Волжские сказки - Беспалов Валентин Иванович (полные книги .txt) 📗
И всё-то выдумываешь ты, трусишка, — рассердилась мама на Любу. — Собирай свои грибы и марш обедать!
Люба промолчала, но она-то хорошо знала, что червячок был. Одного не знала, куда он мог деваться. Земля была такая твёрдая, что не только лопаткой, но и топором едва ли разрубишь!
А червячок-чудачок отдышался и без долгих размышлений за работу принялся. Такие ходы-выходы понаделал, так здорово землю размежевал, что семена цветов, которые валялись на площадке все под землю забрались. А как забрались, стали корешки выпускать, стебельки выбрасывать.
Утром проснулась Люба, вышла на крыльцо умываться и ахнула. Около крыльца горели, переливались красные, жёлтые, голубые, зелёные, белые цветы.
— Мама, цветы! — закричала Люба.
— Какие ещё цветы? — удивилась Любина мама. — Во сне ты их, что ли, видишь?
А когда вышла на крыльцо, улыбнулась и сказала:
— Так вот он где, твой червячок-чудачок! В землю уполз, землю разрыхлил, семена в землю опустил. Молодец червячок-чудачок!
Тут из-под земли высунул свой красный нос червячок-чудачок и ответил:
— До молодца-то мне далеко, а всё же и я кое-чего стою.
Люба смотрела на червячка-чудачка во все глаза и говорила-приговаривала:
— Хороший червячок! Умный червячок!
— То-то же! — довольно сказал червячок-чудачок и нырнул под землю.
Люба подумала, что червячок так и не простил её. А на самом деле он увидел за забором мальчишку-рыболова. А уж чем с мальчишкой-рыболовом встречаться, лучше в земле покопаться.
Грибы и барсук
Набрел осенью барсук на грибную полянку, обрадовался:
— Будет по весне на первых порах чем перекусить!
И на лежанку, и до весны. А весной проснулся и сразу же на грибную полянку. Оголодал, голова кругом.
Вылетел барсук на полянку, а на ней ни одного даже завалящего грибка. — Ну вот, — вспыхнул барсук, — у нас и оставить ничего нельзя!
Вишня
У вишни заболела ветка. Она стала черной и ядовитой. Веселая яблоня, серьезный торн, скромный крыжовник, солидная груша и даже легкомысленная красная смородина в один голос сказали вишне:
— Оборви гнилую ветку, а то она погубит все другие.
Вишня возразила:
— Вам легко говорить «Оборви» — она не ваша, а моя. Нет уж, как-нибудь обойдусь!
— Но она же тебе только мешает! — вступила в разговор солидная груша.
— Что вы ко мне пристаете, вам какое дело до моей ветки? — обиделась вишня. — Занимайтесь собой, а меня не трогайте!
Все почувствовали себя неловко, а крыжовник, который отгородился от всех колючками, сказал:
— Я вам сколько раз говорил — не вмешивайтесь не в свое дело!
А между тем он ничего подобного ни разу не говорил. Выжидал, как дело обернется.
У вишни со дня на день стали сохнуть ветки одна за одной. Все молчали и смотрели, как вишня чахнет. Но никто не осмелился оборвать гнилую ветку. Вскоре вишня совсем зачахла и стала черной.
Веселая яблоня, серьезный торн, скромный крыжовник, солидная груша и даже легкомысленная красная смородина в один голос сказали:
— Жаль, что среди нас не нашлось ни одного смельчака!
И укоризненно посмотрели друг на друга.
Как чижик иву плакать заставил
Ива росла на высоком берегу речки и ни одного дерева к ней не подпускала. Она раскинула во все стороны острые листки и шумела:
— Кто вздумает подойти к речке — пожалеет! Обрежу враз все сучки!
Веселый чижик летал к речке попить. Не понравилось ему, что ива никого к речке не пускает, надумал её наказать.
Подлетел чижик к иве, спрашивает:
— А ты правда сильная?
Ива расшумелась, ещё больше растопырила листки:
— Сильнее меня никого на свете нет!
— Ты и правда сильнее всех?
Расшумелась ива:
— Сильнее!
Чижик спрашивает:
— Сильнее всех?
Ива шумит:
— Сильнее!
Чижик прищурил один глаз и говорит:
— Ну, раз ты самая сильная, попробуй разрубить воду в речке.
Спустилась ива к самой речке, размахнулась листками-ножами и ну резать воду. Но сколько она ни старалась, а разрубить речку никак не смогла. Устала, опустила ветки, с досады заплакала.
Так с тех пор стоит ива у воды и плачет.
Иван-да-Марья
Шли Иван-да-Марья. Дошли до развилки дорог. Иван говорит:
— Повернем налево.
Марья говорит:
— Повернем направо.
Иван говорит:
— Повернем налево.
Марья говорит:
— Повернем направо.
Стоят Иван-да-Марья на развилке дорог. Иван — в синей рубахе, а Марья — в желтом платочке. Стоят и потихоньку говорят:
— Повернем налево.
— Повернем направо.
Говорят так, а друг от друга — никуда. И все потому, что у Ивана-да-Марьи один стебель на двоих.
Виновного узнает солнце
Однажды Зайчиха вместе с Зайчонком поселились под Подсолнухом. Подсолнуху понравился веселый Зайчонок, и он укрывал его своей золотой шляпой от горячих лучей солнца и от холодного дождя.
Как-то Зайчиха ушла поискать для Зайчонка сладкой морковки, а Зайчонок лег под Подсолнух и задремал. В это время пролетала мимо Сова и схватила Зайчонка.
Зайчиха видела издали Сову и поспешила к Подсолнуху.
Подсолнух, как обычно, кивал своей золотой шляпой, а Зайчонка нигде не было. Сова делала вид, что спит.
Зайчиха спросила про Зайчонка у Подсолнуха, но он молчал. Он не умел говорить.
Зайчиха не знала, как быть, кого в пропаже Зайчонка обвинить.
Пошла она к Орлу, рассказала о своей беде. Орел прилетел к Подсолнуху, посмотрел на него и на Сову и сказал:
— Кто из Вас виноват, а кто нет, я не знаю и узнать не могу. Поэтому пусть виновного узнает солнце. Кто дольше ему, справедливому, посмотрит в глаза, тот не виноват.
Когда солнце начало всходить, Сова и Подсолнух начали смотреть на него.
Сова все шире и шире раскрывала глаза, а солнце становилось все ярче и ярче. Скоро Сова ослепла и стала сидеть неподвижно. Она боялась себя выдать. А солнце продолжало свой путь, и Подсолнух поворачивался вслед за ним. Он-то видел солнце.
Сова сидела-сидела и надумала лететь ночью, чтобы никто и никогда не узнал о её слепоте. А подсолнух с той поры каждое утро встречает солнце и провожает своим взглядом, чтобы знали о его честности. Ведь он говорить не умеет.
Умница-разумница
Однажды хороводилась, мыкалась Лиса с мышами, наткнулась на пенек, присела с устатку, заглянула в сумку, вздохнула: «Опять одна постнятина! И что же это получается? И умница я, и разумница я, а на завтрак — мыши, на обед — мыши, на ужин — мыши! А Петух горшени*, этот горлодер неуемный, все так и будет таскать по плетню свою пустую башку? И выходит, я, умница, я, разумница, никогда и не попробую кашки с петушатинкой или, к примеру, щей с петушатиной? Нет-нет. Вставай, Лисонька, иди, моя умница, иди, моя разумница, прямо во двор горшени и забирай Петуха! Ты слышала скрип телеги по лесной дороге? Слышала? Что он тебе сказал? А сказал он тебе, что горшеня с горшками уехал на базар! Дочка его дома осталась? Так тебе, моя умница, моя разумница, девка-простофиля не помеха! Ну, вытряхивай из сумки дрянь-мышей — и вперед, за петушатиной!»
Лиса вытряхнула мышей вон из сумки да прямиком через ельничек на дорогу. Вышагивает Лиса по дороге и все нос по ветру. Петух так накрепко засел в голову, петушиный запах за версту мерещится. И вдруг глядь — у дороги горшок-гладкий бок стоит. «Батюшки! — всполошилась Лиса. — Уж не из горшка ли тянет петушатиной?»
Скакнула Лиса к горшку и только было собралась заглянуть, как увидела около горшка Зайца, Волка и Медведя. Сидят, не шелохнутся, уставились на горшок. Зайцу виделась пареная морковь, Волку — жареная баранина, Медведю — топленый мед. А как при посторонних первому в горшок лезть?
