Харчевня в Шпессарте (сборник) - Гауф Вильгельм (электронные книги бесплатно TXT) 📗

— Господин, — отвечал Саид, — последнее время мне приходилось плохо, и если это вас интересует, я расскажу вам все. — И он заговорил и рассказал трем мужчинам свою историю, начиная с того мгновения, как он покинул дом отца, и до самого своего чудесного спасения. Часто они прерывали его, выражая свое удивление и недоумение; когда же он кончил, хозяин дома, который его так приветливо встретил, сказал:

— Я верю твоим словам, Саид! Но ты рассказывал нам, что в состязании выиграл цепь, и что калиф подарил тебе кольцо. Не можешь ли ты показать нам их?

— Здесь, на сердце своем хранил я обе эти вещи, — сказал юноша, — и лишь вместе с жизнью согласился бы я расстаться со столь дорогими для меня дарами, ибо я считаю, что совершил славный и прекрасный поступок, спасши великого калифа от рук убийц. — С этими словами он вытащил цепочку и кольцо и передал и то и другое мужчинам.

— Клянусь бородою пророка, это оно, это мое кольцо! — воскликнул высокий красивый человек. — Великий визирь, обнимем его, ведь это наш избавитель. Саиду показалось, что он видит сон, когда эти двое обняли его, но он тут же упал на колени и сказал:

— Прости меня, повелитель правоверных, что я так говорил в твоем присутствии, — ведь ты не кто иной, как Гарун аль-Рашид, великий калиф багдадский!

— Да, это я, твой друг! — отвечал Гарун. — И отныне твоя печальная судьба изменится. Следуй за мной в Багдад, оставайся среди моих ближайших друзей и будь одним из моих верных советчиков, ибо ты действительно доказал в ту ночь, что Гарун тебе не безразличен, и не каждого из своих вернейших друзей решился бы я подвергнуть такому испытанию!

Саид поблагодарил калифа; он обещал ему навсегда остаться у него и только просил позволения съездить сначала к отцу, который, верно, в большой тревоге за него; и калиф нашел это вполне естественным и справедливым. Они быстро сели на коней и еще до захода солнца прибыли в Багдад. Калиф велел отвести Саиду в своем дворце длинный ряд великолепно убранных комнат и обещал ему кроме этого выстроить для него особый дом.

Как только разнеслась весть об этом событии, его прежние собратья по оружию, брат калифа и сын великого визиря, поспешили к нему; они обняли его как спасителя дорогого им человека и просили его стать их другом, но они остолбенели от удивления, когда он сказал им:

— Я давно уже ваш друг, — вынул цепь, полученную им на состязаниях, и напомнил им о разных случаях, бывших с ними. Они видели его прежде только темнокоричневым и с длинной бородой; и когда он рассказал, как и зачем он изменялся, когда он в подтверждение своих слов велел принести тупое оружие и, фехтуя с ними, доказал, что он Альмансор Храбрый, тогда они с ликованием еще раз обняли его и объявили, что счастливы иметь такого друга.

На следующий день, когда Саид с великим визирем сидели у Гаруна, вошел Мессур, главный евнух, и сказал:

— Повелитель правоверных, я хотел бы просить тебя об одной милости.

— Я хочу сперва выслушать тебя, — ответил Гарун.

— Снаружи дожидается дорогой мой кровный двоюродный брат Калум-Бек, знаменитый купец с базара, — сказал он, — у него странная тяжба с человеком из Бальсоры, сын которого служил у Калум-Бека, затем украл что-то и сбежал, никто не знает куда. Теперь отец требует у Калума сына, а у того его нет; поэтому ему хотелось бы, и он просит тебя об этой милости, не согласишься ли ты в силу своей великой просвещенности и мудрости рассудить с ним этого человека из Бальсоры.

— Хорошо, я рассужу их, — отвечал калиф, — пусть через полчаса твой двоюродный брат и его противник явятся в зал суда.

Когда Мессур, рассыпаясь в благодарностях, вышел, Гарун сказал:

— Это не кто иной, как твой отец, Саид, и так как я, к счастью, узнал все, как это было на самом деле, я буду судить, как Соломон. Ты, Саид, спрячешься за занавесом моего трона и останешься там, пока я не позову тебя, а ты, великий визирь, вели тотчас привести ко мне дурного и опрометчивого полицейского судью; мне надо его допросить.

Как он приказал, так они и сделали. Сердце Саида забилось сильнее, когда шатающейся походкой в зал суда вошел его побледневший и изнуренный тоскою отец и он увидал, с какой язвительной и самоуверенной усмешкой Калум-Бек нашептывал что-то своему двоюродному брату евнуху. Эта усмешка так его взбесила, что он чуть было не выскочил из-за занавеса и не набросился на него, так как самыми тяжкими своими страданиями и огорчениями он был обязан этому дурному человеку.

В зале было много народа, — все хотели слышать, как будет судить калиф. Великий визирь после того, как повелитель Багдада занял место на троне, приказал всем замолчать и спросил затем, кто ищет правосудия у его господина.

С наглой миной выступил Калум-Бек и начал так:

— Несколько дней тому назад я стоял перед дверью своего магазина на базаре, когда глашатай с мешком в руке и с этим вот человеком рядом с собой проследовал между рядами лавок и возгласил: «Мешок золота тому, кто может сообщить что-нибудь о Саиде из Бальсоры». Этот Саид был у меня слугою, и поэтому я крикнул: «Сюда, друг! Я заслужу твой мешок!» Этот человек, сейчас так враждебно ко мне настроенный, приветливо обратился ко мне и спросил меня, что я знаю. Я отвечал: «Вы, вероятно, Бенезар, его отец?» И когда он радостно подтвердил это, я рассказал ему, как я нашел молодого человека в пустыне, как спас его, выходил и привез в Багдад. На радостях он подарил мне мешок. Но послушайте, что говорил этот безумный человек. Когда я дальше стал ему рассказывать, что сын его служил у меня и совершил дурной поступок, то есть обокрал меня и убежал, он не захотел этому поверить; пристает вот уже несколько дней ко мне, требует обратно сына и деньги, но я ни того, ни другого не могу ему отдать, как деньги принадлежат мне за весть, которую ему сообщил, а его неудачника-мальчишку я никак не могу разыскать.

Потом заговорил Бенезар; он описал своего сына, рассказал, как он благороден и добродетелен, и утверждал, что никогда он не мог дойти до того, чтобы совершить кражу. И он просил калифа произвести строгое расследование.

— Я надеюсь, — сказал Гарун, — что ты исполнил свою обязанность и сообщил о краже, Калум-Бек?

— Ну, конечно, — воскликнул тот, улыбаясь, — я отвел его к полицейскому судье. — Привести ко мне полицейского судью! — приказал калиф.

Ко всеобщему удивлению, тот словно по мановению волшебного жезла, немедленно явился. Калиф спросил его, помнит ли он это дело, и тот подтвердил, что такой случай был.

— Ты допросил молодого человека, он признал свою вину? — спросил Гарун.

— Нет, он был до того упорен, что ни с кем иным, кроме вас, не хотел говорить, — отвечал судья.

— Но я не помню, чтобы я его видел, — сказал калиф.

— Да и зачем вам было видеть его? Тогда бы мне каждый день приходилось толпами приводить к вам этот сброд, желающий говорить с вами.

— Ты же знаешь, мое ухо открыто для всех, — отвечал Гарун, — но, вероятно, улики против него были так очевидны, что не понадобилось приводить молодого человека ко мне. У тебя, конечно, были свидетели, что деньги, украденные у тебя, были действительно твои, Калум?

— Свидетели? — переспросил тот, бледнея. — Нет, свидетелей у меня не было, и вы же знаете, повелитель правоверных, что все золотые похожи один на другой. Откуда же я мог добыть свидетелей того, что эта сотня взята из моей кассы?

— Как же ты узнал, что эта сумма принадлежит именно тебе? — спросил калиф.

— По мешку, в котором они находились, — отвечал купец.

— Мешок этот у тебя с собой? — продолжал допытываться калиф.

— Вот он! — сказал купец, вынул мешок и подал его великому визирю для передачи калифу.

Тогда визирь воскликнул с притворным удивлением:

— Клянусь бородою пророка, мне принадлежит этот мешок! А ты говоришь, он твой, собака? Я дал его, с сотней золотых, которые в нем были, одному храброму молодому человеку, который избавил меня от большой опасности.

— Подтвердишь ли это клятвой? — спросил калиф.