Конец Желтого Дива - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
— И что она написала?
— Увы, она исчезла.
— Исчезла?!
— Да.
— Опять двадцать пять. А где малыш?
— В нашем детсаду в круглосуточной группе.
На этом месте разговора я поднялся. Все это, безусловно, интересно, но ведь работа не ждет. Я тоже занимаюсь этим делом, только с другого конца. Вот выполню свое задание — и бремя клеветы с названого отца моего будет отметено прочь. Надев волшебную шапку, я снова взял свою «волшебную» аппаратуру — магнитофон, фотоаппарат и тронулся в путь. На сей раз в магазин смешанных товаров. Я спешил узнать, цело ли все, что вчера получил завмаг, отвалив завскладом большой куш. Спустившись в склад, с облегчением обнаружил, что все товары еще тут, никуда не успели сбагрить.
Затем прошел в кабинет завмага, круглого, как колобок, и черного, точно ворон, человека. Голова его была обрита наголо, самую макушку скрывала черная бархатная тюбетейка. Коротенькие усы, точно смазанные маслом, блестели и издали казались похожими на двух жучков, ползущих навстречу друг другу, чтобы встретиться наконец под самым носом хозяина.
Вчера Толстяк называл его дядюшкой Махсумом. Сейчас он возносил к небу странную молитву, уставившись в грязный потолок.
— О всевышний, ниспошли людям благоденствие, чтобы кое-что перепадало при этом и нам! Надоумь ОБХСС замешкаться, чтобы мы успели сплавить дефицитный товар. Увеличь число людей, стесняющихся или забывающих брать сдачу, и отними руки любителям писать кляузы в книге жалоб и предложений. Аминь!
— Аминь! — повторил я, как эхо, желая посмотреть, как среагирует завмаг. А он даже ухом не повел. Подсел к счетам и давай перебрасывать костяшки туда-сюда. У меня аж в глазах зарябило. «Ну тебя, — подосадовал я. — Развел скуку! Хоть бы потешил чем-нибудь невидимого сыщика»…
Вышел в торговый зал. За прилавками метались тридцать продавщиц, словно угорелые, а очереди не убывали. Я приблизился к одной, с румяными, как яблоко, щеками, и положил перед ней записку: «Будьте осторожны, сегодня здесь работники ОБХСС!» У продавщицы тотчас изменился цвет лица: будто вместо румян залили белила. Перегнувшись к другой продавщице, она что-то шепнула ей. Та кинулась к третьей, третья — к четвертой…
За какие-то считанные секунды все тридцать продавщиц успели перешептаться между собой и стать удивительно внимательными, сердечными и вежливыми. С губ их не сходила приветливая улыбка. Иные куда-то побежали и вернулись в изящных синих халатиках, другие взбивали волосы, третьи тщательно мазали помадой губы. Не успевал покупатель переступить порог магазина, все они били ему глубокий поклон и хором тянули: «Добро-о пожаловать!» А провожали до самых дверей, щебеча, как заведенные: «С покупкой вас, дорогой товарищ! Приходите к нам еще, обслужим с удовольствием!»
В зале появился дядюшка Махсум и пригласил заведующих секциями к себе в кабинет. Первой к нему направилась заведующая трикотажной секцией, как я узнал, Анвара-опа, — женщина громадного роста и с такими кулаками, что одним ударом могла бы, наверно, превратить в смятую подушку любого мужчину. Я, разумеется, был готов к работе. Тотчас включил магнитофон.
— Как идет торговля, Анвара-ханум?
— Неплохо, дядюшка Махсум.
— Что-то вы вроде не в духе?
— Ничего… Так себе…
— Хотите, обрадую вас?
— Попробуйте.
— Хочу передать в ваш отдел товару на пять тысяч рублей.
— Спасибо.
— Но за это придется выложить триста рубликов.
— Э, бросьте вы эти разговоры, надоело! — Богатырша выпрямилась во весь рост. — С одной стороны — ОБХСС, с другой — вы прижимаете. Я уже сердечницей стала! Если согласны, чтобы работала честно, я готова, нет — тогда ухожу. Не пропаду. Слава богу, муж кандидат наук, неплохо зарабатывает, все у нас есть. Больше не желаю химичить, хватит.
— Да вы в своем уме? — поразился дядюшка Махсум.
— Будьте уверены, в своем, — подтвердила Богатырша.
— Разве можно прожить на одну зарплату?
— Но другие-то живут!
— Иди, иди отсюда! Не могу видеть тебя и слышать! — завопил дядюшка Махсум, на что могучая Анвара-ханум только презрительно фыркнула.
Не успела Богатырша выйти, как в комнату вплыла сильно накрашенная женщина. Она звонко прищелкивала пальцами, словно вот-вот пустится в пляс.
— Ой, заходи, доченька, заходи! — радостно встретил ее дядюшка Махсум.
— Ой, захожу, папочка, захожу! — женщина плюхнулась на стул, что стоял у самых дверей.
— Как идет торговля, доченька?
— Ох, не говорите, папочка. Хуже некуда.
— Отчего же так, моя хорошенькая?
— Оттого, мой хорошенький папочка, что товары вы держите за семью замками на складе.
— Ох, и остра ты на язык, Шахиста, остра! Но сегодня ты будешь довольна, детка. Я привез джерсовые пальто…
— Джерсовые! — сбрадованно вскочила с места Шахиста.
— …И еще пятьсот ондатровых шапок.
— Ой, папочка дорогой! — кокетливая Шахиста проворно подбежала к дядюшке Махсуму, несколько раз звучно чмокнула его в лоб… и вдруг в самом деле пустилась в пляс, прищелкивая пальцами.
— Но придется выложить пятьсот рубликов. Не подмажешь — не поедешь.
— Нет, нет, нет! — Шахиста опять упала на стул и застыла каменным изваянием, словно и не летала только что бурным вихрем по комнате. — Я боюсь кодекса, папочка. Я не хочу в тюрьму. Если сяду, моего мужа отобьет Нигара. Оставьте меня в покое, папочка.
— Что ты мелешь?
— Нет и нет, папочка. Я боюсь ОБХСС. Кто будет гладить брюки моему мужу? Нигара? Дудки!
— Да что вы все заладили: ОБХСС, ОБХСС! — завопил Махсум. — Если хочешь знать, начальник ОБХСС давно в моем кармане!
— Серьезно? — заинтересовалась Шахиста. — Ну-ка, покажите!
Махсум вытащил из кармана пачку денег, с треском бросил ее на стол.
— Вот он где, твой начальник ОБХСС.
— Ой, как здорово! Вот вы и договаривайтесь с ними сами, без меня.
И Шахиста направилась к двери, покачивая бедрами, щелкая пальцами и игриво напевая, по-видимому, на ходу сочиненную песенку:
А неплохой женщиной оказалась эта Шахиста. Веселая и вовсе не глупа. Побольше бы таких!
Появилась третья заведующая. Дядюшка Махсум встретил ее уже настороженно — и не зря.
— Хочу дать тебе дефицитный товар, может, ты тоже будешь нос воротить?
— Конечно, если опять потребуете, чтобы «подмазала», — резко бросила та, повернулась и вышла.
Махсум заметался по кабинету, как лев в клетке. По ведру из-под угля, что стояло у печки, он дал такого пинка, что оно распахнуло дверь и с грохотом полетело по коридору. Потом встал, как вкопанный, посреди комнаты и, точно настоящий артист, произнес монолог: «Сам я виноват во всем, сам. Дурак дураком. Распустил свои кадры, избаловал. Забросил воспитательную работу. Ишь ты, они желают работать честно! Чего захотели, а? Не выйдет. Давно пора усвоить, что не проживешь честно на этом свете. Не подмажешь — не поедешь. Вот так-то, милые!»
Вдруг он прервал свой монолог, приоткрыл дверь:
— Халтураева, идите сюда!
— Иду! — донесся голос из коридора.
— Быстрее, сколько можно ждать?!
В кабинет, тяжело дыша, вбежала пожилая женщина.
— В обеденный перерыв соберите всех в моем кабинете на производственное совещание. Подготовьте приказ об увольнении Анвары Адыловой. Не забудьте указать, что систематически недовыполняет план.
К перерыву дядюшка Махсум смягчился, стал тихим и ласковым, как ягненок, от давешней злобы не осталось и следа. Со всеми поздоровался за руку, справляясь о здоровье, здоровье членов семьи, родственников. Потом открыл собрание, начав свою речь издалека.
— Торговля — вообще самая тяжелая отрасль, а в последнее время работать становится все труднее и труднее. От работников требуются смелость, сноровка, хладнокровие, артистический талант. Сейчас на базе начальником такое чудовище, что странно себе даже представить: у него ненасытная пасть. Получить товар, не откупившись, — гиблое дело. На днях зашел в магазин и попросил молоденького мясника взвесить два килограмма баранины. Получив мясо, подошел к контрольным весам. Оказалось ровно два килограмма, тютелька в тютельку. Чудовище подошел к продавцу: «Плохо работаешь, брат. Не имеешь ловкости рук, раз не смог обвесить меня хотя бы на сто граммов! Подавай заявление, из тебя продавца не получится». Вот как обстоят дела на нашем фронте, — сказал дядюшка Махсум, заканчивая вступительную часть своей «воспитательной речи».
