Польские народные легенды и сказки - сказки Народные (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
— К черту этот закон и честь! — с гневом оборвал Лещина старика. — Работа ждет, а мне нечем рубить.
— Возьми мой, — услышал вдруг Франек тихий голос. Оглянулся. Рядом стоял белобородый низенький шахтер, в руке держал новехонький обушок. И разглядывал Лещину не то сурово, не то с усмешкой.
Парень не колебался ни минуты. Схватил обушок жадными руками. Кивнул головой — мол, спасибо, — замахнулся снова на черную стену, но старичок задержал его порыв. Тихонько посоветовал:
— В твоем забое скверный пласт. Вот здесь становись! — И широким жестом руки указал место, где надо рубить. Да властно так, по-штейгерски.
Лещина всмотрелся, и глаза его загорелись как огоньки карбидки. Перед ним, над головой и с боков — всюду чернела огромная стена угля. Массивная, богатейшая. Нависшие пласты завораживали глаза, просили удара обушка. Они сулили такую добычу, какая и во сне не снилась шахтерам. Каким же ничтожным казался теперь его прежний забой, низкий, изрезанный жилами камня, перед этой массой угля! Смешно и вспоминать.
— Фью-фью! — еще раз присвистнул Лещина. Губы расползлись в улыбке. — Вот это работа, я понимаю.
Таинственный шахтер еще раз тронул его за плечо. Нахмурив брови, видимо не одобряя свиста, сказал шахтеру:
— Больше никого тебе не дам в помощь. Руби! Руби до тех пор, пока не кончится пласт, и тогда требуй от шахты платы.
Радостно кивнул головой Франек Лещина. Хотел поблагодарить удивительного шахтера за новый обушок и советы, но его уже не было. Расплылся, исчез во мраке.
Молодой забойщик не знал, как понимать все это. Искал глазами своих товарищей, чтобы поддержали советом. Но никого не было поблизости. Как будто пропали куда-то… как и этот удивительный шахтер.
С жаром принялся он рубить. Вонзал острие дареного обушка в угольные выступы, отворачивал, разбивал пузатые навесы. Кучи угля сыпались к его ногам, как лавина, укладывались валами. Он не оглядывался. Разгребет уголь вправо и влево, чтобы не загромоздить подступ к стене, и снова идет вперед, как древоточец, как крот в земле.
Не чувствовал ни усталости, ни голода. Не дотрагивался до фляги, чтобы промочить горло глотком воды. Мускулы работали, как железные механизмы, росла в них сила, в сердце восторг. Глаза сияли, глядя на выработку, губы шептали ласковые слова:
— Колдовство, ей-богу, колдовство. Вот будет рада Доротка, когда из шахты приду к ней и высыплю из сумки кучу денег на стол, кучу талеров, сверкающих, как лучи солнца. Справлю потом богатую свадьбу, одену ее как надо и — кто знает? — может, и дом построю. Жила она бедно, не всегда досыта ела…
Мысль о будущем счастье удвоила его силы. Если уголек просится на лезвие обушка, почему же его не взять? Кто знает, что там будет в конце смены. Может быть, угольная стена кончится и столбы негде поставить будет. У шахты ведь тоже свои капризы. Сейчас она такая щедрая, а другой раз камень пересекает уголь, перекрещиваются пласты породы. Бьется забойщик, работа вгоняет его в пот, а выработки не прибавляется. Откатчик без дела ждет, злится, что вагонетки стоят пустые, а наполнить их нечем. Наказание, а не работа!
Франек отдышался, оглянулся кругом. Сзади него, освещенная шахтерским фонарем, виднелась черная лента отбитого угля. Она напоминала затор на Одере во время ледохода. Куски напирали друг на друга, расползались во все стороны. Откатчики не поспевали с отгрузкой. Черный от пыли Лещина, опершись на молоток, любовался и качал головой в восхищении. Такое богатство! Как обнимет Доротка, когда узнает! Дух захватывает от таких мыслей!..
И снова острый обушок забухал в стену. Жадно вгрызся в черный пласт раз, другой. С грохотом рухнули новые куски. Пыль встала столбом, залепила глаза. Когда пыль осела, шахтер снова рванулся вперед.
Но не ударил — обушок повис на полпути. Лещина увидел, что черная стена исчезла, и то, во что он хотел ударить, было уже не углем, а обыкновенной скалистой породой. Желтая, осклизлая от воды, с неровными прослойками, никуда не годная.
Опустил он обушок, вздохнул не то с сожалением, не то с облегчением:
— Ну, вот и все… добрался до конца. Теперь пора к Доротке.
Живо вскинул обушок на плечо. Спотыкаясь, пробирался по отбитому блестящему углю к далекому главному стволу.
— Бог в помощь! — крикнул он откатчикам, которые возились около выработки. За полчаса прошел через лабиринт забоев и штреков и подошел к подъемной клети.
Вошел в нее, заскрипел канат, рвануло вверх, и он очутился на земле. Сразу направился в канцелярию шахты, мечтая о своем счастье. Заработанные талеры уже заранее звенели в ушах, и звон этот был как музыка…
Понемногу, однако, он опомнился. Мечты его развеяла действительность. Он шел, посматривая кругом, и удивлялся все больше. Как-то изменилось все: и строения, и деревья, и дорожка с той поры, как он спустился в шахту. Люди тоже были какие-то чужие, не те, с которыми встречался перед работой. Франек успокаивал себя, что не знает всех, — ведь это была его первая смена в жизни.
Подошел он к окошку кассы, рассказал что и как, потребовал уплатить за работу. Никто не запротестовал, как будто его уже ждали. Сумма, что причиталась ему, была огромной, в сотни, в тысячи раз больше шахтерского дневного заработка.
Все складывалось гладко. «Наверно, штейгер уж подсчитал всю выработку», — подумал он.
Взял деньги, набил ими карманы. Учтиво поклонился кассирше и сразу вспомнил Доротку. Браво зашагал в пригородный поселок, где жила Доротка.
Шагал, посматривая по сторонам, и все больше задумывался. Заблудился он, или черт его водит? Все, что ни увидит, — незнакомое. Правда, улицы были похожими на вчерашние, но каменные дома на них и лица людей — не те. Если бы не одежда и говор, он подумал бы, что ошибся. Костел на пригорке склонился к земле, скособочился. Липы у костела разрослись, стали вчетверо больше. Как будто годы росли они, а не одни сутки. Диво, чудо!
Подошел он к родному месту. Березовая аллея была та же, но все дома вдоль аллеи — незнакомые. Прохожие почтительно приподнимали шляпы, но на горячий блеск его глаз отвечали так равнодушно, как будто он был не Франеком Лещиной, а случайным путником.
Наконец он наткнулся на забор, около которого стоял развесистый дуб, и подумал: «Это же двор Доротки. Такой же дуб рос здесь, когда мы встретились с ней перед уходом на шахту, только не такой могучий и гораздо моложе». Пригляделся к халупе. Наклонилась она крышей чуть не до земли, из бревен сыпалась гниль. А Дороткина хата была из крепких бревен, с новой крышей — единственное сокровище отца и деда.
Девушка выглянула из сеней, приветливо поглядела на пришельца. Была она незнакомая, но такая же пригожая, как его невеста.
Он усмехнулся, спросил несмело:
— Доротка дома?
Та посмотрела на него с испугом.
— Какая Доротка? — удивилась она. — Нет здесь таких…
— А дочка Зорыхты. Франека Лещины нареченная, — уже радостно растолковал он.
Девушка, вместо ответа, крикнула в сени:
— Мамочка! Выйди-ка сюда, да побыстрей!
Здоровенная баба с румянцем во всю щеку встала на пороге. Сверкнула глазами на дочку и на шахтера.
— Ну чего? — спросила она.
Дочка указала рукой на Лещину, который боязливо топтался у калитки. Сказала матери:
— Спрашивает о Доротке Зорыхтовой… О той, что собиралась за горняка…
— Господи! О нашей бабке? Померла бедняжка… в прошлом году. Ждала тридцать лет своего Франека и не дождалась. Вышла за моего батюшку, за дедушку Хажбетки.
— Я и есть тот Франек… Франек Лещина, жених Доротки, — отвечал шахтер срывающимся голосом. — Чего вы мне плетете здесь о какой-то старухе?
Мать и дочка стали быстро креститься, как будто хотели отогнать от себя привидение. В глазах старой мелькнул испуг:
— Господи помилуй! Свят, свят! Да ведь Франек, жених Доротки, ушел в шахту лет шестьдесят тому назад. Ушел и не вернулся. Шахтеры, что были с ним, сказали: «Его забрал к себе в подземное царство Скарбник — Владыка сокровищ». В наказание за то, что взял он чужой обушок. Господи, господи!
