Обыкновенные волшебные часы - Фёдоров Вадим Дмитриевич (книги хорошего качества .TXT) 📗
Снова зазвенело в ушах и захлопало… Промелькнула картинная галерея с хорошо одетыми неизвестными посетителями и плохо одетыми известными художниками… звенит… и появляется рыбоприёмный пункт с прибитой на сарае дощечкой «Подволочье». У причала рыбаки сгружали рыбу: ссыпали в корзины, взвешивали и опрокидывали в большой чан с рассолом… Снова звенит — и перед нами большое, поросшее осокой болото, и у самого края его, в мелколесье, стоит красавец лось, прядёт ушами и с удивлением разглядывает нас. Мы возникли так внезапно, что он даже испугаться-то не успел… «Дальше», — мурлычет Кошка Машка, и Тик-Так принимается крутить стрелку. Часы громко звенят — громче обычного!.. Он силится повернуть ее, но… стрелка больше назад не двигается! Лось, наконец, медленно поворачивается и, оглядываясь уходит в обступивший болото лес. А мы все, встревоженные, сгрудились вокруг часов, трясём их, толкаем стрелку, пытаясь сдвинуть её с места, но тщетно! — она будто приклеилась к циферблату.
— Дальше стрелка не идет! — почему-то громко объявляю я хотя все и так хорошо видят это.
— Значит, надо попробовать повернуть её вперёд! — советует Кошка Машка, и Тик-Так соглашается. Он слегка нажимает на стрелку, и она легко и послушно двигается вперёд… Звон, опять раздается звон, и мы оказываемся на лугу, заросшем высокой травой с ромашками и колокольчиками.
— Стоп, — говорит Кошка Машка. — Давайте подводить итоги. Во-первых, мы можем двигаться назад только до определённого предела. Он как-то связан с той частью фразы, которую забыла старая Рух. Это ясно. Во-вторых, Кота Василия мы не нашли, и я думаю, что самим нам его не разыскать. Грустно, конечно, но это так. Поэтому нужно поскорее попасть в Лапутию. Там мы попросим помощи у его хозяина, который, безусловно, позаботится о благополучии нашего общего друга.
Мы соглашаемся. Доводы Кошки Машки нам кажутся убедительными.
— Но чтобы вернуться в Лапутию, — напоминает Тик-Так, — нужно знать точное время, когда завтра взойдёт солнце в Лапутии.
— Для этого достаточно заглянуть в календарь — там указан восход и заход солнца для каждого дня, — авторитетно заявляю я и, как часто случается со мною в последнее время, сажусь в лужу.
— Нет, — возражает Тик-Так. — Это не так просто, хотя и не слишком сложно. Время в календарях рассчитано для средней полосы, а нам нужно узнать, когда восходит солнце именно в Лапутии. Для этого надо, зная точные координаты местоположения Лапутии, ввести необходимые поправки.
— Но как же мы узнаем это? — удивлённо спрашивает Кошка Машка. — Хотя я прожила всю свою жизнь в Лапутии, мне и в голову не приходило, что следует интересоваться такими неинтересными вещами, как координаты!
— Нет, — возражает Тик-Так и задумчиво смотрит на нас, — координаты Лапутии нельзя назвать неинтересными. Я их помню, и когда я их назову, вы сразу поймёте, почему они легко запоминаются. Лапутия лежит на долготе 33°33?33?. И если от экватора по этой долготе отсчитать к северу 7373737 метров, то есть семь цифр, начиная с семи, чередуя семёрки с тройками, то мы точно попадем в середину Кузакоцкого полуострова, на котором расположена наша Лапутия. Но для того чтобы рассчитать поправки, мне всё равно нужно иметь специальные таблицы и календарь.
До чего же замечательная голова у нашего Тик-Така! Прямо энциклопедия! Мы тут же решили отправиться в какую-нибудь горскую библиотеку, чтобы получить необходимые сведения для определения восхода солнца в Лапутии завтра, пятого августа. А потом уж мы подумаем, как лучше распределить своё время, чтобы успеть освободить Трабаколлу прежде, чем время перевалит за полночь. Сказано — сделано. И мы отправились отыскивать библиотеку.
Снова звенели часы, и снова вереницей проносились люди и события, пока, наконец, мы не оказались на пустынной и просторной улице, утопающей в зелени. В тени платанов и акаций, образовавших над тротуарами сплошной зелёный свод, стояли скамейки. На одной из них сидел вихрастый русоголовый паренёк и сосредоточенно делал рогатку. Рядом с ним валялся растерзанный портфель, из которого высовывались разрисованные обложки книг и тетрадок.
Мы подошли к мальчику, и Тик-Так спросил, не знает ли он, где расположена городская библиотека.
— А вон — направо второй дом, — мальчишка ткнул в сторону рогаткой и снова склонился над этим очень нужным всем мальчикам предметом.
Тик-Так зашагал в указанном направлении, а мы с Кошкой Машкой уселись рядом с мальчишкой.
— Убежал с урока? — спросил я, чтобы завязать разговор.
Мальчишка опасливо покосился на меня, но, безошибочным детским чутьем определив, что ему ничего не угрожает, буркнул:
— Ага.
— С какого?
— С физики.
— Что так? Не выучил, что ли?
— Да, не-е-е, — протянул парнишка и шмыгнул носом. — У нас сегодня контрольная, а мне рисковать смысла не имеет.
— Это как же так? — не понял я.
— А очень просто. Четверть кончается, а у меня четверка за последний ответ. А до четверки — три. Так, может, и четверик в четверти выйдет. А задачу мне не решить, это я точно знаю.
Кошка Машка с удовольствием прислушивалась к нашему разговору и одобрительно посматривала на русоголового паренька.
— Это почему же ты с задачами не в ладах? По-моему, самым интересным занятием в школе является решение задач, — сказал я из воспитательных целей, хотя сам до смерти не любил трудных задач.
— Не-е-е! — решительно возразил паренёк и снова шмыгнул носом. — Самое интересное в школе — это переменки. Ну и география — ничего предмет. Страны, там, моря, острова неоткрытые. Мы с Санькой Либиным давно бы куда-нибудь убежали, да родителей жалко. Убиваться будут. Это раз. Во-вторых, у Саньки папаша — зверь. Выдерет, если поймают и вернут домой.
— Это точно, — согласился я. — Вкатит по первое число.
— А в-третьих, — продолжал парнишка, не глядя на меня и прилаживая резинку, — в-третьих, и островов неоткрытых мало осталось. Да и вообще. Не только островов. Люди всё уже переоткрыли, всё узнали, и поэтому скучнее жить стало.
— Ну, это ты зря, — запротестовал я, — в жизни ещё такое случается, что прочтёшь об этом в книжках — ни за что не поверишь.
— Вряд ли, — возразил паренёк. — Мне Сережка Спирин говорил, что учёными всё уже сделано, всё переоткрыто, а у него батя — академик! Во!
— Ну, это ещё не авторитет, — не сдавался я. Очень мне хотелось, чтобы поверил мальчишка в нескучность жизни.
— А это для кого как, — резонно заметил паренёк. Потом отставил руку с рогаткой, прицелился во что-то, видимое ему одному, и, спустив резинку, издал губами пронзительный звук: «Тю-у!»
— Ну, ладно, — сказал я парнишке, заметив, что Часовщик уже возвращается. — Прощай, друг. Как звать-то тебя?
— Вадим Вадимычем, — солидно ответил паренёк.
— Будь здоров, Вадим Вадимыч.
— Ага! — ответил он. — До свиданья.
И стал перочинным ножом шлифовать ручку рогатки.
А мы ушли по зелёным улицам города, чтобы вернуться в свой мир, ибо нам порядком поднадоели всякие необычные и чудесные вещи. Мы ушли, чтобы решать свои задачи, которые тоже казались нам трудными. Может быть, правильно делал Вадим Вадимыч, уклоняясь от решения трудных задач? А может быть, не все трудные задачи и решения имеют? Или все трудные задачи, наоборот, уже решены, и остались только самые лёгкие?! Ах, с каким удовольствием я занимался бы в жизни решением только красивых и не очень трудных задач!
Мы ушли от Вадим Вадимыча, унося с собой волшебные часы, в существование которых он, конечно, не верил. Но они были, эти волшебные часы, их можно было взять в руки, и было чуть-чуть обидно, что он никогда-никогда об это не узнает.
Долго бродили мы по улицам города в надежде отыскать укромное местечко, где мы смогли бы обсудить положение дел. Наконец, мы набрели на небольшой сквер, который был довольно безлюден. Только несколько бабушек, сидя на лавочках, быстро орудовали спицами и наблюдали за игрой внуков и внучек. Дети ползали в куче песка, и поэтому им казалось, что они счастливы.
