Ковер-самолет (журн. версия) Иллюстрации Е.Медведева - Крапивин Владислав Петрович (книги бесплатно без TXT) 📗
— Ты расскажи по порядку, как и что. И ничего не бойся.
Я рассказал. Как нашли ковер, как летали. Только про историю с колокольней не стал говорить: это для науки не важно.
Физик не перебивал. А когда я кончил, он спросил:
— Значит, вы никак не командуете? Никаких слов ковру не говорите? Захотели — и полетели?
Я кивнул.
Физик почему-то улыбнулся. И задал странный вопрос:
— А ковер-то новый?
— Нет. На вид совсем старый... Но еще
крепкий.
Физик вдруг засмеялся, крепко сжал мои локти, а потом взъерошил мне волосы.
А мне было совсем невесело.
— Вы теперь заберете ковер? —прошептал я и понял, что могу разреветься.
Все еще смеясь, он покачал головой.
— Не бойся.
Я поверил и перестал бояться.
Появилась Вера Северьяновна.
— Ну, товарищи мужчины? Я уже могу присутствовать?
Физик вежливо сказал, что присутствовать она может: мы уже все выяснили.
— Видите ли, Вера Северьяновна, физика не занимается такими проблемами.
— Да? Странно... А какая же наука занимается?
Физик улыбнулся и развел рунами:
— Боюсь, что никакая. Может быть, поэзия?
Посла уроков я забрал Витальку прямо с окна его класса на втором этаже.
Но это, по-моему, не наука... Что касается науки, то она такие явления не берется объяснять, Это с одной стороны. А с другой — здесь особой загадки и нет, В детстве многие летают. Кто на коврах-самолетах, кто просто так... Ничего страшного. Детство, к сожалению, быстро проходит.
— Да, но... пока оно пройдет, вы представляете, что они успеют натворить? К тому же, Василий Матвеевич, я не понимаю главного: как они летают?
— Ну как... Видимо, силой воображения.
— Что значит «силой воображения»? — с досадой произнесла Вера Северьяновна. — Воображение у всякого есть, а ведь никто в небеса не прыгает. Я вот точно знаю: сколько ни воображай, а полететь все равно не смогу... Ты можешь идти, Лапников. Завтра придешь с мамой.
Вот тебе и на!
— А чего я сделал? — по привычке сказал я.
— Не рассуждай, пожалуйста! — раздраженно прикрикнула Вера Северьяновна. — Сказано: привести мать, вот и все. Приведешь, а там разберемся «что ты сделал».
И тут я рассердился. Не заметно, не громко, а так, про себя. Потому что зачем она зря кричит? Разве я стекла бил, или стенки царапал, или курил на переменах, или двойками зарос? Подумаешь, летал с Виталькой на ковре-самолете! Это наш ковер, а не ее.
— Мама завтра занята. Если хотите, я ее сегодня позову.
— Зови сегодня, — сердито откликнулась Вера Северьяновна.
— Хоть сейчас?
— Можешь сейчас.
— Вот и хорошо, — сказал я. Поправил за ремнем деревянный кинжал и ушел из кабинета.
Дома я сообщил маме, что ее вызывает завуч, но я ни в чем не виноват, а все дело в ковре-самолете.
— Так я и знала, — сказала мама и ушла к себе в комнату. Через минуту она появилась в платье, которое надевала, чтобы в гости идти или в театр.
И мы пошли рядом — красивая решительная мама и ее непутевый сын в полинялой футболке, жеваных шортиках с деревянным кинжалом за ремнем.
Я видел, что мама слегка сердится, но не понимал: на меня или на кого-то другого.
Когда мы появились в кабинете завуча, «физика» там уже не было.
— Садитесь, — сказала Вера Северьяновна маме. — Я хочу поговорить о вашем сыне. Должна сказать, что он меня беспокоит.
— Да? — сдержанно сказала мама и внимательно посмотрела на меня.
— Да. Насколько я помню, в прошлом учебном году он был ударником. Боюсь, что в этом году он им не будет,
— Но год только начался, — заметила мама.
— Плохо он у него начался! — не выдержала Вера Северьяновна. —До чего додумались с Городецким! По воздуху летают!
— Так ведь дети же... — осторожно сказала мама.
— Вот именно, что дети! Пусть сперва окончат школу, а потом летают, если хочется! Мы и на земле-то с ними едва справляемся, а что будет, если все дети по воздуху носиться станут?
Вера Северьяновна глянула на меня так, будто лишь сейчас заметила.
— Выйди, Лапников, в коридор, — скучным голосом сказала она.
Вот так фокус! О моем ковре-самолете речь идет, а я выйди! Я растерянно посмотрел на маму.
— Иди, Олег, — строго сказала мама.
Я шагнул в коридор, обиделся и встал у окна. Из-за двери доносились голоса: тихий—мамы и громкий—Веры Северьяновны. Но разобрать слова я не старался. Больно мне надо подслушивать!
Потом голоса умолкли, и мама вышла из кабинета.
— Пошли, —тихо сказала она.
На улице мама положила мне руку на плечо и непонятно как-то сказала:
— Ну что, Олежка?..
Я поднял глаза.
— Что?
Мама помолчала еще и серьезно спросила:
— Значит, никак вы не можете не летать?
— Не можем, конечно, —торопливо сказал я. — Ну как же, мама, не летать, если ковер-самолет...
Мама сказала:
— Ну и летайте.
И мы летали. И в этом теплом сентябре, и на будущий год, когда снова пришло лето, и еще через год...
Потом мы стали летать реже. Старше стали, и появились у нас другие интересные дела. Виталька в восьмом классе начал влюбляться каждый месяц и летал, как говорится, на крыльях любви, без всякого ковра-самолета. А я увлекся писанием стихов и все время ходил огорченный, потому что городская газета не хотела эти стихи печатать.
Ковер опять перекочевал в чулан, а в мезонине тетя Валя стала хранить сломанную мебель.
Мы кончили школу и незаметно стали взрослыми. Не все получилось так, как мы мечтали. Ветка стала не балериной, а детским врачом. Она очень хороший врач, живет в Ленинграде, и ее знают все ребятишки в районе. Ветерок добился, чего хотел: стал штурманом полярной авиации. У него есть сын Алешка, веселый трехлетний карапуз. Здоровый, толстый и пока ничуть не похожий на Ветерка-мальчишку.
У меня врачи в приемной комиссии морского училища послушали сердце и посоветовали подумать о сухопутной профессии. Я стал писать книжки для детей и теперь, по правде говоря, очень рад, что выбрал такую работу.
Витальна, то есть Виталий Андреевич, живет в Подмосковье и работает учителем рисования. Ведет уроки, ходит с ребятами в походы, учит их рисовать радуги, закаты, месяц над озерами, рощи, синие реки — всю красоту земную.
Но не только этим он занят. Недавно Виталий прислал мне толстый журнал «Искусство», и там на вклейках напечатаны картины молодых художников, которые получили премии на Всесоюзной выставке. Есть там картина художника В. Городецкого «Воспоминание о детстве».
Над зеленой землей с разноцветными крышами и грудами деревьев, под светлыми утренними облаками плывет ковер-самолет. На нем двое мальчишек. Один сидит на краю, свесив загорелые ноги (одна нога босая, с другой сандалия тоже вот-вот свалится). Мальчишка запрокинул лицо, смеется и смотрит на облака. Под облаками горит на солнце пестрый прямоугольник воздушного змея. Другой мальчишка лежит на животе, подняв пятки, и глядит вниз. Там, внизу, у крылечка, желтого от свежих досок, стоит девчонка. Она совсем маленькой кажется с высоты. Да и на самом деле не большая.
Девчонка не смотрит на ковер-самолет. Она глядит на крышу, где мальчик в бьющейся на ветру зеленой рубашке тянет нитку змея.
На картине буйное лето. Такое, что кажется, будто пахнет лебедой, полынью, речным песком и нагретыми досками заборов.
Я смотрел на картину, и было мне радостно и грустно.
Радостно—потому что картина радостная.
Грустно — потому что словно распахнулось на миг окошко в детство — в ту страну, куда нет возврата.
И еще я почувствовал зависть к Витальке. Он так здорово рассказал в картине про сказку нашего детства! А я? Чем я отблагодарю ковер-самолет?
И я решил написать про него книжку. Вот эту, которую вы прочитали.
Но чтобы написать эту книжку, мне надо было съездить в родной городок. Все вспомнить.
