Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова) - Линдгрен Астрид (электронные книги бесплатно .txt) 📗

Ореховые скорлупки валялись на полу среди апельсиновых корок, и вишневых косточек, и колбасных шкурок, и клочков бумаги, и обгоревших спичек, и прочего подобного мусора, под которым не было видно пола.

— Есть у тебя пылесос? — поразмыслив немного, спросил Малыш.

Заметно было, что Карлссону этот вопрос не понравился. Он недовольно взглянул на Малыша:

— Я вижу, тут кто-то просто лентяй! У меня есть лучшая на свете швабра и самый лучший на свете совок для мусора. Но некоторым лентяям, видите ли, подавай пылесос! Уж не для того ли, чтобы увильнуть от работы? — Карлссон фыркнул. — Да захоти я только, у меня была бы хоть тысяча пылесосов. Но я не такой лентяй, как некоторые другие. Я люблю усердно трудиться, но и хорошенько поразмяться тоже!

— И я, — оправдывался Малыш, — но… Да и вообще, у тебя ведь нет электричества, чтобы пользоваться пылесосом.

Он вспомнил, что домик Карлссона был совершенно лишен всяких современных удобств. Там не было ни электричества, ни водопровода. У Карлссона была лишь керосиновая лампа, чтобы освещать комнату по вечерам, а дождевую воду он брал из бочки, стоявшей возле угла его домика.

— Да и мусоропровода у тебя нет, — заметил Малыш, — хотя он-то тебе больше всего и нужен.

— Как, разве у меня нет мусоропровода? — удивился Карлссон. — Да что ты об этом знаешь! Давай мети пол, а я покажу тебе самый лучший на свете мусоропровод.

Малыш, вздохнув, взял в руки половую щетку и принялся за работу.

Карлссон лежал, заложив руки под голову, и смотрел, как трудится Малыш. И очень довольный его работой, запел песенку, точь-в-точь как обещал Малышу:

— Лучше не скажешь, — произнес Карлссон, зарываясь в подушку, чтобы было еще удобнее. Потом он снова запел, а Малыш все подметал и подметал комнату. В самый разгар работы Карлссон сказал:

— Пока ты все равно занят уборкой, мог бы сварить мне чашечку кофе.

— Я должен сварить тебе еще и кофе? — спросил Малыш.

— Да, заранее благодарен, — вежливо поблагодарил его Карлссон. — Хотя мне не хочется доставлять тебе лишние хлопоты. Правда, надо всего-навсего разжечь огонь, принести немного воды и сварить кофе. Ну, а пить кофе я уж, так и быть, буду сам.

Малыш невесело глянул на пол; никак не скажешь, что он навел там хотя бы малейшую красоту.

— А ты не можешь сам сварить кофе, пока я подметаю? — предложил он Карлссону.

Карлссон тяжело вздохнул.

— Интересно, как здесь на севере становятся такими ленивыми, как ты? — спросил он. — Раз чад все равно занят уборкой… Неужели так трудно сварить заодно еще и немножко кофе?

— Нет, конечно, — робко ответил Малыш, — хотя, если бы я сказал все, что думаю…

— Но ты этого не скажешь, — прервал его Карлссон. — Не трать на это время. Постарайся лучше услужить тому, кто из сил выбивался из-за тебя, пылесосил тебе уши и не знаю что еще…

Малыш отложил в сторону половую щетку. Взяв ведро, он выскочил за водой. Вытащив из штабеля дров несколько поленьев, он запихнул их в камин и начал разжигать огонь.

— Я не привык к такой работе, — оправдываясь, сказал он. — А ты не сможешь… ну хотя бы огонь разжечь?

— И не мечтай, — ответил Карлссон, — будь я на ногах — тогда другое дело, я бы показал тебе класс, научил бы растапливать очаг. Но раз я сейчас лежу на диване, что бывает крайне редко, ты не вправе требовать, чтоб я еще обслуживал и тебя.

Малыш все понял. Он попытался еще разок, и тогда в очаге внезапно затрещали дрова и зашумел огонь.

— Загорелось! — воскликнул довольный Малыш.

— Вот видишь! Всего-навсего немножко энергии — и порядок! — поучал его Карлссон. — А теперь поставь кофе на огонь, возьми маленький красивый подносик, достань несколько булочек и можешь подметать, пока кофе не сварится.

— Ну, а как кофе… ты уверен, что будешь пить его сам? — ехидно спросил Малыш.

Иногда он мог быть и довольно ехидным.

— Спрашиваешь?! Кофе я буду пить сам! — заверил Карлссон. — Но ты тоже можешь выпить маленькую чашечку. Сам не знаю, почему я такой гостеприимный!

И когда Малыш наконец подмел пол и сгреб совком все ореховые скорлупки, и вишневые косточки, и клочки бумаги, и выкинул их в большое мусорное ведро Карлссона, они уселись на край диванчика и стали пить кофе. Попивая кофе, Малыш и Карлссон съели много-много булочек. А Малыш, сидя на краю диванчика, думал, как хорошо ему рядом с Карлссоном, хотя и нелегко наводить у него красоту.

— Где же этот твой мусоропровод? — спросил Малыш, проглотив последний ломтик своей булочки.

— Сейчас покажу! — сказал Карлссон. — Забирай с собой мусорное ведро — и пошли. — Он первым спустился на мостки. — Вот где! — показал он на водосточную трубу.

— Как так… Что ты придумал? — спросил Малыш.

— Спускайся к трубе, — приказал Карлссон. — Это и есть самый лучший на свете мусоропровод.

— Неужели я должен выбросить весь этот мусор на улицу? — спросил Малыш. — Так, наверное, делать нельзя.

Карлссон рванул к себе мусорное ведро.

— Сейчас увидишь! Иди сюда!

Высоко подняв ведро, он бросился бежать по крыше. Малыш испугался. Подумать только, вдруг Карлссон не сможет остановиться, когда домчится до водосточной трубы!

— Стой! — закричал Малыш. — Стой!

И Карлссон притормозил свой бег. Но не раньше, чем оказался у самого края крыши.

— Чего ты ждешь?! — закричал Карлссон. — Иди сюда!

Малыш сел на крышу и стал осторожно скользить вниз к водосточной трубе.

— Самый лучший в мире мусоропровод… Высота падения двадцать метров, — заявил Карлссон и быстро опрокинул содержимое мусорного ведра в трубу. По лучшему на свете мусоропроводу пронесся вниз на улицу обильный поток вишневых косточек, ореховых скорлупок и клочков бумаги и свалился прямо на какого-то важного господина, который шел по тротуару с сигарой в зубах.

— Ой! — воскликнул Малыш. — Ой-ой-ой, смотри, все высыпалось ему на голову!

Карлссон пожал плечами:

— А кто его просил сунуться прямо под мусоропровод? В самый разгар генеральной уборки!

Малыш все равно очень расстроился.

— Да, но ореховая скорлупа, наверно, угодила ему под рубашку, а вишневые косточки — в волосы! Разве это приятно?!

— Пустяки! Дело житейское! — сказал Карлссон. — Если у тебя самая большая неприятность в жизни — это несколько ореховых скорлупок на рубашке, можно только радоваться!

Но непохоже, что господин с сигарой искренне радовался тому, что с ним случилось. Сверху было видно, как он отряхивался, а потом они услыхали, что он зовет полицейского.

— И как это некоторые умеют скандалить по пустякам! — возмущался Карлссон. — Да, благодарности не дождешься! А ведь если вишневые косточки пустят корни у него в волосах, там вырастет маленькое красивое вишневое деревце. И когда он сможет целыми днями разгуливать, собирая вишни на голове, есть их и выплевывать косточки.

Но полицейский на улице так и не появился. Господину с сигарой пришлось так и пойти домой — с ореховыми скорлупками и вишневыми косточками.

Карлссон и Малыш стали карабкаться по скату крыши наверх, к домику Карлссона.

— Вообще-то мне тоже хочется выплевывать вишневые косточки, — сказал Карлссон. — Раз ты все равно занимаешься уборкой, можешь заодно достать мешочек с вишнями, он висит в домике на потолке.

— Думаешь, я дотянусь до потолка? — спросил Малыш.

— Полезай на верстак, — посоветовал Карлссон.

Малыш так и сделал, а потом Карлссон и сидели на крылечке, ели сушеные вишни и плевали косточки в разные стороны. Косточки с веселым стуком скатывались вниз по крыше.

Начало смеркаться. Мягкие теплые осенние сумерки спускались на все крыши и на все дома. Малыш придвинулся поближе к Карлссону. Было так уютно сидеть на крылечке и выплевывать вишневые косточки. А темнота все сгущалась и сгущалась. Дома внизу совершенно преобразились, стали мрачными и таинственными, а под конец совершенно черными. Казалось, кто-то большими ножницами вырезал их из черной бумаги и только наклеил сверху вместо светящихся окон несколько четырехугольничков из золотой бумаги. Все больше и больше светящихся четырехугольничков появлялось теперь на всей этой черноте, потому что люди начали уже зажигать свет. Малыш попытался сосчитать освещенные окна; сначала их было всего три, затем стало десять, а затем много-премного… Там, за окнами, можно было видеть, как расхаживают в своих комнатах люди, занимаясь разными делами. И можно было без конца задумываться и представлять себе, какие эти люди и почему они живут именно там, а не где-нибудь, в каком-нибудь другом месте.