Волшебный кувшин Хомы и Суслика - Иванов Альберт Анатольевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
Суслик ничего не ответил.
Что правда, то правда. Было? Было. Но больше не будет. Своё слабое здоровье дороже любой могучей репы.
— Как думаешь, что это? — снова задрал голову Хома, любуясь необычным растением.
— Цвет, — понимающе определил Суслик.
— Цветок? — невольно переспросил Хома.
— Цветок — когда маленький, а цвет — значит, большой.
— Чего ты мне, — подчеркнул Хома, — объясняешь? Конечно, цвет. Видишь, какой гигантский!
— Нет, огромный, — немедленно оспорил Суслик.
— Огромный — это в ширину большущий, — терпеливо разъяснил Хома. — А гигантский — это в высоту великий.
— А! — отмахнулся Суслик. — Все цветы, и низкие, и высокие, бесполезны. Один запах!
— Сглазить на него, что ли? — сам себе сказал Хома.
— Землю понюхать? — с ехидцей заметил Суслик.
— Думаешь, я с него навернусь? — озаботился Хома.
— Непременно упадёшь, — и Суслик опять насмешливо посоветовал: — Лучше на маленький цветок залезь.
Но Хома его уже не слушал. Он, пыхтя и отдуваясь, полез по стволу вверх.
— Любопытство до добра не доводит, — загодя предупредил Суслик. — Я тебя ловить не буду.
И ушёл рвать гороховые стручки.
А Хома лез и лез. Хорошо, что ствол был шероховатый, не скользил. Иначе ни за что бы не взобрался. А так — вот она, верхушка!
Понюхал он покрытую загадочными пупырышками шляпу цвета-цветка. Вроде бы и не пахнет цветами. Пахнет чем-то, несомненно, вкусным. Ага!
Потёр Хома ладошкой, пупырышки осыпались. А под ними в бесчисленных гнёздах, как орешки в еловой шишке, — крупные чёрные семечки. Вся шляпа ими набита. Плотно, теснотесно. И столько их — видимо-невидимо!
Когда Суслик вернулся, Хома уже был внизу.
— Надоел мне горох, — капризно сказал Суслик. И осёкся, внимательно взглянув на Хому.
Вид у него был неимоверно довольный. Счастливый вид! Раздутые щёки увесисто лежали на его плечах.
Суслик перевёл растерянный взгляд вверх. Рябая шляпа загадочного растения была пустым-пуста.
— Что у тебя там? — он уважительно потрогал пальцем тугую щёку друга.
Хома молча протянул ему на ладошке щепотку семечек. Суслик немедленно отправил их в рот.
— Ух ты! — воскликнул он. — До чего же вкусно!
Смеющиеся глаза Хомы красноречиво сказали ему о том, что Суслик и без того понял.
Потом лишь узнали они от грачей, что это удивительное растение называется — подсолнух. Есть, мол, такие благодатные места, где их как деревьев в лесу.
Вот бы туда попасть!
Как Хома и Суслик Барсука прогнали
Все знали, что Заяц-толстун жил в старой, заброшенной барсучьей норе.
Что с её прежним хозяином, стариканом Барсуком, случилось, никто не ведал. Ушёл куда-то, да так и не вернулся. Говорят, его Волк сцапал. Нора вдруг освободилась и долго простояла пустой — дня два. Заяц её тогда и занял.
Вообще-то зайцы в норах не живут. Наверно, копать лень. А свободную разве найдёшь? А тут такое счастье Зайцу привалило! Даром что косой, а углядел. Век уже в ней живёт — года полтора.
Никто его этим не попрекает. Разве что Лиса злится. Норного Зайца труднее поймать. Даже невозможно!
И вдруг осенью в их краях молодой и наглый Барсук появился. Бахвалится, что он родственник того самого Барсука, который здесь раньше обитал.
— Я его старший брат, — говорит.
Это старикана-то Барсука старший брат? Вот проходимец! Высмотрел, что нора явно барсучья. И давай плести несусветное, чтобы ею завладеть. То он, видишь ли, старший брат, то он якобы дарственную на нору имеет.
— Покажи, — потребовал Заяц-толстун.
Барсук и показал — сильную когтистую лапу.
— Такими когтищами можешь себе другую нору откопать! — осуждающе сказал Хома, гостивший у Зайца.
— Зачем? — засмеялся Барсук. — Когда готовая есть.
Лиса мимо шла, сразу его поддержала:
— Не положено, чтобы Заяц в норе жил!
Но главное, сам Барсук напирал на то, что он — барсук.
Это был сильный довод. Никак не оспоришь. Барсук? Барсук! Нора — барсучья? Барсучья! Тогда и иди, Заяц, вон!
Никто не заступился за бедного Зайца-толстуна. Кроме Хомы. Ну, и Суслика, понятно. Он тоже что-то гневно выкрикивал, когда Зайца Барсук из норы вытурил.
Выселил и вселился. Ничего больше знать не хочет. Даже Заячьи запасы не отдал: морковь и капусту.
А схватиться с ним врукопашную кто рискнёт? Видал, какие у него когти — большие, изогнутые, загребущие!
Они, барсуки, ими ловко норы копают. Не ленивые, конечно, как этот.
С того самого дня Хома покоя не знал. Кому веселительно, а кому выселительно! Особенно, когда по ночам затяжной дождь идёт. Представит себе Хома, как мокрый Заяц дрожит где-нибудь под голым кустом, — весь сон пропадает.
И к себе его не позовёшь. Ни к себе, ни к Суслику. Крупноват Заяц, не пролезет в маленькую нору. Ему барсучья в самый раз была. И даже больше, чем нужно. Барсуки-то посолиднее зайцев.
Грустно вспоминали друзья и то, как Заяц их, бездомных, в прошлое половодье приютил, как им новые норы выкопал.
— Погоди-ка, — однажды озадачился Суслик, — а чего ж он теперь себе удобную нору не выроет?
— Эх, — сказал Хома, — такое только раз в жизни бывает. Он ужасно боялся, что мы у него навечно останемся!
— А сейчас, значит, не может вырыть?
— Куда там!
— А мы ему — можем?
— Мы только маленькие норы делать умеем, — пригорюнился Хома.
— Да чего это я? — неожиданно взбунтовался Суслик. — Почему он должен себе другую копать, когда у него своя есть? А если со всеми так?!
Днём и ночью думали они, как прежнюю нору Зайцу вернуть.
Но чем больше они думали, тем труднее казалась им любая затея прогнать захватчика Барсука.
И вот как-то пришёл к ним Заяц-толстун. Он за порогом сидел, а они — в норе у Суслика. Так и разговаривали. Он говорил туда, а они — оттуда.
— Я отчего-то барсуков не люблю, — внезапно заметил Заяц. — Но в одном редком достоинстве им не откажешь.
— В каком? — недовольно спросил Хома так, будто это у него нору отобрали. Лично он никаких достоинств у таких бессовестных барсуков не находил.
— Они — немыслимые чистюли, — сказал Заяц.
— То-то и видно — немыслимые, — проворчал Хома, известный неряха.
— Значит, глупые, без мыслей, — поддержал его Суслик.
— Да-да, — рассеянно продолжил Заяц. — Я сам виноват. Такой же чистюля. Как принял тогда опрятное барсучье жилище, так и чистил его, вылизывал.
— Языком? — хихикнул Суслик.
— Веником, — с укоризной ответил Заяц-толстун. — Чистоту поддерживал. Это меня и погубило.
— Как же так? — удивился Суслик.
— А так. Если б у меня, как у тебя было, ни за что бы он на мою нору не польстился. Моей бы осталась.
— Видишь! — сказал Хоме Суслик и довольно оглядел свою неприбранную нору. — А ты меня иногда попрекаешь, что я не подметаю.
— Да у тебя и веника нет.
— А у тебя? — возмутился Суслик.
Скучно стало бездомному Зайцу слушать их домашнюю перепалку, и он ускакал.
— Из-за тебя, — буркнул Хома. — Нашёл время сор из избы выносить! Ну, из норы выметать, — поправился он.
— Да не выметал я! Сам знаешь, веника нет.
— Это выражение такое: «Сор из избы выносить». Деревенское.
— Да? А насчёт того, чтобы сор вносить, выражения нет? Деревенского? — подтрунил Суслик. — Вот ты всегда заходишь и никогда ноги не вытираешь. Ты…
— Постой, — резко остановил Хома.
Он пристально посмртрел на лучшего друга. Это у него уже стало привычкой, когда Суслик чем-то его поражал.
— Ну ладно, выкладывай, что я там умного сказал? — нетерпеливо попросил тот.
Но Хома задумчиво молчал.
— Сказал я что-нибудь умное? — настаивал Суслик.
— Сказал…
— А что? — выпытывал Суслик.
— Догадайся, раз такой умный, — посоветовал Хома.
