Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки - Бианки Виталий Валентинович (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗

2. Дом

Жара у Сашки не оказалось.

Когда дети вышли в столовую, ходики-часы на стене показывали ещё только девять часов. Но тётя Киля сказала:

— Стыдно вставать так поздно. Мы с дядей Мишей давно уже на ногах. В деревне надо подниматься с солнышком.

Сашка очень удивился, что в столовой была и кухня. Большая белая русская печь занимала целый угол. В её чёрном нутре, как в пещере, пылали дрова, дым гибким языком вырывался оттуда наружу, но в комнату не выходил: лизнув кирпичи чела, исчезал куда-то вверх.

Тётя Киля засучила рукава, взяла у стенки рогатый ухват и перетащила им из печи на стол обожжённый, закопчённый глиняный горшок с кашей.

Сашка всё время только глазами хлопал. Всё тут было по-незнакомому: молоко густое-густое и не стаканами, а в крынках, и его можно было пить сколько хочешь, ложки были деревянные, раскрашенные и такие широкие, что в рот не лезли. Каша пахла дымом, но от этого была только ещё вкуснее.

На тётю Килю Саша поглядывал с опаской: вдруг она опять ястребом кинется на него? Но она всё только угощала и приговаривала добрым голосом:

— Кушайте, ребятушки, кушайте желанные.

Когда дети поели, они побежали смотреть другие комнаты. Хоть дом и казался снаружи длинным, комнат в нём было мало. Всего четыре: детская, столовая вместе с кухней, спальня, да кабинет дяди Миши.

Самое интересное было в кабинете. Там на стене висели ружья — целых три: двустволка, одностволка и маленькое, тоже одноствольное. Дядя Миша сказал, что это у него дробовик на птиц, винтовка на зверей и монтекристо — мелких птичек стрелять.

Вместе с ружьями висела большая кожаная сумка с сеткой — ягдташ.

Кресло у письменного стола было из широкого лосиного рога, по углам комнаты стояли пни.

На длинной — через всю стену — полке лежали разные птичьи и осиные гнёзда, стояли чучела разных птиц и зверьков.

Всюду на стенах были прибиты всякие корявые сучья и сучочки. С первого взгляда кажется, что это простые сучья, а посмотришь подольше, оказывается, каждый из них на что-нибудь очень смахивает: один на копыто, другой на птичью ногу, третий на летящую птицу, а четвёртый просто на рогатого человечка.

— Почему это такие сучки? — спросил Сашка. — Это у тебя тоже жихарки?

— Нет, паря, — сказал дядя Миша. — Какие жихарки! Простые сучья. Другие из глины всякие фигурки лепят, а я не умею. А в сучочках мне часто разные фигурки видятся.

— Дивья всякого собрано у Михаилы Михайлыча, — сказала тётя Киля. — Он всё из лесу тащит, всё тащит. Где чего с ним в лесу приключится, он с того места, уж так и знай, пенёк то ли хворостину какую принесёт. А мне вот сметай со всего с этого пыль.

— Можно я буду убирать у дяди Миши в кабинете? — попросила Маша.

— Что же, убирай, коли самой охота.

А Сашка сказал:

— А я буду собирать всякие корявики, как дядя Миша.

— Дрробь и порох! — загремел дядя Миша. — Замечательно придумал! Отец твой говорил: сто радостей тут узнаете. Вот радости и собирай на память. Приедешь в город, всё по таким памяткам вспомнишь. Родителям и расскажешь.

— И я буду, — сказала Маша.

— И ты, Машенька, конечно, и ты.

Дядя Миша хлопнул себя вдруг по лбу:

— Да ведь вот что: я вам этот ягдташ подарю. В него и складывайте оба свои радости. Полную сумку собирайте. — И он снял с гвоздя кожаный ягдташ с сеткой. — Нате! Всё равно я его не ношу.

Сашка и Маша бросились целовать дядю Мишу, потом потащили ягдташ в свою комнату и повесили на гвоздь.

Когда они вернулись в кабинет, дядя Миша снимал с полки чучело белой куропатки. Он выломал у неё из крыла одно большое белоснежное перо.

— Помните, как лесом мчались на Альке? Как белых куропаток из-под снега подняли? Хорошо ведь было?

— Ах, как волшебно! — вскрикнула Маша. — Искорки, искорки — зелёные, красные, золотые!

— Вот, — сказал дядя Миша. — Теперь год пройдёт, десять лет пройдёт, а как на это перышко взглянете, так сразу и вспомните: снег, лес, Алька в упряжке, я на облучке. Так ведь?

— Так, так! — закричали Сашка и Маша.

— Ну и положите себе в сумку. А потом — живо одеваться! Покажу вам Зелёный Дол на ладошке.

Через пять минут дети, закутанные тётей Килей, как кульки, вышли с дядей Мишей на двор.

3. Зелёный Дол на ладошке

Как чудесно, как чудесно на дворе!

Сашка жмурится от солнца, дышит лёгкой лесной свежестью.

— Зин-зи-вер! Зин-зи-вер! — весело звенит с берёзы жёлтенькая синица.

У бурой навозной кучи ходят две чёрные желтоносые птицы. Какие они нарядные, блестящие — с переливами! Одна взлетела на самую макушку берёзы, где прибит высокий деревянный домик, отряхнулась, почистила носом перышки. И вдруг запела — сперва тихо, потом громче, заливисто.

— Здравствуй, скворушка! — кричит Маша.

А с крыши крыльца свисают блестящие ледяные сосульки — толщиной в голую Сашкину руку.

Дядя Миша несёт откуда-то два белых ведра, подставляет их под сосульки.

— Вон как солнышко-то принялось!

С сосулек то и дело слетают длинные капли, падают прямо в вёдра, звонко ударяют в железные донья: бенц, бенц, бенц!

Дядя Миша показывает на избу побольше, говорит:

— Это канцелярия лесничества.

Показывает на избушку:

— А там сторож живёт. Ну, идёмте сперва к Альке. Только осторожно, не бегите вперёд: тут Шайтан.

От конюшни к канцелярии протянута проволока, у конюшни собачья будка. Из неё вылезает, гремя цепью, большой чёрный с коричневым пёс. Опустил голову и подходит, молча скаля зубы. За ним тянется цепь, подвешенная на кольце к проволоке.

— Нельзя, Шайтан, нельзя! — говорит дядя Миша. — Это свои, знакомься. Выжлец, гончий пёс. Да злющий такой, кроме меня, никого знать не хочет.

Пёс даже хвостом не помахал хозяину, остановился только.

Вошли в конюшню.

Ручной лось стоял в простом лошадином стойле. Он ласково положил свою длинную горбоносую голову на плечо дяде Мише, дал ему почесать за ухом.

— Алька-то добряк, — сказал дядя Миша. — Хотите покормить его? Вот его еда.

В углу конюшни была навалена целая куча каких-то веток и прутиков. Маша принялась кормить лося. Сашка тоже взял прутик и подумал: «Наверно, сладкие».

Сгрыз кусочек коры с прутика, но сейчас же сморщился и выплюнул: кора была прегорькая!

— Что? Не нравится? — улыбнулся дядя Миша. — А вот лосям да зайцам первое угощение. Осина это. Ну идёмте, теперь полезем в небо.

Он вышел из конюшни и повёл детей к вышке.

Немножко страшно было подниматься со ступеньки на ступеньку по крутой деревянной лесенке без перил. Но лесенка была не такая уж большая. Дядя Миша поднимался последним и, когда Сашка и Маша вылезли на площадку, сказал:

— Стоп! Станция Вальдшнепинская! Вот смотрите: мы уже немножко над вершинами деревьев и видим то, что видит лесной кулик вальдшнеп, когда он несётся весенним вечером над лесом. С такой высоты эти долгоносики высматривают себе между кочками подружек.

Сашка удивился: отсюда лес оказался совсем не таким густым, как это казалось с земли. Деревья стояли не сплошь, а вразбивку. За небольшой их кучкой открылась поляна. На ней среди белого снега, коричневых кочек и зелёных ёлочек блестел ручей.

— Кто это, кто это? Пеструшка? — вскрикнула Маша. — Вот там, на поляне.

И правда, среди кочек убегала какая-то пёстрая зверюшка.

— Не узнала? — рассмеялся дядя Миша. — Да ведь это заяц.

— Ну да — заяц! — не поверил Сашка. — Зайцы пёстрые не бывают. И такие маленькие.

— Не такой уж маленький: ведь мы высоко. А пёстрый потому, что линяет сейчас. Это беляк. Он скоро совсем серый будет.

Зверюшка повернулась боком, стало видно, как она на бегу падает передом, подкидывает задом, — тут и Сашка признал в ней зайца.

За поляной лес стоял стеной, и, указывая на него, дядя Миша сказал:

— Вот до этого леса считается у нас сад, хоть и без забора. Тут где хотите можете бегать, не спрашиваясь.