Зима от начала до конца (сборник) - Белсвик Руне (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
Внезапно Утёнок обнаружил нечто странное. Сперва он даже не поверил, что это правда. Поэтому хорошенько перепроверил. И уверился, и сказал:
– Знаешь…
– Что? – откликнулась куропатка.
– Я вдруг перестал бояться.
– Вот видишь. Ты натренировал силу духа.
– И я теперь вообще ничего не буду бояться?
– Не волнуйся. Сильный духом всегда найдёт чего бояться.
– Да. Я и сам вспомнил один страх.
– Какой?
– Я вспомнил: я боюсь, что вдруг снесу яйцо, а как мне потом тащить все эти яйца домой?
– Яйца?
– Ну да, если я вдруг снесу яйца. Они ведь ужасно хрупкие, не то что камни.
– Но разве ты не утёнок?
– Утёнок.
– Тогда не морочь себе этим голову. Яйца откладывают утицы-девочки.
– Честное слово? Как здорово!
– Ты уже влюблялся?
– Влюблялся? Это ещё что такое? – разинул рот Утёнок. – Если влюбился, то яйцо уже не снесёшь?
– Тсс, – прервала его куропатка. – Слышишь – кто-то вроде идёт?
Птицы разом замолкли. И в тишине стало слышно: кто-то, пыхтя и отдуваясь, пробирается по лесу.
Что там у зимы прорвалось в брюхе, что от сна очнулись даже мухи?
– Ой-ла-ла! Утёнок, это ты? Ой-ла-ла? И ты совсем один в лесу развлекаешь куропатку беседой?
Это явилась Октава. Она вылезла из-за кустов в своей роскошной зимней шляпе. Она пробиралась по глубокому снегу. Она вспотела и замёрзла одновременно.
– Да! – закричал Утёнок. – Это я!
Как же он обрадовался! Какое счастье, что Октава решила прогуляться в лес как раз сегодня. Теперь они смогут вернуться домой вдвоём. И бояться сегодня уже больше совсем не придётся. Утёнок сильно веселился и радовался – он даже сам удивлялся, что можно так радоваться.
Но вдруг он вспомнил важное.
– Слушай, Октава, – сказал он, – а ты уже влюблялась?
– Но Утёнок, милый, как раз поэтому я и пришла к нашей каменной куропатке. Со мной случилось чудовищное несчастье. Но оно до того нелепое, что я даже стесняюсь о нём говорить.
– Ты ушиблась? – спросил Утёнок.
– Нет-нет-нет. Я влюбилась.
– А что это такое?
– Что это такое?
– Да!
– Это… У меня… Я начинаю скучать по нему, как только его не вижу.
– Да?
– Я мечтаю, что мы идём, взявшись за руки, вдоль речки, шепчемся, я трусь носом о его носик, а потом я срываю цветок и вплетаю ему в волосы.
– Как мило! Он здесь, в лесу?
– Нет. Но мне надо… мне надо попросить у куропатки совета.
Куропатка лежала тихо и внимательно слушала. Что она умела делать действительно хорошо, так это лежать тихо. Сейчас она молча лежала и жмурилась, вдыхая ароматы, расползавшиеся из скляночек в сумке Октавы.
– Дорогая куропатка, – сказала Октава, – что мне делать?
– Ничего, – сказала куропатка.
– Ничего?
– Вот так всегда! – заголосил Утёнок. – Куропатка ничего не знает!
– Наверно, ты права, куропатка, – сказала Октава, – всё бесполезно.
Октава открыла сумку и достала разноцветные скляночки. Она прихватила из дому блюдечки – выложить угощенье, чтобы куропатке легче было лакомиться.
– О-о, – сказала куропатка. – О-го-го. Можно угощаться?
– Пожалуйста, – сказала Октава.
И тут в глубине леса что-то резко сдулось. Или лопнул какой-то крепёж зимы. И на небе вдруг показался голубой уголок. А снежные нашлёпки на камнях стали таять. И с камней, гор и кустов закапала капель. А из зазоров между камнями и снегом ударил вверх крепкий запах земли.
– Так я и думала, – спокойно сказала куропатка. Она то щипала понарошку в сахаре, то залезала клювом в баночку с желе из кудыки.
– Как ты думала? – спросила сбитая с толку Октава.
– Это просто весна.
– Весна? – разинул рот Утёнок. – Что это такое?
– Весна выживает зиму, – объяснила куропатка, – щекочет ей пятки и подмышки; зима сжимается и уходит в землю. Возвращаются птицы, весна ударяет всем в голову, и все кругом голову теряют, но приходят из-за этого в хорошее настроение, и надолго. И постепенно камень подо мной так прогреется, что однажды я смогу впервые прогуляться по вереску. К тому же давно подмечено, что как раз весной маленькие утята ищут ответы на разные вопросы, а многие другие чувствуют себя влюблёнными, и от этого радуются, беспокоятся и грустят одновременно. Понимаешь?
– Нет, – сказал Утёнок. – Я ничего не понимаю.
Отчего же один и весною страдает, а другой в это время от счастья сияет?
Когда весна наконец решила прийти в маленькую приречную страну, она и не подумала поначалу несмело намекнуть на своё приближение – немножко здесь, немножко там. Она вам не пугливая тихоня, которая застенчиво крадётся по лесу и прячется от любого звука.
Нет, весна не робкого десятка. Она р-раз – взяла зиму за ушко, два – вытянула её на солнышко, а сама заняла собой всё. «Буфф!» – сказала весна и наступила. Везде.
– Гип-гип-ура! – закричал Ковригсен.
Он всё ещё сидел в пекарне вместе с Простодурсеном и Пронырсеном. С тех пор как Сдобсен внезапно решил уехать за границу и ушёл от них, с грохотом закрыв за собой дверь, они так и продолжали смотреть на неё.
– Это всё-таки чересчур – кричать «гип-гип-ура», – сказал Простодурсен. – Может, мы никогда больше его не увидим. И пусть он нытик и жалобщик, но всё же наш.
– Я кричал «гип-гип-ура!» не из-за Сдобсена. Посмотри в окно. Неужели ты не видишь? Видишь? Теперь я понимаю, почему я места себе не нахожу.
Пронырсен и Простодурсен посмотрели в окно и увидели сосульку. У них на глазах она стала таять. «Кап-кап-кап» – раздалось за окном.
– Что это? – спросил Простодурсен.
– Ты не понял? – спросил Ковригсен. – Это же весна! Добрая старая весна. Сейчас она вскроет тебе речку. Посыплет поля цветами. Наполнит лес птичьим пением и запахами. Кыш на улицу! Мне надо написать первое весеннее стихотворение года! Гип-гип-ура!
В общем, в приречную страну пришла весна. Красивая, чудесная, она перетопила лёд и снег в воду, а сухой ломкий треск в лесу заменила на бодрое, упругое пенье птиц.
Но с весной та же загвоздка, что и со многим другим. На всех она действует по-разному. Взять того же Сдобсена. Который только что хлопнул дверью и ушёл из пекарни-кондитерской Ковригсена, решив уехать за границу. Сначала он долго стоял за кустом и ждал, что Простодурсен и прочие станут звать его. Будут кричать во всё горло, чтобы он возвращался и никуда не ехал. Что они не хотят оставаться в этой книжке, если он уедет навсегда.
Но они не стали звать его. Хотя бы распахнуть дверь и посмотреть, что с ним, – так и того они не сделали.
Пока Сдобсен стоял, ноги совершенно закоченели, и он всерьёз стал подумывать вернуться назад в пекарню.
Но он отчего-то не мог так сделать.
Оставалось только идти. И Сдобсен побрёл по снегу, сворачивая то туда, то сюда. Как-то не было похоже, что он идёт курсом на заграницу. Больше казалось, что он стремится заблудиться.
И тут пришла весна. Само собой, она пришла и к Сдобсену тоже, как и ко всем остальным. Теперь и он мог прыгать и кричать «гип-гип-ура!». Но он не стал ни кричать, ни прыгать. Он бессильно прислонился к столбику и тихо заплакал.
– Бедный я, бедный, – жаловался он сам себе. – Сейчас бы мне самое время радоваться. Да как же мне радоваться, когда я никому не нужен? Никто по мне не скучает, я ухожу из страны насовсем, а никто и не думает звать меня обратно. И мне приходится уезжать от весны и от всего-всего, какая уж тут радость…
