Красная книга сказок кота Мурлыки - Эме Марсель (бесплатные версии книг txt) 📗
— А прически? — сказала Дельфина. — Гораздо удобнее, когда волосы не болтаются, а зачесаны наверх. Да и красивее.
Родители ахнули, сердито посмотрели на дочек и сказали страшными голосами:
— Это еще что за разговоры! Сабо им не годятся, нарядные платья им понадобились! С ума вы, что ли, сошли? Ишь выдумали — подавай им каждый день туфли и хорошие платья! Да на вас все горит, этак не останется ничего приличного и не в чем будет пойти к дяде Альфреду. Ну, а высокие прически — это еще почище! В вашем-то возрасте! Попробуйте только заикнуться о прическах…
Что ж, больше девочки не смели заговаривать о прическах, платьях и туфлях. Но как только они оставались одни — например, шли в школу или из школы, пасли коров на лугу, собирали землянику в лесу, — они тут же подкладывали под пятку камешек, будто ходили на каблуках, надевали платья наизнанку и воображали, что они новые, или стягивали волосы на затылке веревочкой. И то и дело спрашивали друг друга: «А талия у меня тонкая?», «А походка у меня изящная?», «А нос, как по-твоему, не вытянулся в последнее время? А какой у меня рот? А зубы?», «Как ты думаешь, что мне больше к лицу, розовое или голубое?»
Дома они без конца смотрелись в зеркало, мечтая об одном: быть красивыми и носить красивые платья. Порой они даже, краснея, ловили себя на мысли о том, какой чудесный воротник выйдет из шкурки их любимца, белого кролика, когда его съедят.
Однажды Дельфина и Маринетта сидели перед домом в тени плетня и подрубали платочки. А рядом стояла большая белая гусыня и глядела, как они работают. Это была степенная птица, любительница обстоятельных бесед и здоровых развлечений. Она спрашивала, для чего подрубают платочки и как это делается.
— Мне бы, наверное, понравилось шить, — сказала она задумчиво, — особенно подрубать платочки.
— Нет уж, спасибо, — сказала Маринетта, — по-моему, куда лучше шить платья. Ах, будь у меня, скажем, метра три сиреневого шелку, я бы сшила платье с круглым вырезом, присборенное по бокам.
— А я, — сказала Дельфина, — сделала бы такое красное, вырез мысочком и белые пуговицы в три ряда до самого пояса.
Слушая их, гусыня качала головой и приговаривала про себя: «Вы как хотите, а по мне лучше всего подрубать платочки».
В это время по двору трусила толстенная свинья. Родители — они как раз вышли из дому и собрались идти в поле — остановились перед ней и сказали:
— Она жиреет с каждым днем. Красота да и только!
— Правда? — спросила свинья. — Я так рада, что вы считаете меня красивой. Я и сама так думаю…
Родители слегка смутились, но промолчали и пошли своей дорогой. Проходя мимо дочек, они похвалили их за усердие. Дельфина и Маринетта склонились над лоскутами и с головой ушли в работу, они шили молча, словно забыв обо всем на свете. Но как только родители отошли подальше, они снова принялись болтать о платьях, шляпках, лакированных туфлях, прическах, золотых часиках, и иголки то и дело замирали у них в пальцах. Они стали играть в гости, и Маринетта, поджав губки, как настоящая дама, спрашивала Дельфину:
— Ах, милочка, где вы шили этот прелестный костюм?
Гусыня ничего не могла взять в толк. От их трескотни она совсем одурела и уже было задремала, но тут прямо перед ней остановился праздно разгуливавший по двору петух и сказал:
— Не в обиду тебе будь сказано, но до чего же у тебя дурацкая шея!
— Дурацкая шея? — удивилась гусыня. — Почему это дурацкая?
— Она еще спрашивает! Да потому что слишком длинная! Вот посмотри на мою…
Гусыня оглядела его и ответила, качая головой:
— Что ж, у тебя и в самом деле шея коротковата. И ничего красивого в этом, на мой взгляд, нет.
— Коротковата? — закричал петух. — Выходит, это моя шея плоха? Ну уж, во всяком случае, покрасивее твоей будет.
— Не думаю, — возразила гусыня. — Впрочем, что тут спорить? У тебя слишком короткая шея, это всякому ясно.
Если бы девочки не были так увлечены нарядами и прическами, они бы заметили, что петух страшно обиделся, и постарались все уладить. Петух же усмехнулся и язвительно сказал:
— Ладно, не будем спорить. Да и не в шее дело, я все равно красивее тебя. Взглянуть хотя бы на мои перья: синие, черные, даже желтые есть. А главное, у меня на голове роскошный султан, а у тебя и посмотреть не на что.
— Сколько я на тебя ни гляжу, — отвечала гусыня, — вижу только какой-то пучок растрепанных перьев и больше ничего. А уж что до этого красного гребня у тебя на голове, так любому, у кого есть хоть капля вкуса, на него и смотреть-то противно. Впрочем, тебе этого не понять.
Тут петух рассвирепел. Он подскочил к гусыне и заорал во все горло:
— Старая дура! Я красивее тебя! Ясно? Красивее тебя!
— Врешь! Фитюлька несчастная! Это я красивее!
Наконец шум отвлек девочек от беседы о платьях, и они уж было собрались вмешаться, как вдруг свинья, услышавшая этот спор, примчалась с другого конца двора к гусыне с петухом и сказала, отдуваясь:
— Да вы что? В своем уме? Самая красивая — я!
Девочки и даже петух и гусыня покатились со смеху.
— Не понимаю, что тут смешного, — сказала свинья. — Но неужели вы сами не видите, кто красивее всех.
— Ты шутишь, — сказала гусыня.
— Бедная свинья, — сказал петух, — если бы ты только могла видеть, как ты безобразна!
Свинья сокрушенно взглянула на них и сказала со вздохом:
— Мне все понятно, да-да, все понятно. Вы оба просто завидуете. Нет никого красивее меня. Вот и родители так говорят. Ну не притворяйтесь. Признайтесь, что я красивее всех.
Спор был в самом разгаре, когда в воротах появился павлин, и при виде его все замолчали. Его крылья отливали медью, сам он был синий, а длинный зеленый шлейф весь усыпан синими пятнышками с золотыми ободками. Он гордо вышагивал, высоко держа увенчанную хохолком голову. Павлин мелодично рассмеялся и, повернувшись боком, чтобы предстать во всей своей красе, сказал, обращаясь к девочкам:
— Я слышал их спор из-за плетня, и, не скрою, он меня безумно рассмешил. Просто безумно… — Он снова сдержанно рассмеялся и продолжал: — Да, вот вопрос так вопрос: кто из этой троицы самый красивый. Взять хотя бы свинью: как хороша ее гладкая розовая кожа! Недурен и петух со своим огрызком на голове и с перьями, которые торчат во все стороны, как иголки у дикобраза. А с какой непринужденной грацией движется наша почтенная гусыня, с каким достоинством держит голову!.. Ох, сил нет, как смешно! Но шутки в сторону. Скажите-ка, барышни, не кажется ли вам, что тем, кто так далек от совершенства, следовало бы поменьше говорить о своей красоте?
Девочки покраснели от стыда за свинью, петуха и гусыню, да, пожалуй, и за себя. Но упрекать павлина в бестактности они не решились, к тому же им было так приятно, что он назвал их барышнями.
— Впрочем, — продолжал павлин, — их можно простить, ведь они не имеют представления о настоящей красоте.
И он стал медленно поворачиваться на месте, принимая разные позы, чтобы каждый мог вдоволь на него насмотреться. Свинья и петух, онемев от восхищения, глядели на него во все глаза. Гусыня же, казалось, не слишком удивилась. Она спокойно окинула павлина взглядом и сказала:
— Что ж, вы, конечно, недурны, но мы видали красавцев не хуже вас. Вот, к примеру, я сама знала одного селезня с таким же красивым опереньем. И он не важничал. Правда, у него не было ни хохолка, ни этого длиннющего хвоста, которым вы сгребаете всю пыль с дороги. Но к чему, скажите на милость, порядочной птице такие украшения? Только представьте себе меня с кисточкой на голове и с метровым хвостом! Нет-нет. Вздор!
