Дом с волшебными окнами. Повести - Эмден Эсфирь Михайловна (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
Ох, какая она была милая — Татьяночка Васильевна! Маленькая, худенькая, прямо как девочка, со стрижеными кудрявыми волосами, а весёлая какая! Она дружила со своей старшей группой так, как будто ей было немногим больше лет, чем им.
Конечно, Марина была тогда маленькая и не всё понимала, но и она замечала, как иногда за обедом Татьяна Васильевна, смеясь и перешучиваясь с ребятами, незаметно подкладывала то одному, то другому на тарелку свою порцию. Это бывало в те вьюжные дни, когда подвоз со станции временно прекращался и порции сразу уменьшались.
Бывали и такие дни, когда шоколада у них было много, а хлеба давали по маленькому кусочку.
Мама присылала ей посылки. Мама была далеко — за тысячи километров от Марины, — она работала на своей фабрике. Мама очень давно работает на этой фабрике и не захотела уйти с работы во время войны и уехать с Мариной, как предлагали ей некоторые друзья.
На маминой фабрике шили сапоги для фронта — мама потом говорила, что это в их сапогах наша армия дошла до Берлина. А папа был на фронте. Папу Марина так и не увидела больше — он погиб во время нашего наступления на Волге.
Об этом Марина узнала не скоро. Мама ей тогда ничего о папиной гибели не написала. А когда они увиделись, когда Марина была уже большой девочкой, мама рассказала ей о том, что папа погиб как герой. Его ордена хранятся у мамы вместе с папиной фотографией.
Папа на фотографии весёлый, его глаза смотрят прямо на Марину и как будто подбадривают: «Смелее, дочка! Живи, работай, учись!»
Папа был большой, сильный. Это в него Марина такая большая — растёт не по дням, а по часам. Алексей Степаныч даже ворчит иногда: «И что ты так тянешься? Скоро меня перерастёшь!»
А мама у неё маленькая. Она стала как будто ещё меньше после папиной смерти. Когда Марина увидела маму после трёх лет разлуки, она даже не сразу её узнала: какая маленькая!
И в первый вечер дома Марина всё присматривалась к маме и всё не могла привыкнуть, и мама как-то грустно на неё смотрела.
А потом вдруг узнала: «Моя, моя мамочка, вот моя!» — обняла её и прижалась к ней, и обе поплакали вместе.
Марина вытирает слёзы, навернувшиеся на глаза, поворачивается на другой бок и натягивает одеяло.
Да, а Татьяну Васильевну она не забудет никогда. Они с мамой к ней ходят по праздничным дням. У Татьяны Васильевны теперь маленькая внучка, и она сама немножко, самую чуточку, постарела. Но, наверно, её новым ребятишкам в детском саду с ней так же весело и интересно.
Татьяна Васильевна первая посоветовала маме учить Марину музыке. Она рассказала маме, как Марина научилась свистеть и как все на неё сердились сначала — конечно, кроме самой Татьяны Васильевны. А потом однажды Зинаида Давыдовна услышала Марину в коридоре и сказала: «А ну-ка, поди сюда, Маринка!»
Марина сначала испугалась, но Зинаида Давыдовна сказала Татьяне Васильевне: «Её можно выпустить на вечере детской самодеятельности с художественным свистом».
И через несколько дней Марину выпустили на эстраду в большом зале главного дома. На ней было коротенькое бархатное платье в белых горошках — её лучшее платье из тех, которые мама уложила перед отъездом в Маринин вещевой мешок.
Правда, оно стало уже очень коротко Марине, и Татьяна Васильевна его удлинила сколько было можно. А на стриженую голову повязала ей бант.
В зале было очень много народу. На почётных местах сидели старики академики, они жили недалеко от их детского посёлка.
Один из них, очень старенький, с седой бородой, внимательно и строго смотрел на Марину. Она даже испугалась сначала, но старичок вдруг ласково улыбнулся ей, и Марина засвистела. Она свистела «Сулико» и ещё несколько песенок. Ей долго аплодировали, а старичок академик сказал, обращаясь к соседу: «Свистит, как птичка».
С тех пор Марине уже не раз приходилось выступать на школьных концертах, но тот ведь был самый первый. Если Марина будет когда-нибудь настоящей скрипачкой, она составит список своих концертов и в самом начале поставит тот самый первый — в далёком интернате, в заснеженном маленьком посёлке Северного Казахстана.
Как бы радовалась Татьяна Васильевна, если б ей пришлось присутствовать на настоящем, большом Маринином концерте!
Сейчас, лёжа в постели, Марина уверена, что когда-нибудь это сбудется.
Днём она часто в этом сомневается, особенно когда Алексей Степаныч начинает «пилить» её, как говорят про него в классе.
Ведь какой человек! Никогда почти не крикнет, не рассердится — зато скажет что-нибудь такое ехидное, что доведёт до слёз. А потом ещё удивится и спросит: «Да чего тут плакать?»
Ну зачем ему было давать один и тот же концерт всем троим?
Ведь Марина так мечтала, что в этом году она блестяще сыграет на концерте! Она так любит эти приготовления к концерту, этот яркий, праздничный свет в зале, нарядные, белые передники девочек…
Чувство какой-то особенной радости и гордости овладевает ею, когда она начинает играть, и все на неё смотрят и все её слушают: и седоволосая Елизавета Фёдоровна, которая ведает всеми струнными классами их школы, училища и института, и все другие педагоги, и дети, и взрослые.
А что же получится теперь?
Ведь Галя сыграет всё равно лучше, ведь она всегда играет лучше, и Марина сразу съёжится и сыграет плохо.
И с Галей вышло как-то неприятно. Ох, Алексей Степаныч, Алексей Степаныч!..
Марина глубоко вздыхает, свёртывается калачиком, о чём-то смутно ещё вспоминает и начинает засыпать. В комнате темно и тихо. Марина мерно дышит во сне.
И тогда мать поднимает с подушки голову и, опершись на локоть, смотрит на неё. Как долго сегодня не засыпала Марина! И даже тихонько плакала о чём-то…
За окном — звёздное небо, крыши высоких домов, за окном — большая Москва.
Мать вспоминает сегодняшний разговор с дочерью, думает о том, что у Марины беспокойный характер — слишком близко она всё принимает к сердцу. «А может быть, это и хорошо», — думает мать. Она вспоминает людей, окружающих её дочку в жизни, и спокойно засыпает.
13. ИЗ ДНЕВНИКА МАРИНЫ
Нашего нового учителя по арифметике зовут Николай Николаевич. По-моему, он совсем не похож на учителя арифметики. Он толстенький, круглый и весёлый. А арифметика — скучная.
Мне кажется, Николай Николаевич свой предмет считает самым важным. Он вчера очень сердился на Люсю за то, что она плохо занимается арифметикой, и даже стучал пальцем по столу. Из весёлого сразу стал сердитым.
«Не будешь знать арифметики — и музыки никогда не будешь знать», — говорил он ей.
Когда об этом говорит Александра Георгиевна, мы ей верим, а у Николая Николаевича это получается как-то смешно. Правда, лучше было, когда по всем предметам была одна Мария Николаевна, — она никакой предмет особенно не выделяла.
Хотя вот Лидия Александровна очень интересно преподаёт ботанику. И Николай Николаевич тоже интересно объясняет некоторые задачи. И быстро-быстро стучит мелом по доске — прямо как по клавишам.
Я рассказывала про Николая Николаевича и про других учителей Жене — он был у нас с Софьей Дмитриевной.
Женя почему-то больше всех заинтересовался Николаем Николаевичем и сказал, что у них в школе в младших классах тоже преподавал арифметику Николай Николаевич, и тоже толстенький, и что они его очень любили.
Женя просил сказать фамилию, а я её забыла. Не может быть, чтобы тот самый.
А Софья Дмитриевна спрашивала обо всём: как я занимаюсь по всем предметам и особенно по музыке. Она очень жалеет, что у неё Женя совсем не играет. И ещё она спрашивала о нашей новой вожатой и о прежней — о Вере.
Я сказала, что наша новая вожатая заболела и мы её ещё не видели, а что прежняя была очень хорошая.
Женя, по-моему, был очень доволен, что я похвалила Веру.
А камней он никаких не привёз и сказал, что их экспедиция совсем не камни собирала, а исследовала почву. А для чего и как, он обещал рассказать в другой раз, потому что торопился уходить.
