизни не видел.
Поздно вечером, когда на небо огромной жёлтой улиткой выползла полная луна, Заяц давно уже спал крепким военно-морским сном. А Мышь?.. Мышь собиралась в разведку. Наученная горьким опытом предыдущей ночи, она решила оставить дома большую жёлтую шляпу. Уж больно много с нею было хлопот.
