Цирк в шкатулке - Сабитова Дина Рафисовна (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
И он очень грустно смотрел на Льдинку.
В первый момент Льдинка смутилась. А потом вспомнила первую часть сна и фыркнула.
— Доброе утро, — тихо сказал конюх. — Извини, что разбудил. Я хотел спросить: когда ты к нам вернешься?
— Я вам не нужна, — горько и гордо ответила Льдинка, — Поищите себе другую лошадь, которая не спотыкается и не проигрывает скачки.
— Милая Льдинка, — ласково сказал конюх, — оступиться мог каждый. Я понимаю, что твоя гордость заставила тебя уйти. Но нам всем очень плохо без тебя. Все скучают. Ветеринар переживает, что здесь некому делать необходимые для твоей ноги примочки, Стивен тоскует так, что ничего не ест и похудел. И я очень хочу, чтоб ты вернулась.
Льдинка угрюмо отвернулась. Она вспомнила свое стойло в конюшне, нетерпение, которое охватывало ее перед скачками, вспомнила, как в день рождения Стивен читал ей стихи про летающих лошадей…
— Зачем же вы укоряли меня, когда я проиграла забег? — наконец спросила она.
— Никто не укорял тебя, тебе просто показалось. Я понимаю, что тут твои друзья, и я верю, что циркачи — замечательные люди, но ведь твой дом — в королевской конюшне.
— У меня один вопрос, — решительно сказала Льдинка. — Куда деваются из конюшни старые лошади? Конечно, я еще молода, но хотелось бы знать!
Конюх пожал плечами в недоумении:
— Разумеется, они выходят на пенсию. И отправляются на отдых, на ферму. У нас есть королевская ферма для старых животных. Там спокойно и тихо. Я часто навещаю там знакомых лошадей. Знаешь, это забавно и трогательно, но многие начинают на покое писать стихи, картины или сочинять музыку. И иногда хорошую.
— Но некоторые лошади, как я слышала, — непримиримо сказала Льдинка, — превращаются в колбасу.
Конюх всплеснул руками:
— Что ты говоришь! Льдинка, вспомни! Ты пришла на нашу конюшню совсем молодой лошадкой, почти жеребенком. Я люблю тебя… Разве я могу сделать из своей любимой лошади — колбасу? Как ты могла такое подумать? Ни одна лошадь из нашей конюшни… — Но тут конюх замолчал. Потом покачал головой грустно:
— Знаешь, Льдинка, я думал, что ты мне веришь. А ты ушла, обидевшись неизвестно на что. И подозреваешь меня теперь в ужасных вещах. Мне очень горько это слышать. Я ухожу. Если захочешь вернуться — твое стойло свободно. Всего тебе доброго.
И конюх ушел.
Как же так получилось, что Льдинка, которая обижалась на всю конюшню, сама обидела конюха? Чувство, что она виновата, было так мучительно, что Льдинка решила тут же переложить его на кого-то другого.
— Аделаида, — сердито сказала она, отыскав на поляне старую лошадь, — как ты могла наговорить мне таких гадких ужасов про колбасу? Ты настроила меня против моего конюха. А оказывается, наши лошади отправляются на пенсию — на ферму, пишут стихи, музыку и даже картины.
Аделаида с недоумением посмотрела на белую лошадку: — Голубушка, какая шлея попала тебе под хвост? Разве я говорила хоть слово о твоей конюшне и твоем конюхе? Я философствовала о вечном и бренном, о благодарности и предательстве, о молодости и старости, о любви и о свободе… Кто мог подумать, что ты сделаешь такие поспешные выводы и поссоришься с человеком, который воспитывал тебя с детства? Я ожидала, что ты, напротив, оценишь, что, хотя в мире существует зло и конская колбаса, тебя окружают и окружали друзья.
Льдинка повесила голову и молча пошла восвояси. Теперь и Аделаида ее упрекает. Как все плохо получается.
А после обеда на столицу тихо опустился туман. Берега реки и сама река, колесо обозрения в городском парке, стальные трамвайные рельсы, скамьи, афишные тумбы, витрины, печные трубы, ограды, фонари, тележки мороженщиков и газетные киоски — все утонуло в мягком тумане.
Стало тихо. Редкие прохожие спешили по домам, пока еще туман не загустел настолько, чтоб стало опасно заблудиться в родном городе. На дверях магазинов и учреждений появились таблички «Закрыто на туман», замерло движение на улицах.
В такие дни, когда туман обволакивал город, каждого тянуло в теплый уют. Хозяйки пекли яблочные пироги и сахарные рогалики, на стол ставился парадный фарфоровый кофейник, зажигался камин, и вся семья (да, ведь глава семьи вернулся со службы ранее обычного) собиралась у стола за неспешным разговором.
Для Льдинки туман был очень кстати. Как раз под настроение. Она бродила по берегу, дышала туманом и думала: «Вот, на меня все обиделись, и я сейчас растворюсь в этом тумане, и никто меня не найдет. Потом, когда станет ясно, они вспомнят, быть может, что я была. И что я никого не хотела обижать — так уж получилось».
Она долго шла вперед, и вот под ее копытами, вместо песка и травы, оказалась мостовая. Тогда Льдинка поняла, что она бредет уже по какой-то городской улице.
Одна. Совершенно одна.
— Одна. Совершенно одна… — услышала Льдинка где-то совсем рядом.
Но кто это сказал? Неужели это ее внутренний голос заговорил вслух?
В тот день с самого утра королева закрылась в комнате принцессы.
— Послушай, — стучался король, — открой дверь, Ида. Я волнуюсь за тебя.
Но королева сказала, что ей надо побыть одной.
Король подходил к двери каждые полчаса.
Сперва, правда, король пытался заниматься всеми запланированными делами — приемом послов, совещаниями с министрами, обдумыванием внешней и внутренней политики. После завтрака он так и сказал сам себе (но громко, чтоб его слышали окружающие):
— Я — король. Личные горести не должны мешать мне выполнять свой долг. А долг каждого профессионала — делать свое дело, невзирая на сердечную боль. Иначе в государстве начнется хаос, иначе ты не работник, а некомпетентный и слабодушный человек. Грош тебе цена.
Но, помимо воли, он все время думал о пропавшей дочке и о горюющей жене, невольно прислушиваясь к любому звуку извне, и все валилось у него из рук.
Он рассеянно поинтересовался у министра транспорта, уродятся ли нынче летом хлеба, пробормотал что-то о расширении железных дорог на восток в разговоре с министром образования и предложил министру сельского хозяйства решить до начала осени вопрос с закупкой школьных мелков, не пачкающих руки.
А когда он взял из рук очередного посла верительную грамоту вверх ногами, чуть не разразился международный скандал. Скандал замяли, послу объяснили, что монарх нездоров, а король понял, что работать в полную силу сегодня он не способен.
Из важных государственных дел делались только самые неотложные, пачку бумаг, которую принесли королю, он подписал не читая.
— Я — король, — тихо вздохнул король после обеда. — Если случится что-то очень важное, к примеру, пограничный конфликт или извержение вулкана, я, конечно, буду вынужден отложить в сторону личные дела. Но пока ничего не случилось, я должен заняться проблемами своей семьи.
И король снова пошел к комнате Карамельки.
Он постучал и прислушался:
— Ида, впусти меня. Давай подумаем вместе, как ее вернуть? Давай пригласим… я не знаю, кого. Педагогов… Или философов. Или, может быть, астрономов: иные миры — это их дело. Посоветуемся. Может быть, кто-то из них знает, как вернуть человека оттуда…
На этих его словах дверь отворилась.
Королева посмотрела ему в глаза, лицо ее было грустным и бледным.
— Кто же может знать, как вернуть нашу дочь? Я звала ее весь день. Я пыталась рассмотреть ее следы в траве… Там… Ничего не получается. Твои астрономы — что они могут? Что могут они — если я ничего не могу?!
Она подняла вверх лицо, чтоб из ее глаз не пролились слезы.
Потом сказала очень тихо:
— Я пойду пройдусь по улице. Пропусти меня.
— Но я тебя не держу, — растерянно ответил король. — Только на улице туман, Ида. Ты простудишься и заблудишься.
— Какая разница, — ответила королева. А потом добавила: Ты знаешь, я все время боюсь уронить этот шарик. И разбить его.
Она достала розовый носочек, аккуратно опустила в него стеклянный шарик и положила все это в маленькую сумочку на длинной цепочке. Сумочку она повесила на ГРУДЬ и прижала к себе обеими руками.
