Дом с волшебными окнами. Повести - Эмден Эсфирь Михайловна (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗

Глава вторая

АННА ПЕТРОВНА И РОЗА

В старой детской библиотеке, где работала Анна Петровна, было всегда очень уютно и иногда тихо. Там всегда хорошо пахло книгами — немножко пылью, немножко клеем и ещё чем-то неопределённым, но очень приятным.

Анна Петровна любила этот запах, любила старые коричневые полки, любила книги, которые стояли на них, — пёстрые, пухлые, побывавшие в сотнях детских рук.

Любила Анна Петровна и Розу. А Роза рядом со старенькой Анной Петровной казалась самой настоящей дикой розой. У неё были такие румяные щёки, что о них можно было бы зажигать спички. Но спичек в старой детской библиотеке никто не зажигал. Это было строжайше запрещено, и даже самые буйные и озорные читатели — мальчишки — не посмели бы нарушить этот запрет.

Роза с такими румяными щеками была помощницей Анны Петровны.

Роза недавно окончила библиотечный техникум и, несмотря на свои восемнадцать лет и очень румяные щёки, была сурова, важна и преисполнена чувства собственного достоинства.

Анна Петровна с читателями разговаривала порой сердито или ласково, а Роза — всегда ровно и сурово.

Анна Петровна расспрашивала их, а Роза только принимала и выдавала книги.

Но почему-то о читателях своей библиотеки Роза знала обычно что-то такое, о чём почти никогда не догадывалась Анна Петровна.

— Вовка Дурылин вчера опять подрался на письменном уроке, — неожиданно сообщала она Анне Петровне, стоя на самом верху лестницы-стремянки и расставляя на верхней полке возвращённые книги.

— Откуда ты знаешь? — недоумевала Анна Петровна.

— Вот, пожалуйста, чернильное пятно с брызгами на сто восемнадцатой странице «Детей капитана Гранта». Это он на уроке арифметики толкнул своего соседа, а тот — его.

— Постой, постой, — ещё больше удивлялась Анна Петровна. — Но какое отношение к арифметике имеют наши «Дети капитана Гранта»?

— А Вовка всегда читает на уроках, даже на письменных. Напишет две цифры и заглянет в парту, а там у него книжка, — объяснила Роза, не прерывая своей работы.

— Да ты у меня просто Шерлок Холмс какой-то! — удивлялась Анна Петровна.

Так вот, Анна Петровна позвала Розу, но строгой обладательницы румяных щёк на месте не оказалось. А на её столике лежала записка:

«Опять общественные дела», — вздохнула Анна Петровна. Роза была активной комсомолкой, членом комсомольского бюро, членом спортивной секции и ещё каких-то кружков.

«При такой нагрузке — и такое цветущее здоровье! — удивлялась Анна Петровна. — Но всё-таки у меня-то надо было спросить. По общественному делу пошла бы позже, а сейчас помогла бы лучше узнать что-нибудь о Саше».

Глава третья

САША ЛОПАХИНА

Сашина мать умерла три недели назад. Она долго болела, и Саша уже начала привыкать к тому, что мамы нет дома, что мамины худые милые руки не хлопочут беспрерывно то у плиты, то у стола, а неподвижно лежат на одеяле; что видеться с мамой можно только раз в неделю, по воскресеньям, когда кругом столько народа и когда даже нельзя плакать, чтобы не огорчить маму.

Об этом ей напоминала каждый раз старшая сестра отделения — высокая, худая Мария Николаевна, когда Саша в белом большом, не по росту, халате с длинными, свисающими рукавами проходила мимо её поста по скользкому, до блеска натёртому полу коридора.

Больных было много; они лежали и в коридорах, у неуютных, холодных стен с большими казенными окнами, и у дверей в палаты. Мама лежала в палате; там было немного веселее, и больные уже все перезнакомились. Они подолгу разговаривали и всё знали друг о друге. Конечно, они хорошо уже знали Сашу и очень ласково её встречали.

Сначала Саша всё ждала, что мама скоро поправится и вернётся домой. А потом она ждала только воскресений и спешила в больницу, чтобы скорее увидеть маму. И, когда на пороге маминой палаты её встретила знакомая больная и сказала, что мамы тут нет, что она в другой палате — в изоляторе, — у Саши больно сжалось сердце.

А потом мама умерла. Главный врач увёл Сашу к себе в кабинет и что-то ласково говорил ей, и Мария Николаевна была тут же, но Саша не слышала того, что они ей говорили.

Соседка по квартире, которая кормила Сашу обедами, пока мама болела, хлопотала о ней. Приходили из школы, с маминой работы… Но разве они могли что-нибудь сделать! Ведь мамы больше не было.

А потом пришло письмо от тётки Клавдии Григорьевны, папиной сестры. Она писала, что скоро приедет в Москву за новым назначением на работу и одновременно за племянницей. Пусть Саша терпеливо ждёт её. В жизни бывают тяжёлые испытания, и надо уметь стойко переносить их. Она сама, Клавдия Григорьевна, никогда не предаётся отчаянию и думает, что Саша поступит так же. Ей надо учиться, становиться на ноги и трудиться. Мама была всё равно безнадёжно больна, и Саша должна понять это.

Письмо было справедливое — Саша понимала это, но такое холодное и чужое, как будто это не папина сестра писала ей, а какая-то совсем чужая женщина. И Саша с невольным страхом стала ждать её приезда.

Приехала Клавдия Григорьевна поздно вечером, когда Саша уже спала. И, когда она услышала, что кто-то открывает дверь, ей спросонок показалось, что это мама, и она вскрикнула и вскочила. Но возле неё стояла не мама, а чужая женщина, плечистая и рослая, в блестящем кожаном пальто, с большим портфелем в руках.

— Ну, здравствуй, Александра! — сказала она, оглядывая комнату, и прикоснулась холодными губами к Сашиному лбу. — Постарайся получше выспаться — мы завтра вечером уезжаем. Я уже была сегодня в министерстве и получила назначение. Надо ехать.

Вероятно, тётка считала правильной такую встречу с племянницей, хотя в душе, может быть, и жалела её.

Во всяком случае, когда назавтра она увидела, как соседка по квартире помогает Саше укладывать чемодан, она была очень недовольна.

— Оставьте, пожалуйста, — сухо сказала она соседке. — В детях надо с самого раннего возраста воспитывать самостоятельность, а Саша уже большая девочка. В её возрасте я никому уже не доставляла хлопот. Поторопись, Александра! Надо быть организованной и мужественной.

Саше нравилось её полное имя, и она знала (мама не раз рассказывала ей об этом), что так назвали её в честь дедушки, маминого отца — Александра Васильевича, самого замечательного человека на свете, моряка, капитана ледокола. Ему, конечно, надо было быть очень мужественным во время его ледовых рейсов. Но вот как было набраться мужества маленькой Саше, у которой так недавно умерла мама и у которой никого на свете теперь не было ближе старенькой библиотекарши Анны Петровны и её молодой помощницы Розы.

Анны Петровны Саша, конечно, стеснялась, хотя и считала её очень хорошей, а вот с Розой можно было обо всём поговорить.

Но и с ними теперь надо было расставаться.

Глава четвёртая

ОБ ОДНОМ ОБЩЕСТВЕННОМ ДЕЛЕ, ВЫПОЛНЕННОМ РОЗОЙ

Анна Петровна позвонила у двери Сашиной квартиры в восемь часов вечера. После работы она побывала дома, наскоро пообедала и, захватив с собой одну очень хорошую детскую книгу, пошла к Саше.

«Девочка так любит читать, — думала она, — что, конечно, обрадуется этой книге. Я хорошо помню, что она ещё её не читала. И я всё узнаю о Саше, поговорю и с ней и с её матерью».

Анна Петровна не знала, что у Саши умерла мать. Роза не рассказала об этом Анне Петровне; она и вообще-то была немногословна, но особенно не любила передавать такие печальные новости.

Она знала, что старенькую Анну Петровну это надолго выбьет из колеи, что у Анны Петровны у самой больное сердце.

Поэтому Анна Петровна пришла к Саше, ничего не зная о её тяжёлом горе. Ничего не знала она и о Сашином отъезде.

— Уехали, уже уехали! — сообщила ей словоохотливая соседка, открывшая дверь. — Так жалко было с Сашенькой расставаться, я так привыкла к ней! И тётка у неё, знаете, какая-то чёрствая женщина. У ребёнка недавно умерла мать… Как, вы разве этого не знали? Да, умерла, бедняжка, уже почти месяц назад. А тётка хоть бы словечко с лаской! А ещё учёная — плановик!