Лето разноцветно-косолапое - Калмыков Павел Львович (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
— Да, а если не догадается? — подумала вслух Настёна.
— Не догадается, так птицы подскажут, — ответила ей знакомая синица. (А может, не та, а другая? Кто их различит…)
— Как же птицы её найдут, если вам «все медведи на одно лицо»? — поинтересовался Тедди.
— Все! — подтвердила птаха. — Только ваше семейство приметное, разномастное. Вот всем другим про вас и растрезвоним. — И она снова упорхнула, унося мягкий клочок серой коальей шерсти — экзотический утеплитель для зимнего гнезда.
Медвежата повеселели. Конечно, всё будет хорошо, надо только подождать. А пока можно в догонялки поиграть в лабиринтах под рябиновыми кустами. И покачаться на упругих ветвях. И на рыбалочку сходить, — по счастью, речка рядом. И побороться, помериться, чья пасть шире. (Точно так и взрослые медведи мерятся — у кого шире, тот и главнее.)
А когда медвежата умаялись, то улеглись на отдых.
— У-у-ух, сейчас бы сказочку, — мечтательно вздохнул губач Бхалу. — Страшненькую.
— Вообще-то я знаю одну страшную историю, — сказала Настёна. — Только это не сказка, а правда было.
Мифы медведей мира
Три человека
Одна маленькая медведевочка отстала от мамы и заблудилась. Ходила по лесу, ходила, очень устала — просто уже лапы не держат. Вышла на опушку. А там стоят домики — человеческие берлоги…
— Знаю, это «кемпинг» называется, — вставил Тедди.
— …видит — в крайнем домике дверь открыта, пахнет чем-то съедобным. Собаки нет. Медведевочка осторожно заглянула и вошла. А жили в домике три человека. Самый страшный и самый главный, человек-отец, был всегда сердитый и всегда ходил на задних лапах. Вторая, поменьше, — мама-человечиха. Она тоже всегда ходила на задних лапах.
— Это они как пингвины, — кивнула Коала. — Живут парами и на двух лапах ходят. Только без перьев.
— А некоторые люди и на передних лапах умеют ходить, — добавила Панда.
— Нет, эти на задних, — ответила Настёна. — Только обоих людей дома не было, они как раз отправились гулять в лес. Вот зашла медведевочка, огляделась, принюхалась. И видит — еда стоит, в баночках, бутылочках. Люди, когда едят, садятся на пеньки, а еду перед собой ставят. Медведевочка села на пенёк по-человечески — неудобно. Лизнула красную еду из баночки — ой, ой, язык жжёт! Понюхала еду из другой баночки, серую пыль, — в носу как защипало, как она расчихалась! Аж слёзы побежали. Не понравилась ей людская еда.
Тедди недоуменно пожал плечами: у них в Америке люди вкусно кормятся.
— Но напоследок решила девочка ещё одну еду попробовать, белую, из бутылочки с соской. И вкусно оказалось, сладенько, как мамино молоко из титеньки. Так она всё и высосала, насытилась и спать захотела. А спят люди не на земле и не на травке, а на высоких таких лежанках. Забралась девочка на одну — ворочалась, ворочалась, лежанка скрипит, колышется, никак не улечься. Полезла на другую лежанку — лезла, лезла, так и не залезла, только тряпку стянула. А на третьей лежанке спал маленький человеческий медвежонок, Мишутка.
— Мишутка? — удивились все. — Как твой братец?
— Да, Мишутка, — подтвердила Настёна. — Он ещё плохо умел ходить на задних лапах, и родители не взяли его в лес. И вот девочка легла с ним рядом и сладко заснула. А тут вернулись большие люди. Несут грибы в корзинке, цветочки. И говорят: ну, пока Мишутка не проснулся, сами поедим, отдохнём. Главный человек сел на пенёк и вдруг как закричит страшным голосом: «КТО ЕЛ МОЮ ЕДУ И ВСЁ РАССЫПАЛ?» А человечица как закричит: «Кто выпил Ми шутки ну бутылочку? Неужели сам Мишутка?!» Потом отец вскочил с пенька и закричал страшным голосом: «КТО РАЗВОРОШИЛ МОЮ ЛЕЖАНКУ?!» А мать хотела крикнуть, да рот себе лапой зажала — увидела, что сынок спит в обнимку с медведевочкой. Но Мишутка всё равно от криков уже проснулся. Тогда отец схватил ребёнка и отдал в лапы маме: «Держи, я принесу мешок и поймаю зверя». А Мишутка заплакал тонким голосом: «Хочу Миню! Хочу Миню!»
Мама дала ему Миню — это у них игрушка такая, медвежонок тряпочный.
— Тедди Беар! — со знанием дела подтвердил Тедди. — Американская игрушка.
— А детёныш ревёт пронзительно: «Нет, Миню хочу!» — ну, то есть живую медведевочку. Люди растерялись на миг, а девочка проснулась, соскочила с лежанки, выскочила из дома — и дёру в лес! А там её мама ждёт! В общем, всё хорошо кончилось.
— Повезло, однако, — поёжился Умка. — Могли её Кочкоголовые в клетку посадить. Или вообще шкуру снять.
— Какие Кочкоголовые?
— Ну, Кочкоголовые! У нас на севере так людей называют. Они ведь на себе звериные шкуры носят, а своя шерсть у них только на голове растёт, как трава на кочке.
Все медвежата согласились: верно подмечено, Кочкоголовые.
Аксинья Потаповна же задумчиво улыбалась. Ведь это она, медведевочка Аксинька, много лет назад забрела в дачный домик к «Кочкоголовым». А теперь на старости лет слушает эту историю от внучатой племянницы. Глядишь, пройдут ещё годы, и ту же историю расскажет своим детям сумчатая медведица в далёкой Австралии. И начнёт её словами: «Давным-давно, во Времена Сновидений…»
…А мама Настёны, медведица Ксюша, конечно, уже спешила к Рябиновым Буграм вместе с сыном. Сначала, как Настёна потерялась, Ксюша была очень сердита. «Ну, найдись только, дрянь такая, — приговаривала она. — Пришибу на месте, чтобы знала в другой раз, как выделываться». Мишутка благоразумно помалкивал, чтобы не попасть под горячую материну лапу. Потом злость прошла, и Ксюша плакала, а Мишутка обнимал её, и гладил, и слизывал солёные слёзы. «На кого ж ты меня кинула, ягодка моя? — причитала мать. — Прости меня, злюку неразумную, и я тебе всё прощу, найдись только!» А потом уже и не ругалась, и не плакала, только понуро брела, ничего не ела и лишь иногда вскидывалась столбом оглянуться на подозрительный звук. Но всё было не то — либо дерево скрипнуло стволом, либо дятел застучал. Посторонний медведь встретился — нет, не видел он Настёны. Росомаха на глаза попалась — ничего не сказала, только язык показала и скрылась. А к птицам Ксюша и не прислушивалась. Что они там болтают — ерунду всякую. «Чви, чви, чви, чавычу хочешь?» Не до рыбы сейчас, да и какая чавыча в конце лета?… И всё-таки один настойчивый жаворонок привлёк внимание печальной мамаши. И рассказал, что на Рябиновых Буграх кого-то дожидается разноцветно-косолапое семейство и с ними приблудный бурый медвежонок. На радостях Ксюша хотела крепко обнять доброго вестника — насилу он ускользнул из медвежьих объятий. А Ксюша поспешила к Буграм.
Ну, не буду описывать встречу. Всё было — и смех, и слёзы, и поцелуи, и шлепки. Достался выговор и самой Ксюше — от крёстной. Хотя, в общем, чего уж там? Сами уже все всё за эти два дня поняли. Не надо терять и не надо теряться! Мало ли что мать сгоряча скажет. Мало ли что ребёнок сглупу решит. Никого нет роднее родных!
Камчатберлогстрой
Самое красивое время года — золотая осень. Пускай медведи не знают, что такое золото, но красоту, конечно, понимают. Жёлтым, красным, оранжевым, лиловым горели на солнце поляны и сопки, деревья и травы.
Погода словно бы извинялась за не очень-то тёплое лето. Да, летом были и дожди, и туманы; был и настоящий тайфун, с воем рвавший листву и ломавший старые деревья, хлеставший дождём напросквозь, — заставил он помокнуть и подрожать разноцветную медвежью компанию.
Зато теперь ветерок веял ласково, шелестя сохнущей рыжей листвой. Благодать! Поспели рябина, шиповник, брусника. Цейлонский медвежонок Бхалу очень забавно ел бруснику: вычёсывал ягоды из кустиков длинными когтями и всасывал через вытянутые губы. А потом громко чавкал. От удовольствия у него даже шерсть на ушах дыбом становилась! Рыжая шерсть.
— У-у, вот кто я, оказывается, — осенний медведь! — воскликнул Бхалу однажды. — Цвета рябиновой листвы! Когда я вырасту, возьму себе имя Шарада — Осень. Я и родился в октябре. И почему в джунглях нет такой рыжей осени?
