Пироскаф «Дед Мазай» - Крапивин Владислав Петрович (книги бесплатно полные версии txt) 📗
Адмирал прислал за артистами большущий вельбот под парусиновым тентом. Матросы оказались весьма пиратского вида, но очень вежливые. Угостили Тома и Донби мармеладом, а капитана ароматным табаком. Капитан виновато глянул на Тома. Сушкин давно старался отучить дядюшку Поля от курения, и тот делал вид, что отучается, но сейчас, мол, никуда не денешься — вежливость…
Платоша на выступление не поехал. Сказал, что займётся живописью в комнате с пустым потолком.
— Дюк подкинул интересную идею…
Дождь все стучал по брезенту. Поплыли по протоке Большая Томза, мимо плоских берегов Зелёной Лошади. Никто не грёб, потому что деловито урчал мотор — видимо на кашеварии. Дон и Бамбало высовывали головы из-под тента, встречный ветер загибал их длинные ресницы. Капитан тоже высовывал — чтобы ветер относил от вельбота дым.
— Поль, пейзаж похож на прибрежные воды Голландии, — размягчённо вспомнил Бамбало.
— Угу… — сказал капитан.
Плавание было монотонным, Сушкин задремал. Очнулся, когда подошли к деревянному пирсу. В его конце виднелось кирпичное строение, похожее на старинную водокачку. Кто-то из матросов объяснил пассажирам, что это «с вашего позволения, господа, форт Старый Дудулло»…
В форте было что-то вроде ресторанчика. Гостей стали кормить и поить. Дали жареную рыбу, салат из морских водорослей (откуда они здесь?) и весьма аппетитные булочки. А питье — разное. Сушкину принесли большущую кружку с квасом (защипало в носу), капитану бутылку с пузатым парусником на этикетке, а Донби — фаянсовую канистру с двумя горловинами, в которые Дон и Бамбало сразу сунули головы. Капитан виновато посмотрел на Сушкина — так же, когда получил табак.
Сушкин сказал:
— Тьфу на вас… — и спрятался за кружкой…
Потом гостей повели в музей пиратской истории. Оказалось интересно. Модели каравелл и галеонов, настоящие бронзовые пушки, коллекции монет, добытых в давних схватках, ветхие морские карты и портреты давно сгинувших корсарских капитанов. Были даже несколько полотен знаменитого мариниста-баталиста Хосе Федерико ла Кабанья дель Моро. На них клубился дым, горели паруса и бликовали крутые волны.
— С ума сойти. Неужели подлинники? — вполголоса сказал капитан Поддувало.
— А как же, сеньор капитан! — подтвердил костлявый горбоносый гид в кожаной безрукавке и бархатных штанах. — Взяты при штурме города Сьюдад де Кастаньетто Рохо. Раньше висели там в резиденции губернатора…
Капитан обратился к Донби и Сушкину.
— Однако в здешних молодцах проскальзывает некоторая интеллектуальность.
— Что проскальзывает?
— Образованность и знание искусства.
— Ага… Они ещё больше проскальзывали при нападении на пироскаф… — пробубнил Сушкин.
— Том, не будь злопамятным. У этих пиратов ощущается тенденция к исправлению…
— Что ощущается?
— Склонность.
— Ага, жди… — Но это он так, из упрямства…
Скоро капитан и Донби решили заглянуть в музейный буфет («Ну безалкогольное же!»), а Сушкина отпустили ещё погулять по комнатам с парусами и оружием.
Там было пусто, однако вскоре Сушкин заметил троих посетителей. Не пиратской, но в то же время необычной внешности. Ходили они почему-то шеренгой и, кажется, даже в ногу. В центре двигалась рослая девица в новеньком камуфляжном комбинезоне, с чёрными прямыми волосами и воздвигнутыми на лоб тёмными очками. Под очками блестели похожие на сливы глаза. С одного фланга шагал унылый худой тип с отвисшей губой и похожим на жёлтый огурец носом. Его мрачность не ослабляла даже удивительно яркая рубаха с пальмами и обезьянами. С другого бока маршировал круглый парень с похожим на блин лицом, к которому навсегда приклеилась жизнерадостная улыбка. Было похоже, что ему хочется пританцовывать, но он стесняется.
Это компания Сушкину не понравилась моментально и навсегда. Как ходят, как смотрят, как разговаривают.
Девица постоянно обращалась то к одному, то к другому спутнику.
— Вовочка, а что если вписать в эпизод с поисками клада некий персонаж с таким вот мушкетом? Будет очень колоритно…
— Дульсинея Порфирьевна, все эпизоды завизированы и прошли обкатку, — осторожно возражал круглый Вовочка.
— Вовочка, вы крючкотвор. Кто визировал? Я! Вот и развизирую обратно… Ефросиний! Если этот фрегат разместить на фоне настоящего залива, может возникнуть непревзойдённый эффект.
Унылый тип с носом-огурцом (видимо, Ефросиний — идиотское имя!) тоскливым голосом отвечал:
— Дульсинея, во-первых, это не фрегат, а галеон. Во-вторых, зачем он нам нужен? В-третьих, любого эффекта гораздо легче достигнуть путём компьютерной графики…
— Вы скучный тип, Ефросиний, никакой романтики…
В этот момент круглый Вовочка заметил Сушкина.
— О-о… — И он глазами указал на мальчишку в бескозырке со старинной надписью. Вообще-то в музеях (даже в пиратских) снимают головные уборы, но Сушкин забыл. И, видимо, теперь эта Дульсинея Порфирьевна (ну, не хуже, чем Афродита Нероновна!) приняла его за живой экспонат. Ещё полезет с расспросами! Сушкин тут же «сделал ноги» и нетерпеливо встал на пороге буфета: пора, мол, думать о концерте…
Обитатели пиратской базы оказались благодарными зрителями и слушателями. В громадном сарае для ремонта шлюпок они расселись на перевёрнутых баркасах, орудийных станках, бухтах якорных канатов и самодельных скамейках — человек сто, не меньше. Каждую песню завершали хлопками задубелых матросских ладоней. На одной ладони белел грязный гипс, и Сушкин вспомнил Югу. Но боцман Бомжирар сейчас не казался зловещим…
Донби танцевал, как солист Африканского балетного ансамбля. Пираты выли от восторга и украсили две его шеи ожерельями из морских раковин.
Сушкин ощутил творческий прилив и пел, пожалуй, лучше, чем всегда. После «Девушки с острова Пасхи» его вскинули на руки и несколько раз подбросили под потолок. Потом вручили серебряную боцманскую дудку.
Капитану подарили трубку, которая, по их словам, когда-то принадлежала знаменитому пирату де Оллон э. Капитан Поддувало даже прослезился.
— Ребята, я счастлив…
— Вот и отучай тебя от куренья, — шепнул ему Сушкин.
— Том, это же просто сувенир!
— Ага, знаю я…
Закончилось все, конечно, коллективным исполнением «Венсеремос, амигос!».
Потом флибустьерские экипажи долго махали с пирса вслед уходящему баркасу.
Сушкин время от времени свистел в дудку и был доволен жизнью. Скреблось правда сожаление, что не было здесь Кати Елькиной. Они могли бы так замечательно спеть песню о друзьях. Но ведь полного счастья не бывает.
И ещё слегка тревожило: почему не откликается Юга?
Юга откликнулся поздно вечером — Сушкин дозвонился до него со своего подзаряженного мобильника.
— Привет! Куда ты пропал?
— Том… такие дела. Я потом объясню, когда вернусь…
— Откуда вернёшься? Ты разве не во дворце?
— Нет. А ты?
— Я на «Мазае». Пошёл вместе с Донби. Он решил там ночевать, чтобы надолго не оставлять яйцо. А я с ним, чтобы не скучал… Тебя-то все равно нет…
— Том, так получилось. Потом расскажу…
Ну, потом так потом. Мало ли какие дела могут быть у наследника герцогского трона. Он ведь не обязан все говорить какому-то гостю из города Воробьёвска. И нечего обижаться…
Капитан остался во дворце. У них с герцогом было о чем поговорить. А Сушкин и Донби сидели в салоне пироскафа. На столе стоял тёплый самовар, на нем лежало яйцо, к нему прижимали головы Дон и Бамбало. А Сушкин лениво листал книжку про Тома Сойера. Он почти не читал, а представлял себя в домике тёти Полли, в городе Сент-Питерсборо. Сид и Мери ушли к своим друзьям, тётушка с вязаньем приткнулась у подоконника, за окном слышны голоса мальчишек, играющих в пиратов. И Том Сойер, наверно, с ними. А Тому не хочется. Хорошо сидеть и думать ни о чем, просто так.
— Питер, иди сюда…
Кот прыгает ему на колени… По правде это не кот, а корабельная крыса Изольда. Наверно, она полегче настоящего кота, но тоже тёплая, покрытая шёрсткой, только хвост не пушистый, а похож на кожаный жгут. Сушкин давно уже избавился от остатков боязни перед крысой. Ничего в ней противного, ласковая такая. Иногда царапает коготками ноги, но не страшно. Конечно, мурлыкать не умеет, но все же погладить можно — живое существо…
