Там, где Висла-река (польские сказки) - Крашевский Юзеф Игнаций (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Как велело дерево, так он и сделал. Зачерпнул золотым кувшином прозрачную воду, отломил ветку и стал с горы спускаться. Шагнёт, остановится, ветку в живую воду окунёт и вокруг побрызгает.
И свершилось чудо! Где капля на камень упадёт, там из камня живой человек встаёт, улыбается и за ним следом идёт. Чем ниже спускается он, тем больше народу сбирается. У подножия горы обернулся вдовий сын, а за ним толпа тысячная валит, точно войско на походе.
Со всех концов земли были тут знатные юноши, смелые воины, прекрасные царевичи, были и женщины, и старики, и дети. Увидел вдовий сын в толпе и двух своих братьев: солдата с мечом и органиста с кропилом.
Все крестьянина за избавление благодарят, верой-правдой служить клянутся.
Валит толпа, а вдовий сын впереди шагает. Идут они день, другой, а на третий приходят в деревню, откуда он родом.
Бежит вдовий сын к избушке, дверь отворяет — и к постели, где мать третью неделю неживая лежит. Окунул ветку говорящего дерева в живую воду и той водой мать покропил. И в тот же миг старушка глаза открыла. Жива-здорова, с постели встаёт, будто и не хворала вовсе. Добрый сын обнимает мать, радуется, а с ним и весь народ ликует, веселится.
Только два человека не радуются: два умных брата. Обидно им, что дурак живую воду раздобыл, а они, умные, не сумели.
Не захотели они на братнино счастье глядеть. Тишком да молчком в чужую сторону ушли. А в чужой стороне своих умников хватает — никто старшего брата не почитает. И пришлось ему навоз на поле возить.
Среднему брату совсем не повезло: сложил он голову на чужбине.
Много ли, мало ли времени прошло — на месте убогой деревушки раскинулся большой и славный город. Посреди города замок высится.
Вдовий сын женился на своей девушке — белой лилии, и стали они в замке жить, добрые дела вершить.
Пастух, который тысячу зайцев пас
Давно это было, ещё во времена татарских набегов. Тучей налетали татары из восточных степей и, словно паводок, заливали польские земли. Никому от них не было спасения. Деревни и города предавали они огню, стариков и детей убивали, а молодых в ясырь — в полон — угоняли.
Король из татарской неволи выкупал рыцарей, богатые горожане — родных, а крестьян кто выкупит? Вот и оставались они в плену-неволе, пока смерть не выкупит. Разве что убежать посчастливится.
Посчастливилось Всемилу — убежал он из татарского плена.
Сколько уж дней, сколько ночей шёл он на родину — не счесть! Дождь его поливал, солнце палило, ветер пронизывал насквозь, голод и холод донимали.
Но ему всё нипочём. Большими дорогами идёт, малыми тропками — лишь бы вперёд: тоска гонит. И кажется ему, нигде золотой такой пшеницы нет, пригорков таких привольных, ручьёв серебристых, как в родном краю, где Висла течёт.
Вот пробирается он бескрайней прикарпатской пущей. Кругом всё лес да лес, ни единой души нигде. На рваной сермяге — пыль чужедальних дорог, за спиной сума потёртая, а в суме всё его богатство: кусок хлеба, пузырь с молоком — добрых людей подаянье, да горстка монет, что на дороге нашёл.
Идёт ягоды собирает и ест, а хлеб да молоко бережёт, напоследок оставляет, когда голод совсем доймёт.
Вдруг из-за дерева старичок выходит. Сгорбленный, борода седая, палкой подпирается.
— Здравствуй, странник!
— Здравствуй, дедушка!
— Добрый человек, нет ли у тебя хлебушка? Совсем я изголодался, еле на ногах стою.
— А почему, дедушка, ты ягоды не собираешь? — спрашивает Всемил.
А старик в ответ:
— Ах, мил человек! Это тебе, молодому, легко: нагнулся, ягодку сорвал и дальше зашагал. А старые кости не гнутся.
«Старость — не радость, — думает Всемил. — Надо старику помочь. А с меня и ягод хватит!»
Вынул он из сумы ломоть хлеба и старику протягивает:
— Возьми, дедушка! Ешь на здоровье.
Обрадовался старик. Одной рукой краюшку берёт, а другой из-за пазухи дудочку достаёт.
— Вот тебе дудочка на память обо мне. Может, она тебе пригодится.
Как сошлись невзначай, так и разошлись каждый в свою сторону: один — на восток, другой — на запад.
Не прошёл Всемил и десяти шагов, оглянулся, а деда и след простыл.
«За деревьями небось скрылся», — подумал Всемил и зашагал дальше.
Вот кончился лес, и перед ним пустошь лежит, солнцем опалённая, сухая, каменистая. Растёт на ней чахлая травка да красный чабрец, сухая овсяница колосками шуршит да ядовитый очиток желтеет. Одно слово — пустошь. Куда ни кинь взгляд — ни жилья человеческого, ни дымка от костра.
Час проходит за часом, солнце немилосердно палит, а пустоши конца-краю нет.
«Отдохнуть пора да молока выпить», — думает Всемил и по сторонам озирается — ложбинку ищет, где бы сесть поудобней.
Вдруг вверху ветер зашумел, засвистел. А на землю спустился — тучи песка взметнул, белый свет заслонил.
Долго ли, коротко ли бушевал ветер, а когда улёгся, видит Всемил — навстречу ему старичок бредёт. Совсем дряхлый да немощный. Тот, которого он в пуще повстречал, против этого молодец молодцом.
— Дай водицы, добрый человек! — прохрипел старик. — От жажды умираю.
Как быть: и старика жалко и молока.
— Спаси меня! Спаси! — просит старик.
Откажешь, утаишь молоко — душой покривишь.
«Авось доплетусь до деревни или на ручеёк набреду и напьюсь вволю», — думает Всемил, из сумы пузырь с молоком достаёт, конопляную нить развязывает и старику подаёт.
— Пей, дедушка, на здоровье!
Обрадовался старик. К пузырю приник и всё молоко до капли выпил.
Утолил старик жажду и говорит:
— От неминучей смерти спас ты меня, добрый человек! Чем же мне тебя отблагодарить? Возьми вот этот кнут, может, пригодится.
Сказал и вытащил из-за пояса можжевёловый прут, к нему веревка конопляная привязана с хлопушкой из конского волоса на конце.
Тут опять поднялся ветер, взметнул, закружил песок — ни зги не видать.
А когда ветер улёгся, старика точно не бывало.
Недосуг Всемилу голову ломать, куда старик подевался. Торопится он засветло пустошь пройти и в безопасном месте заночевать.
Под вечер видит он, впереди верхушки деревьев маячат, меж ветвями сизый дым вьётся, а в стороне белеет дорога, колеями изъезженная.
«Деревня близко», — обрадовался Всемил, и сил у него прибавилось.
По дороге идти ходко, не то что пустошью. Вот идёт он и радуется, что скоро в избе за стол сядет.
Вдруг смотрит — у дороги под деревом старик сидит и горько плачет. Подошёл к нему Всемил и спрашивает:
— Ты чего, дедушка, плачешь?
— Ох, милый человек, беда со мной приключилась! Продал сын в городе поросёнка и велел мне деньги домой отнести, а я их потерял дорогой. Теперь невестке на глаза показаться боюсь. Выгонит меня из дома злая баба. А куда я на старости лет пойду? Кому я, немощный да хворый, нужен?
А сам плачет, всем телом дрожит, будто озноб его бьёт. Пожалел Всемил старика.
«Есть у меня в суме деньги. Не заработал я их, а на дороге нашёл. Легко они мне достались, легко с ними и расставаться. Отдам-ка я их старику».
— На, дедушка, возьми! — говорит Всемил и протягивает старику деньги. — Да смотри опять не потеряй.
Обрадовался старик, в ноги Всемилу поклонился.
— Вот не ждал не гадал, что такое счастье мне привалит. Чем же я тебя отблагодарю, добрый человек? Возьми хоть клюку мою, может, тебе пригодится.
Не захотел Всемил старика обижать, взял клюку и пошёл своей дорогой. Отошёл недалеко и подумал: «Надо старику помочь с земли подняться». Обернулся, а старика нет.
«Ого! Даром что старик, а побежал, как молодой», — подивился Всемил.
Вот идёт он деревней, к домам приглядывается. В какой постучать, не знает. Боязно ему: а ну как прогонят? Остановился перед одной хатой — двор перед крылечком чисто выметен, песочком жёлтым посыпан. В саду цветы цветут, а на завалинке кот сидит, умывается. «Зайду-ка я сюда», — решил Всемил, постучался и взошёл в хату. Посчастливилось ему, на добрых людей напал. Накормили его досыта и спать на сеновал пустили.
