Обыкновенное чудо. Дракон. - Шварц Евгений Львович (первая книга txt) 📗
Все белье и пижамы выстираны.
Котик – мне портит все это, что тебя со мной нет. За последние годы – я только с тобой и могу разговаривать как следует. Без тебя я жить не буду, как хочешь. Каждый вечер, особенно пока я не получил твоего письма, – меня мучило беспокойство о тебе. Пиши, дорогая, почаще. Помни, что мы с тобой живем очень хорошо, так редко бывает, очень дружно.
Прости, что письмо такое сумбурное. Хочется тебе все рассказать.
Котик – какая жара! Здешние жители стонут, а я в общем ничего, только мокрый. 35 в тени!
Пиши! Пиши длинно, пиши все время! Целую тебя.
Твой Женя.
37.
3 августа (1935)
Дорогой мой Кот!
Вчера мы выехали из Тифлиса. Остановились на один день в городе Гори, где родился Сталин.
Город хороший – южный. В 19-м году он был разрушен землетрясением. Теперь восстановлен. Видели мы школу, где учился Сталин. Показывали нам старую желтую фотографию, где он снят в группе учеников школы, четырнадцатилетним мальчиком.
Дом, где он родился, производит сильное и своеобразное впечатление. В темном полуподвале стоят в жестяных баках деревянные угли. Курица, привязанная за лапку, клюет кукурузу. У задней стены стояла кровать, на которой Сталин родился.
Затем мы смотрели консервный завод, который выпускает 7 миллионов банок в год (фрукты, икра, перец). Затем – сад, совхоз, где 50 000 деревьев.
Вечером нам дали обед. Тамадой был председатель горсовета. Угощали прекрасным местным вином. Все пили мало.
Сегодня 3-го едем дальше.
С нами едет молодой грузинский поэт Карло Каладзе. Он наш, так сказать, проводник. Кроме того ЦК Грузии разослало всюду телеграммы о том, что мы едем.
Сегодня будем в Боржоме.
Все ничего – но я не знаю, что с тобой, и узнаю не скоро.
Прилагаю вырезку. Попробуй меня узнать на фото.
Я тебя очень люблю и без тебя погибну. Помни это.
Твой старый Женя.
38.
7 августа (1935)
Дорогой мой Котик, пишу тебе со станции Джугелли, в трех часах езды от Кутаиси. Мы приехали сюда вчера. Через несколько часов едем дальше.
Жизнь становится все интереснее и интересней. Вот как прошел вчерашний день.
Утром мы выехали из Боржома, чтобы к трем часам попасть на ту самую Джугелли, где мы сейчас находимся. Боржомский поезд опоздал. Мы приехали на станцию Хашури, где у нас пересадка на кутаисский поезд, – через 15 минут после его ухода. Простые смертные должны были бы ждать с 1 дня до 11 ночи.
Но мы – делегация. И вот нам разрешают ехать на электровозе поезда, состоящего из нефтяных цистерн. Электровоз – прекрасен. Чистый, с проходами по бокам, как на пароходе, с мягкими сидениями на площадках передней и задней. Это – трамвай с необычайно массивным низом. Низ у него – как у паровоза. Везет он – втрое больший состав. Везет значительно быстрее, чем товарный поезд.
И вот мы поехали. Дорога (Тифлис – Батум) – красивее всех, что я видел. Огромные тоннели, которые я разглядел впервые в жизни как следует, стоя на площадке электровоза. Пропасти. Крутые спуски. Невероятные закругления. Скалы. Реки. Леса.
Ехали быстрее пассажирского поезда, но все-таки, когда приехали на станцию Джугелли, было уже темно.
Итак первое впечатление – на электровозе по тоннелям, и мостам, и так далее.
Второе: здесь в Джугелли нас ждали с утра. Здесь огромный завод – ферромарганцевый. Встречают. Приветствуют. Везут на завод. Здесь – гигантские электрические печи. Расплавленный металл, который льется из печей в формы. Грохот. Искры. Пламя.
Дальше – третье впечатление: нас везут с завода на концерт. Девушки в национальных костюмах под управлением вежливого старика поют грузинские песни. Эти песни меня страшно трогают. Чуть не до слез. Зал (рабочий клуб) – неистовствует. Все песни бисируются.
Четвертое впечатление – нас ведут ужинать. Кормят моим любимым слоистым мингрельским сыром. Цыплятами. Говорят речи. (Кстати – я пью очень мало и совсем не говорю речей. Не могу! Не хочется! Смотрю и слушаю.)
Затем нас ведут в гостиницу, где нас ждут постели. День так набит событиями, как видишь, что мы засыпаем мгновенно.
Просыпаюсь со свежей головой и чувствую себя почему-то необычайно здоровым.
Иду с нашим спутником грузинским поэтом Каладзе на реку. Сады, виноградники, тополя. Мост через реку пешеходный, висячий – держится на стальных канатах, прыгает под ногами.
Идем по берегу к роднику. Пьем воду – очень вкусную холодную. Сидим на камнях, смотрим на другой берег. Там чей-то дом с большим садом, с балконом. Над ним и вокруг него такие же дома и вокруг каждого сады. Каладзе рассказывает мне о великом грузинском полководце Георгии Саакадзе, о деревнях, о мингрельских обычаях. Все это интересно. Потом идем домой, и я сажусь писать тебе письмо, пока за нами не прислали машины, чтобы ехать смотреть деревни, колхозы и совхозы.
Вот так я живу, Кот мой дорогой.
В Боржоме на меня напала тоска. Горы со всех сторон давят. Ты далеко. Наверное больна. Наташка далеко. Я далеко.
Со станции Хашури я тебе телеграфировал. Неужели ты не получишь телеграммы? Неужели не ответишь мне в Кутаис, где я пробуду дня два?
39.
(август 1935)
Кот, мой миленький, – мы в Поти. Поти – это большой порт на Черном море. Отсюда 3 часа езды на пароходе до Батуми, до самого южного города на Черном море.
Поти – странный город. Он приморский, а море в нем так же мало видно, как в Ленинграде. Город плоский, как тарелка, всего на метр выше уровня моря. Море от города отошло на два километра. Река Рион, которая здесь впадает в море, заносит илом берега. Море каждый год отходит на 6 метров. Но это место – несмотря на все, может быть, самое интересное из всех, что мы видели.
Долина вокруг города со всех сторон окружена горами. С гор льется вода. Рион течет. Еще масса рек течет. А долина плоская. Стока воды нет. И вот город окружили болота, заросшие настоящими джунглями. В джунглях лианы и прочие. Правда, деревья северные – ольха, но растет она густо и в три года после порубки разрастается так, что не пройти без топора.
Зимы здесь не бывает. Ливни – постоянно. Жарко. Все это дает возможность сажать тут тропические растения. А болота не дают этой возможности. И вот был создан Колхидстрой. Он осушает болота. Осушили уже 141/2 тысяч гектар. Осталось еще 210.000. Работа кипит. Одни осушают. Другие засаживают осушенные места цитрусовыми (все виды лимонов, апельсинов, мандаринов) и другими тропическими и подтропическими растеньями.
Осушают болота двумя способами. 1. Роют канавы. Целую сеть канав. И дают воде сток в Рион или в море. 2. Пускают Рион на заболоченное место. Ил его оседает, и болото исчезает.
Если бы ты знала, Кот, какое впечатление производят плантации, покрытые самыми изумительными деревьями. Есть даже конфетное дерево. Тюльпановое дерево. Деревца, где растет грейпфрут, – помесь апельсина и лимона. Растет он гроздьями, как виноград, а плоды крупные.
А какие цветы, Котик! Ты бы сошла с ума. Вкладываю два листика. Разотри и понюхай. Из развесистого добывают розовое масло. Из длинненького – вербеновое.
Были мы на плантации, Котик, которая отделена от джунглей высоким валом. Взошли на вал. По одну сторону встали в ряд лимоны. По другую, до самого горизонта, сплошные заросли, дичь, болота; кто-то вопит – кажется, шакалы, шуршит чего-то. Красота. Кое-какие обитатели джунглей, как раз твои любимые, перебираются и на плантации. Идем мы по аллее. Вдоль аллеи – канавка. Вдруг слышим – орет лягушка. Но не так как всегда, а человеческим или кошачьим голосом. Не квакает, а жалобно стонет, мяукает. Заведующий совхоза насторожился. Схватил камень и к канаве.
– Что такое?
– Змея лягушку поймала!
Заведующий (седой, цветущий старик) прицелился, и тут мы все тоже увидели большую змею чуть меньше метра. Она висела над водой, на дне канавы.