Страна Северного Ветра - МакДональд Джордж (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
Из всех Божьих даров ребёнок — самый прекрасный, поэтому неудивительно, что когда девочка появилась на свет, ей обрадовались так сильно, словно вместе с ней пришло изобилие. Вот чего её появление уж точно прибавило, так это забот, и куда больше, чем предполагал её размер, но Нэнни была неутомима, да и Алмаз не терял своей жизнерадостности. Он начал петь малышке, как только первый раз взял её на руки. Только ей он пел уже не те песенки, что раньше пел братику, потому что, по его словам, она ведь была новорождённой, значит, у неё должны быть новые песенки. К тому же она — сестричка, а не братик, поэтому ей не подошли бы прежние песенки. Вот только чем новые песенки отличались от старых, я бы не взялся определить. Но я уверен, что они не только развивали малышку, но и помогали всей семье намного больше, чем все думали.
Худо-бедно им удалось пережить долгую тоскливую зиму. Иногда дела шли лучше, иногда хуже. Наконец зима отступила, настала весна, и это уже было здорово. А мистер Реймонд до сих пор не вернулся, и хотя мама уже вполне могла обойтись без Нэнни, они не могли искать ей место, пока у них оставался Рубин. И они ни капли об этом не жалели. Но тут выдалась настолько тяжёлая неделя, каких раньше не бывало. До конца недели было ещё далеко, а у них даже хлеб закончился. Однако чем печальней выглядели мама с папой, тем больше Алмаз старался петь обоим малышам.
Расходы семьи ещё увеличились из-за того, что им пришлось снять небольшую комнатку на чердаке для Нэнни. А когда родился второй ребенок, Алмаз уступил девочке свою комнату, чтобы та была поближе к маме и всегда могла ей помочь, а сам перебрался на чердак. По сравнению с тем, где Нэнни жила раньше, там было просто чудесно, но Алмазу не слишком понравилось, хотя он не страдал из-за перемены, потому что теперь маме стало удобней. Да и Нэнни тоже стало удобней, правда? Если другим стало удобней, Алмаз был только рад. А коль скоро все остались довольны, значит, перемена была благая.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Алмаз и Рубин
Зима в тот год выдалась очень ветреной, и хотя уже наступила весна, всё равно часто дул северный ветер. Забираясь в постель в своей крошечной чердачной комнате, Алмаз слышал, как ветер стонал, словно море. Он слышал эти стоны и после того, как заснул, и вдруг спросил сам себя: «Я сплю или нет?» Ответить он не успел, потому что его позвала Царица Северного Ветра. Сердце мальчика забилось часто-часто, ведь он так давно не слышал её голоса. Он выскочил из кровати, оглянулся вокруг, но Царицы нигде не увидел.
— Иди ко мне, Алмаз, — снова и снова звала та, но где она, мальчик не мог понять. Правда, в комнате было темно, и она могла оказаться совсем рядом.
— Милая Царица, — отозвался Алмаз, — я бы с радостью пришёл, только не знаю, где ты.
— Иди ко мне, Алмаз, — был её ответ.
Мальчик открыл дверь, вышел из комнаты, спустился по лестнице и отворил дверь во двор. Сердце его трепетало, ведь он уже оставил всякую надежду снова увидеть Царицу. Однако увидеть её в ту ночь мальчику так и не довелось. Когда он оказался на улице, на него налетел сильный порыв ветра, Алмаз послушно повернулся спиной, и ветер повёл его. Вёл он его к воротам конюшни.
— Она хочет, чтобы я вошёл внутрь, — догадался мальчик, — но дверь-то закрыта.
Он знал, где лежит ключ — в маленькой дырке в стене, только ему до неё не дотянуться, слишком высоко. Но всё-таки Алмаз отправился к тому месту, и стоило ему туда прибежать, как ветер сдул ключ на землю, и тот звякнул о камни у его ног. Алмаз поднял его, побежал обратно, открыл дверь конюшни и вошёл внутрь. И как вы думаете, что он там увидел?
Через пыльное окошко проникал тусклый свет уличного фонаря. Его было достаточно, чтобы мальчик смог различить, как старый Алмаз и Рубин стоят, подняв головы, и смотрят друг на друга через перегородку между стойлами. В полумраке было видно белое пятно на лбу старого Алмаза, а у Рубина ярко сияли глаза, и казалось, они источают света больше, чем фонарь на улице. Вот что увидел мальчик.
А как вы думаете, что он там услышал?
Он услышал, как лошади друг с другом разговаривали.
Они говорили на странном языке, но каким-то образом мальчик всё понимал и мысленно переводил на человеческий. Сначала послышался голос старого Алмаза; он, по-видимому, ссорился с Рубином.
— Ты только посмотри, какой ты толстый, Рубин! — говорил Алмаз. — И шкура у тебя лоснится. Постыдился бы!
— А что в том плохого? — возражал Рубин. — Подумаешь, толстый! И мне всё равно, блестит моя шкура или нет.
— Что плохого? — воскликнул Алмаз. — Что плохого в том, чтобы съесть весь овёс у нашего бедного хозяина и заставлять его тратить уйму времени, ухаживая за тобой, когда ты работаешь всего шесть часов?! Да что там, какие шесть часов, я слышал, ты тащишься как старая кляча с непомерным грузом! Так про тебя говорят.
— Твой хозяин не мой хозяин, — ответил Рубин. — Я должен делать, как хотел мой хозяин: есть столько, сколько дадут, толстеть и становиться холёным, а ездить не быстрее, чем мне нужно.
— Ну знаешь! Да если бы остальные лошади сейчас не спали — они-то, бедняжки, работают до изнеможения — точно тебе говорю, они бы встали и вытолкали тебя вон из стойла. Ты позоришь наше имя. И ты ещё смеешь говорить, что мой хозяин — не твой хозяин! Вот твоя благодарность за то, что тебя кормят и берегут! Да что бы стало с твоей шкурой, если бы не он!
— Он это делает не ради меня. Будь я его собственной лошадью, он бы и из меня выжимал все соки, как из тебя.
— А я горжусь, что так работаю. И ни за что на свете не согласился бы стать таким толстым, как ты. Ты позор всей конюшни. Посмотри на коня в соседнем стойле. Он куда больше твоего похож на лошадь — кожа да кости. И хозяин не слишком-то его балует. На прошлой неделе обзавёлся новым кнутом. Только этот конь понимает, что ему надо кормить и жену, и детишек, и хозяина-пьяницу в придачу, вот и работает как лошадь. Ему, конечно, жалко пива для хозяина, но больше он для него точно ничего не жалеет.
— Да и мне не жалко, что твой хозяин на мне зарабатывает, — заметил Рубин.
— Зарабатывает! — воскликнул Алмаз. — Да о том, что он с тебя получает, и жалеть-то нечего. Ведь это просто гроши, даром, что ты такой толстый и гладкий.
— Ты мог бы сказать мне спасибо хотя бы за два лишних часа отдыха.
— Я скажу спасибо своему хозяину, а не тебе, ленивец! И ездишь ты, как корова на колесиках, вот что!
— А ты не боишься, что я тебя лягну за такие слова, Алмаз?
— Лягнёшь? Да у тебя ничего не выйдет, даже если попытаешься. Может, ты и поднимешь ногу на полфута, но вот лягнуть — куда тебе! Да ты растянешься на полу прежде, чем успеешь опустить её обратно. Стоит тебе выбросить ногу назад, там она и останется. Лягаться! Ты бы лучше проворней передвигал ногами, когда возишь кеб! А то хозяин столько из-за тебя выслушивает — стыд один! Ни одна приличная лошадь не навлекла бы на хозяина столько сраму. И уж поверь мне, кебмену нравится, когда его ругают, не больше, чем его пассажирам. Только вот, когда ты в оглоблях, у его пассажиров есть веская причина для брани. Да уж. Веская.
