Сказки - Пино Кристиан (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
Ее муж стал мясником отнюдь не из любви к людям, а потому, что считал это ремесло почетным и прибыльным. В жены себе он искал женщину неприхотливую и работящую, толковую помощницу в торговом деле.
Спустя три дня после свадьбы — свадебное путешествие поневоле пришлось сократить, чтобы не растерять покупателей, — Мари-Гиацинта воцарилась за кассой мясной лавки. По правде сказать, она не совсем отвечала нашему обычному представлению о кассиршах — в ней не было ничего тяжеловесного, громоздкого, и ей явно не хватало нескольких сантиметров роста и многолетней опытности. Но у нее была очень милая улыбка, и она сразу полюбилась покупателям. Сдачу она давала с таким видом, будто извинялась, что берет плату за столь ничтожный товар, как килограмм сбоя или телячья котлета. Каждый чувствовал, что ей хотелось бы раздавать цветы, и покупатели, выходя из магазина, словно уносили с собой крупицы поэзии, завернутые в толстую коричневую бумагу.
Маленькая жена мясника любила кошек, и ей казалось кощунственным брать деньги за кусочки ливера или печенки, которые покупали для ее любимцев. Супруг было разгневался на нее за это, но, заметив, что излишние щедроты его жены привлекают в лавку деревенских старух, пошел на уступку.
Зато он решительно воспротивился всяким попыткам распространить подобную щедрость на нищих стариков и маленьких оборвышей, которые иной раз по воскресеньям осмеливались пробираться в лавку. «Торговля есть торговля, — говорил он таким тоном, словно изрекал неоспоримую истину, и добавлял, милостиво улыбаясь своей жене: — Должен же я о тебе позаботиться».
Мясник говорил это совершенно искренне, потому что каждый раз, как он бросал взгляд на кассу, он видел и свою жену.
Теперь надо описать вам лавку. Это был узкий коридорчик, выходивший на улицу, без какой-либо перегородки или застекленного тамбура. Касса находилась между прилавком и входом, и такое ее расположение побуждало покупателей платить, как только им отпустили товар.
Свадьба состоялась в июне, летом, поэтому первые месяцы пребывания молодой жены мясника за кассой были довольно приятными.
Время от времени легкий ветерок ласково овевал нежную шейку или обнаженные руки Мари-Гиацинты. Случалось, правда, что после сильного дождя в лавке на каменных плитках пола долго не просыхали лужицы. Но в ясные дни солнце так весело озаряло металлические клавиши кассы, так красиво играло в поддельном бриллианте обручального кольца Мари-Гиацинты!
Пришла осень — хорошая пора для мясной торговли. Мясник еще до света поднимал в своей лавке железные шторы, а его жена усаживалась за кассу. В эти часы в лавке бывало очень темно и холодно; ведь в туманное осеннее утро дрогнешь подчас больше, чем в зимнюю стужу.
Мари-Гиацинта надевала вязаную кофту, шарф, укутывала ноги в старую шаль; она не могла носить перчаток, потому что отсчитывать деньги можно только голыми пальцами.
Каждый день к ней приходил и согревал ее своим теплом соседский кот Флорантен. Равнодушный к запаху мяса — он любил рыбу, — кот устраивался на коленях маленькой лавочницы и так сидел часами, свернувшись теплым мурлыкающим комочком. Около полудня он отправлялся завтракать к своей хозяйке и уже до вечера не выходил из дома, нежась возле очага.
В середине ноября стало подмораживать. Мари-Гиацинта так зябла, что в конце дня едва могла считать медяки, перебирать помятые кредитки и записывать ежедневную выручку в кассовую книгу.
Однажды вечером ей стало невмоготу, и она попросила мужа нанять вместо нее кассиршу повыносливее.
Мясник строго на нее посмотрел, но, желая показать, будто сердце у него не такое уж злое, мягко ответил: «Работа не развлечение. Чем меньше накладные расходы, тем больше барыши. Супружество есть супружество». Так возглашал он по привычке незыблемые истины.
Вскоре Мари-Гиацинта стала кашлять, что вызывало сочувствие покупателей, но отнюдь не мужа — он усмотрел в этом лишь проявление своенравия.
В лавке было так холодно, что Флорантен однажды не пришел. Прекрасно понимая обязательства, налагаемые дружбой, кот все же рассуждал, как и мясник. «Тепло есть тепло», — подумал он и остался греться у камелька.
Маленькая жена мясника почувствовала себя такой несчастной, что совсем пала духом. Народу в лавке было много, то и дело раздавался глухой стук топора, разрубавшего мясо на деревянном чурбане. Женщины толковали между собой о зимних холодах и скудном своем бюджете, мужчины, более сдержанные и несколько сконфуженные своей ролью домашних хозяек и сумками для провизии, которые они держали в руках, молчали, поглядывая, как обычно, с улыбкой на Мари-Гиацинту.
Можно ли было бросить лавку, не дать сдачи всем этим славным людям, при всех расплакаться и бежать домой, хотя ноги так закоченели, что нельзя ступить?
Получая деньги, Мари-Гиацинта ошиблась. Муж закатил ей тяжелую сцену, потому что ошибка была не в его пользу. «Дорогая, — без конца твердил он, — счет дружбы не портит, денежки любят счет… Копейка есть копейка».
В декабре Мари-Гиацинта так застывала от холода, что почти переставала его чувствовать. Она кашляла беспрерывно, и покупателям становилось жалко ее. Как-то один из них выразил свое возмущение бессердечностью мужей. Клиент был выгодный — он каждую неделю заказывал заднюю ножку баранины для жаркого и мясо для супа на десять персон, — такому не ответишь грубостью. Мясник смолчал. Он велел нагреть кирпич и на виду у всех подложил его жене под ноги; успокоив таким образом свою совесть, он принялся точить ножи.
Думаю, что только величайшим усилием воли Мари-Гиацинта заставила себя высидеть за кассой вплоть до рождественского сочельника. Утром, когда в лавку, потирая покрасневший нос, вошел первый покупатель, ему представилось, что он видит перед собою призрак, еще не исчезнувший в лучах зари.
Синие глаза Мари-Гиацинты потухли, лицо было как мраморное, бедняжка походила на взъерошенную мертвую птичку, распростертую на снегу.
— У вашей жены неважный вид, — сказал покупатель мяснику.
Мясник спокойно ответил, продолжая старательно разделывать антрекот:
— Она немного утомилась, но завтра рождество, мы закроем лавку в полдень, вот она и отдохнет. Праздник есть праздник.
Про себя же мясник подумал, что он идет на большую жертву. Как раз в полдень люди бегут в лавку купить котлету для неожиданного гостя.
Вскоре лавка наполнилась празднично настроенными покупателями. Мари-Гиацинта принимала кредитки и давала сдачу.
Флорантен, который в это время дремал у огня, увидел сон. Перед ним смутным белым пятном, словно отгороженное от всего мира толстым слоем льда, возникло лицо Мари-Гиацинты. Поскольку кошкам обычно снятся молоко и пескари, этот сон показался Флорантену страшным кошмаром. Он проснулся.
Пробравшись через отверстие, выпиленное в кухонной двери, кот вышел на улицу.
Мороз был сильный, но боязнь, что кошмар повторится, превозмогла страх перед холодом. А может быть, кот просто почувствовал прилив нежности к своей приятельнице, это так свойственно прихотливым кошачьим сердцам.
Свет из лавки падал на улицу, где робко кружились первые снежинки, оторвавшиеся от черного неба. На отполированных металлических крючьях висели длинные разделанные куски мяса, похожие на огромные языки; ощипанные цыплята лежали в ряд на мраморном прилавке, словно подготовились к какому-то жуткому смотру. Развешанные под потолком гирлянды из разноцветной бумаги придавали узкой лавке праздничный вид.
Мари-Гиацинта более не ощущала своего тела. Звезды затеяли какую-то странную игру, мигая на потемневших балках потолка. Они возникали, потом исчезали, вновь зажигались и мелькали в пестрых гирляндах. Цыплята суетились, словно искали насест для мертвых птиц. Было так холодно, что никаким градусником в мире нельзя было бы измерить такой холод — за это Мари-Гиацинта могла поручиться. И муж ее был такой большой, и своим окровавленным ножом он рассекал пространство.
