Мальчик девочку искал - Крапивин Владислав Петрович (книги бесплатно TXT) 📗
– Ну… скажем, что кто-нибудь из ребят дал. Из тех, кто на Горке катается… Данька Белоцвет!
– А у него есть?
– Не знаю. А кто будет проверять?
– Ох, Гусь! Я и не знал, что ты такой хитроумный…
Тот виновато шмыгнул ноздрей. Глянул как прежде, как "хлястик".
– Авка, пойдем на Горку, а? Покатаемся…
Горкой назывался пологий спуск на улице Стекольщиков. Он был вымощен гладкими гранитными плитами. Здесь и гоняли сверху вниз счастливые обладатели самокатов.
Кто откажется от такой радости?
– Пошли, Гуська!.. Только подожди, я спрячу эту фиговину, а то совсем без ноги останусь. – Авка бегал за хлев и затолкал орден под кирпичи, оставшиеся от ремонта колодца. Они лежали под кучей мусора.
Потом Авка и Гуська до вечера резвились на Горке.
Самокатчиков собралось больше десятка. Сперва катались просто так, потом устроили соревнования. В несколько заездов. Авке не очень-то везло, а Гуська занял второе место. Потому что самый легонький из всех. Он бы, возможно, и первое занял, но мешали его широченные брюки – путались и парусили на встречном ветру.
Чтобы стать чемпионом в новых состязаниях, Гуська сбегал домой и вернулся в зеленых трусиках с клетчатыми карманами на заду. Но победить не успел. Авке пришло время встречать с пастбища Матильду, и Гуська сказал, что пойдет с ним.
Да, Гуська настоящий друг! Мог бы ведь гонять на своих колесах до сумерек, но не оставил Авку. Потому что вдвоем веселее.
Гуська левой рукой тащил через траву самокат, а правой вынул из клетчатого кармана стеклянного зайчонка – Звенкин подарок. Вертел в пальцах. Зайчонок был зеленый и прозрачный, как орденский камешек. Только уж зайчонка-то Гуська никому не отдаст, ни на что не променяет, это Авка понимал. Он достал из нагрудного кармашка желтую ласточку. Они с Гуськой посмотрели друг на друга и улыбнулись.
Когда Авка и Звенка встретятся и будут видеться часто-часто, Гуська тоже будет с ними. Как братишка.
Так думал Авка по дороге к пастбищу, и все тревоги уходили от него. Было хорошо среди ласковой травы, под теплым вечерним небом. И скоро будет еще лучше, потому что два материка в Мировом океане постепенно сдвигаются, и страна Никалукия делается все ближе.
В том, что киты двигают материк, Авка был уверен. Об этом говорила Мукка-Вукка.
В первый же вечер после возвращения из Глубинного мира Авка рассказал Мукке-Вукке про все свои приключения. Та понимающе кивала обеими головами. Тогда Авка спросил:
– А как ты думаешь, движется наша земля с китами?
Черепаха прислушалась. Покивала опять:
– Движется.
– А почему ничего не заметно?
– Еще долго не будет заметно. Это уж потом, ближе к концу путешествия начнется тарарам…
– Ка… кой тарарам? – обмяк от страха Авка.
– Знать бы, какой… Поживем – увидим. А ты что думал? Изменишь всю карту мира – и никаких последствий?
– А… какие последствия?
– Непредвиденные, – суховато отозвалось умное двухголовое создание.
– Но вы же сами посоветовали! Чтобы я к китам…
– Я посоветовала, а ты сделал…
– Но вы же не сказали, что будет что-то плохое!
– А я и сейчас не говорю. Но готовым надо быть ко всякому…
Авка опять ощутил в себе "двойственность натуры". Одна его половина очень встревожилась. Прямо хоть спускайся опять к Уко Двуполовинусу и тормози китов! Но вторая тут же затосковала: "А как же Звенка?" И сказала первой: "Чего уж теперь-то! Все равно их не остановить". А Мукка-Вукка успокоила их обоих:
– Не надо поддаваться панике. В конце концов, для тебя главное что? Увидеться с девочкой? Увидишься. Уж это-то я тебе обещаю…
И Авкина тревога улеглась. До ночи.
А ночью Авка вдруг проснулся. Будто воткнулась в него булавка ордена. Мукка-Вукка сказала: "Уж это-то я тебе обещаю". Но каким тоном сказала! Словно хотела продолжить: "А что будет дальше, я не знаю…" Да, а что дальше? Может, Звенка его уже и не помнит! Или помнит лишь еле-еле… Ну, встретились на берегу, поболтали… Ну, помог достать керосин для обратного пути. А она… ну, да, чмокнула его в щеку. А может, у них в Никалукии просто такой обычай… Ласточку подарила на память? Ну и что? Наверно, это просто из вежливости. Гуське вон зайчонка подарила…
Может быть, увидит Авку, поздоровается, скажет несколько слов и убежит по своим делам. Играть с никалукскими мальчишками…
Потом Авке так и приснилось: она бегает в догонялки с незнакомыми пацанами, а он стоит в сторонке и не смеет попроситься в игру. От такого горя Авка проснулся. Помигал. Звенкино лицо – зеленоглазое и скуластое привычно повисло перед ни в сумраке комнаты. Звенка смотрела хитровато.
– Ты чего это… – хмуро сказал ей Авка.
Звенка прищурилась и показала язык. Но… тут же засмеялась. Тогда Авка тоже показал ей язык. И тоже засмеялся. И уснул уже спокойно…
Когда они с Матильдой вернулись к дому, Гуськина мама окликнула сына из-за забора:
– Иди ужинать! Носишься целый день, совсем как спичка с глазами стал!
Гуська затолкал самокат за поленницу и убежал. Авка же вспомнил про орден и пошел за хлев. Надо вынуть из тайника, а то мало ли что.
Он оглянулся, отодвинул под кучей мусора кирпич… Ордена не было.
НЕ БЫ-ЛО!
Авка от ужаса сделался жидким, как тыквенная мякоть.
Ну, кто, КТО мог разнюхать и украсть?
Значит, кто-то знал про орден с самого начала? И следил? Но к т о? Ну, не Гуська же, в самом деле!
Авка сел и привалился к стенке хлева. Как пришибленный. Как приговоренный. Потеря ордена грозила всякими бедами. Какими именно, Авка не знал, но чувствовал – громадными. А еще хуже предчувствия бед была непонятность. Неизвестность.
Раньше Авка с такого перепуга завелся бы икать без остановки. Но икота осталась у БЧП, и теперь Авка только часто переглатывал.
Что было делать? Только одно – бежать к Гуське и вместе с ним с головой нырнуть в жуткие догадки. Две головы лучше, чем одна…
Кажется, Авка это не просто подумал, а пробормотал.
– Наконец-то ты это понял, – послышался мяукающий голосок.
– Мукка-Вукка!
– А кто еще? Его величество Валериус Третий? – она выбралась из-под сухой тыквенной ботвы. – Что, кавалер? Перепугался?
– Мукка-Вукка, вы что-то знаете? – качнулся к ней Авка с проснувшейся надеждой.
– Кое-что… – хмыкнула правая голова. А левая сообщила: – Это я прибрала твой сувенирчик. А то ты, бедняжка маешься с ним, не знаешь, куда девать.
– Уф… – Авка шумно задышал. С великим облегчением. – Мукка-Вукка, а где он?
– У меня под панцирем.
– Ой… а разве ваш панцирь поднимается?
– Как крышка чемодана. Только я это никому не показываю, неудобно раздеваться при посторонних.
– Но звезда же колючая, всю спину вам исцарапает.
– Я уложила ее булавкой вверх. К тому же, спина у меня под панцирем жесткая…
– Спасибо вам, Мукка-Вукка…
– На здоровье… Когда понадобится – скажешь, я вытряхну.
– Ладно. Только, наверно, никогда не понадобится…
– Как знать… Захочешь вспомнить приключения в Глубинном мире, достанешь награду, поглядишь…
– Я эти приключения и без награды помню!
– Не очень-то помнишь, – ворчливо отозвалась правая голова. – Там по тебе скучает твой друг Лучезар Окрыленный, а ты…
– А я… Что я? Я про него тоже все время вспоминаю! – И это была почти правда. Ну, не все время, однако очень часто Авка думал: "Как там Лучик-то? Что с ним?"
– Иди к дому, постучи по водосточной трубе у крыльца, – сказала левая голова.
– И что будет?
– Иди, иди. Что-нибудь будет…
Авка поспешил к крыльцу, заколотил по гулкому железу. В трубе загудело, заскрежетало. И в лужу, что осталась от вчерашнего дождика, вылетела из ржавого горла бутылка. Нездешнего вида – квадратная, с маленькой головкой. Сквозь мутное стекло был виден свернутый в трубку бумажный лист. Авка попробовал его вытрясти, но бумага растопырилась – и никак. Пришлось идти за хлев и кокнуть бутылку кирпичом. Мукка-Вукка неодобрительно смотрела четырьмя глазами, но ничего не говорила.
