Зелёная пиала - Александрова Анна Николаевна (чтение книг .TXT) 📗
Чабаны рассердились:
— У нас не две овцы, у нас десятки тысяч овец — у каждой четыре копыта!
Ветврач опять своё говорит:
— Другого лекарства нет. Подождать надо. Ветпункты в степи наладим, фельдшеров из района выпишем, всем овцам прививки сделаем.
Тут и я закричал:
— Ой, милый, пока ждать будем, у нас ни одной овцы не останется!
Подумали чабаны и решили: надо вызвать учёного человека из самой Алма-Аты. Так и сделали.
Ждали мы этого профессора, как глотка воды в пустыне.
— Хвала аллаху, — говорили старые чабаны: — приедет к нам мудрый человек, аксакал-учёный, непременно наш скот спасёт. Пройдут чёрные дни, снова проглянет солнце!
Прилетел учёный на самолёте. Из кабины вышел.
Посмотрели мы — ахнули. Не седой аксакал, познавший науку, умудрённый опытом и годами, стоял перед нами, а девушка двадцати пяти лет. Правда, красивая — надень на неё бобровую шапку, привесь на косы золотые украшения — шолпы, — всех джигитов с ума сведёт. Да нам-то что? У нас овцы гибнут!
Самый старый из чабанов, Кудайберды-ата, взглянул на неё, рукой махнул, отвернулся. Не стал разговаривать. И мы молчим. Невесёлые думы к нам пришли, чёрные, как тучи над степью. Ой, плохо! Посмеялись над нашим горем в Алма-Ате. Город большой, учёных много, зачем девчонку прислали?!
Видит девушка, что мы недовольны, но вида не подаёт. Надевает белый халат, сумку с лекарствами через плечо, — без седла на коня вскочила. Глядим — молодец девушка, настоящая дочь казаха. А она смело так говорит самому Кудайберды:
— Аксакал, будьте добры, поручите кому-нибудь показать мне ваши стада.
Старый чабан головой покачал:
— Эй, кызым, дочь моя, зачем мы тебе стада покажем? У нашего ветврача голова седая — и то не помог.
Не обиделась девушка на эти слова, улыбнулась:
— Кудеке, — уважаемый, — или вы не знаете поговорки: «Дерево узнаёшь по плодам, человека — по делу». Я приехала вам помочь.
Сказала и ускакала в степь с фельдшером Аскером.
Ночь пришла. Мы сидим у костра, слушаем. Тихо в степи, только ночная птица кричит. Кумыс не пьём, тоска душу грызёт. Бяшбармак с лапшой сварили, жирный, душистый — никто не ест. Думаем: «Что народу скажем? За больных овец колхоз не похвалит. Доверили нам сокровище, а мы растеряли…»
Вот о чём думали. Слышим — стучат копыта: три коня скачут, прискакали. Идёт к костру докторша в белом халате, за ней ветврач и фельдшер. Отдала она нам салям — приветствие, — на кошму присела к огню поближе. Видим — устала. Сидит — тоже молчит.
Налил я кумыс в пиалу, говорю:
— Пей. Городской девушке трудно весь день на коне скакать.
Она отвечает:
— Я не городская. Мой отец тоже чабан. Я с детства привыкла на коне за стадами скакать.
Поднял голову старый Кудайберды, посмотрел на докторшу зорким глазом, строго спросил:
— В городе училась?
— В ветинституте.
— А почему в колхоз не вернулась?
— Дальше учусь, диссертацию защищаю. Старики из дому написали: учись хорошенько, в степи учёные люди нужны.
— Это верно, — говорит старый Кудайберды. Сказал и опять замолчал. И мы молчим.
Выпила докторша свой кумыс, до дна выпила, как джигиты пьют, — говорит:
— Я видела ваши стада. Беда большая, но помочь можно.
Тут ветврач вскочил, весь красный, спешит скорее сказать:
— Запомните, запишите, что я другого мнения, чем товарищ Сауле!
А Кудайберды не спеша ему отвечает:
— Не видя воды, не снимай сапоги! Чего раньше времени в кусты бежишь? Дай послушать, что девушка скажет.
А девушка говорит:
— Ждать нельзя. Надо нам за шесть дней поставить на ноги скот, иначе стада погибнут.
Смеётся ветеринар, так смеётся, — закашлялся:
— За шесть дней? А почему не завтра?
Кудайберды ветврача не слушает, но девушке тоже не верит:
— От слова «халва» во рту слаще не станет. Хорошее слово подтверждается делом.
Девушка говорит, торопится: скорей объяснить хочет:
— Предлагаю новое средство. Никто ещё этого не делал. Надо в степи траншею вырыть.
Тут все закричали:
— Она смеётся! Вместо лекарства велит арыки копать!
Ветеринар налетел, как ястреб:
— Не согласен! Это знахарство! Это экс-пе-ри-мент!
Девушке говорить трудно, все кричат, но она объясняет:
— Дно траншеи мы покроем чистой глиной, смешанной с формалином, и через эту жидкую грязь по два раза в день будем перегонять стада. Ручаюсь, — через шесть дней все овцы будут здоровы!
Чабаны не поверили.
Я сам не поверил. Старый я, помню, как баксы-знахари скот лечили, и те до такой глупости не додумались — больных овец по грязи гонять!
Никто не поверил, один фельдшер Аскер поверил. Он закричал:
— Аксакалы! Кто на курорте был? Кудайберды был, его там грязью лечили.
Старому чабану обидно стало, тоже кричит:
— Человека с овцой не равняй! — А потом сказал девушке: — Молодость горяча, а старость рассудительна. Мы ценим твоё желанье нам помочь, но не можем принять твоего лекарства, в которое никогда не поверит человек, имеющий разум.
Встал с кошмы и ушёл от костра. За ним и другие встали.
Девушка чуть не плакала:
— Погодите, куда же вы? Поговорим, посоветуемся!
Но старики не слушали, ушли. Остались одни молодые.
— Товарищи, — говорит она: — Надо овец спасать. Идёмте арык копать.
— Когда?
— Сейчас. Ждать нельзя.
Молодые смотрят — не понимают: кругом ночь, хоть глаз выколи! Какое уж тут копать! Фельдшер Аскер вскочил:
— Вы не пойдёте, я пойду. Один буду рыть, один глину возить! Если не так, не считайте меня человеком!
Пошёл фельдшер ночью арык копать. И докторша с ним пошла. Потом и я пошёл посмотреть. Гляжу — фельдшер большой арык вырыл, длинный, а докторша глину месит, формалин в глину льёт — лекарство овцам готовит. Ноги в глине, руки в глине, на голове платок жёлтый — и платок в глине! Вижу — работает хорошо. Похвалил, спасибо сказал.
Она обрадовалась, просит:
— Вы бы нам помогли, Адилик-ага. У вас опыт. Укажите, каких овец первыми гнать.
Понял я — человек верит, от души помочь хочет. А тут и солнышко поднялось. Туман ушёл, вся степь от росы засверкала. Ай, хорошо стало в степи, на душе весело стало! Засмеялся я — говорю:
— Сауле-джан! Сейчас я вам целый гурт пригоню. Пусть исполнятся ваши желанья.
Так и вышло, что я, старый верблюд, затесался в круг молодых ягнят, да не хуже их запрыгал.
Целый день, от зари до зари, таскали мы больных овец через этот арык, да как — на руках таскали: не могут идти ногами больные овцы! Овец таскали, воду качали, глину возили — много глины возили. Прогоним тысячу овец — менять глину надо: опять месим, лекарство льём, опять глину возим. Пот с лица льётся, полотенца нет утереться! Спина как каменная: наклонишься — разогнуться не можешь. Вечер пришёл — чабаны смеются:
— Эй, седоголовый акбас, верно народ говорит: «Старый верблюд за верблюжонком бежит!»
— Ой, длинная борода — ум короткий!
— Ай, седину Адилик наш нажил — ума не нажил!
Много смеялись. Я плюнул и пошёл прочь. А утром ещё два чабана на помощь пришли, молодые. Веселей дело пошло. На третий день девушки прибежали, с нами вместе стали глину месить. Ой, не одну сотню голов прогнали мы через целебную грязь. На четвёртый день смотрим — встали овцы, все встали, которых мы лечили! По пастбищу сами ходят, сами корм ищут! Ой, что тут было! Со всей степи чабаны сбежались. Старики кричат, молодые от стыда в землю смотрят:
— Ой, чудо пришло! Адиль-ага, дорогой ты наш, уж не мудрейший ли ты из мудрейших, что раньше всех в лекарство поверил?!
Кричали не долго — за дело взялись. Кудайберды, на что упрям, скинул с плеч лисью шубу, пошёл с кетменем новый арык копать. Сам копает — другим велит. А я за овцами, как нянька, хожу смотрю, чтобы подкармливали выздоравливающих по-учёному, как докторша приказала. Так и было. Две недели прошло — не осталось следа от болезни. Всех овец вылечило чудесное лекарство.
