Сказки Амаду Кумба - Диоп Бираго (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
— А я знал, что ты много лун ищешь жену, и вот подумал о тебе. Но Гаинде-лев предупреждает тебя, что он не потерпит, чтобы его свояк запятнал честь его семьи.
— Его семьи? Подумаешь! — возмутился Буки. — Я надеюсь, что каждый останется в своем доме и никто из нас не будет нести ношу другого. Не дождется он, чтобы я пошел к нему хотя бы за угольком на растопку или моя жена — к его жене за щепоткой соли! — бахвалился Буки.
Лёк, Гаинде и Буки пришли в жилище старой Кудьи.
— Бабушка, вот твои будущие зятья, — представил их Лёк-заяц.
Дочери старой Кудьи были каждая в своей хижине. Гаинде-лев пошел в хижину справа, а Буки — в хижину слева. И двойной брак был заключен.
Каждый увел свою супругу; Буки, уходя, бросил жадный взгляд в загон, где толклось и блеяло большое стадо баранов его тещи, такое большое, что в нем затерялись животные, отданные двумя зятьями, как выкуп за жен.
Время шло…
Буки всячески старался отделаться от своего потомства, которое не давало ему покоя, преследуя до самого его дома.
Вел он себя смирно, опасаясь гнева свояка. А его молодая жена была слишком хорошо вымуштрована матерью, чтобы жаловаться соседям на неприятности супружеской жизни. Но весьма вероятно, что они у нее были.
Времена становились тяжелыми. Наступила страшная засуха. Пастбища выгорали. Пересохли болота, ручейки, речки, колодцы. Пуло-пастух перегнал свой скот на земли пощедрее; обитатели бруссы все разбежались кто куда; неизвестно было, где они, и Буки знал об этом меньше всех. У него живот подвело с голоду и запали бока.
Буки частенько вспоминал свою тещу, старую Кудью, и стадо баранов, которое он видел у нее в загоне в день его свадьбы. Но где это видано, где слыхано, чтобы зять пошел клянчить что-нибудь у тещи, — в особенности если он, как Буки, ни разу не принес подарка матери своей жены. Но голод — не свой брат, зубы его длиннее и острее, чем зубы праматери всех гиен на свете, а голос громче, чем военные там-тамы Бура-царя.
Буки не решался сразу забыть все правила приличия, но он постепенно оставлял свои сомнения на дороге к жилищу старой Кудьи. Однако наиболее строгими обычаями он пренебречь не посмел и вошел в дом тещи с самым унылым видом.
Запавшие глаза, дрожавшие ноги, сухой язык… Жалобным голосом гость промолвил: «Салям алейкум», — и вежливо осведомился, какие новости в деревне, как поживают люди и животные, особенно бедный скот, который, конечно, страдает больше всех от этой проклятой засухи. Он говорил о том о сем; о том, что уже поспело и что еще не созрело; обо всем и ни о чем, а голос его все больше замирал — у него пересохло в глотке. Время от времени он поводил ухом в сторону загона, где стадо (вероятно, такое же многочисленное, как в день его свадьбы!) топталось и блеяло так, словно там перессорились все бараны от мала до велика.
Старая Кудья прожила немало лет, лет изобилия и лет засухи. Она видывала на своем веку и людей сытых, и бедняков, умирающих с голоду, а потому догадалась, что ее зять близок к обмороку от истощения.
— Зять мой, — сказала Кудья, — будешь уходить, зайди в хлев, прихвати с собой барана для твоего хозяйства.
Буки тут же перестал разглагольствовать и не заставил себя просить дважды. Он простился с тещей, вошел в загон и потащил за собой на веревке молодого, упитанного барана.
Когда Буки был уже почти у своего дома, его дети внезапно появились на тропинке, окружили его и барана и набросились на добычу, которая брыкалась, прыгала и блеяла.
Буки вынужден был разделить дар тещи со своим надоедливым потомством и вернулся домой с полным животом, но пустыми руками.
Как усердный пахарь ходит в поле сеять и собирать урожай, так Буки повадился ходить в дом своей тещи.
Всегда почтительный, вежливый, как достойный зять, он рассказывал новости, говорил о тяжелых временах, которым не видно конца; сочувствовал несчастьям истинной бедности и… уходя, всякий раз заглядывал в хлев и уводил барана. А дети его устраивали засаду на тропинке и забирали свою долю, так что жене Буки никогда не доставалось и кусочка мяса баранов ее матери.
Шло время, и пустел загон старой Кудьи. А Буки и его дети почти забыли, что голод хозяйничает в округе.
Лёк-заяц, который повсюду совал свой нос, как-то заглянул к старой Кудье вечером, когда стадо возвращалось с пастбища. И увидел Лёк, что в хлев вошло только несколько старых овец с выменем, обвисшим, как пустая сума неудачника-гриота.
— Бабушка, — спросил удивленный Лёк, — куда же девалось твое прекрасное стадо, которое так шумело в загоне в счастливый день свадьбы?
И старая женщина рассказала зайцу о визитах «бедняги Буки», своего зятя, который на глазах умирал с голоду, но ни за что на свете не хотел просить у тещи и кусочка от самого хилого барана — ни для себя, ни для жены.
Лёк-заяц одобрительно выслушал это и удалился. Он свернул к жилищу Буки-гиены и застал жену Буки одну. От нее остались кожа да кости. И Лёк понял, что бараны старой Кудьи очень редко доходили до хижины ее дочери. А может, и вовсе не доходили.
Не таков был Лёк, чтобы ограничиться одним лишь сочувствием. И он направился прямо к Гаинде-льву:
— Дядюшка Гаинде, я видел вещи, которые мне совсем не нравятся, которые мне сильно не по душе; такого нельзя было ждать даже от Буки!
— Буки? Что еще он натворил? До сих пор ничего не было слышно ни о нем, ни о его жене.
— Потому что это секрет между тещей и зятем, а теща Буки — почтенная женщина, настоящая мать ему.
И Лёк поспешил рассказать льву обо всем, что он видел, или, вернее, больше не видел. Обо всем, что услышал от старой Кудьи. Рассказал, в каком состоянии он нашел ее дочь, жену Буки.
Гаинде-лев был настолько честен, что не мог поверить всему этому. Он сказал своей жене:
— Ты давно не была у матери. Сходи к ней. Побудь там сколько хочешь; а когда вернешься, расскажешь мне все, что видела и слышала.
И жена Гаинде-льва пошла навестить свою мать. Она прогостила у нее недолго, вернулась к концу третьего дня.
— Муженек, — со слезами сказала она льву, — все, что говорил Лёк, правда; дела обстоят даже еще хуже. В загоне у матери осталась лишь одна старая овца. Буки перетаскал все стадо поголовно, и твоих баранов, и трех козочек, которые он сам отдал за сестру.
Только на пороге дома тещи Гаинде-лев смог совладать со своим возмущением и скрыть его в глубине сердца. Его приветствия и обхождение хорошо воспитанного зятя не выдали его гнева.
Далеко не сразу удалось ему выведать у тещи, несмотря на ее сдержанность, что второй зять и в самом деле разграбил весь ее загон. Оставалась лишь самая старая овца, мать погибшего стада.
В конце концов старая женщина сказала, что сегодня как раз должен прийти Буки.
Тогда Гаинде-лев велел теще отвести овцу в хижину, а сам привязал себя к колышку в глубине загона.
Подходил вечер.
И вот явился Буки. Ноги его, как всегда, дрожали и подкашивались, высунутый язык был сух, глаза впали, а живот был втянут, кажется, еще больше, чем прежде. Говорил он глухим, замирающим голосом. Он был вежлив, любезен, внимателен, как самый почтительный зять. Буки рассказал новости, поговорил о тяжелых временах, которым и впрямь не было видно конца, посочувствовал несчастьям бедняков, затем распрощался — и пошел в загон, где царила непроглядная ночная тьма. Он отвязал веревку и вывел единственное оставшееся животное, которое послушно, не прыгая, не упираясь и не брыкаясь, шло за ним.
— Тем лучше, — пробормотал Буки. Он вспомнил, что из всего стада осталась лишь старая-престарая овца, и, не оглядываясь, погладил ее по темени. Ни следа рогов! — Тем лучше, у тебя уже и рогов не осталось, легче будет тебя прикончить. Ты мудра и, как я вижу, примирилась со своей участью, старушка! Значит, мои дети тебя не услышат — ведь ты не станешь блеять на всю округу, как другие овцы и бараны.
И Буки, ведя на веревке добычу, двинулся к своему дому. В конце дороги он остановился и опять, не оглядываясь, погладил голову животного:
