Сказки далеких островов и стран - Мараховска Ванда (книги полностью txt) 📗
Пока Ананси все вокруг разглядывала и удивлялась, негритянка открыла дверь и обратилась к ней:
— Ну, наконец-то мы и дома. Входи, входи сюда, Ананси, мы поужинаем. Ведь ты устала, мой мешок был нелегок, да и дорога была не короткой.
Сказав это, старая негритянка вытряхнула из своего мешка всего-навсего одно рисовое зернышко и одну горошину.
— Как же так, — удивляется Ананси, — это все, что там было, матушка? А ведь мешок показался мне таким тяжелым, как будто он был полон камней.
— Это еще что, ты у меня и не таких чудес насмотришься. Да-да, мое дитя, — смеется старушка, кладя рисовое зернышко в один горшочек, а горошинку — в другой.
— Ты тут за ужином пригляди, доченька, а как будет готов, — подожди меня, я к курам на минутку выйду.
А уходя, еще добавила:
— Да, чуть не забыла: если тут кот придет и захочет есть, гони его метлой.
С этими словами старая негритянка исчезла.
Сидит Ананси одна в домике, за горшками присматривает. Странно: одно только рисовое зернышко и одна горошинка, а такой душистый запах от них по всей кухне разносится.
Заглянула Ананси в горшочки и в ладоши от радости захлопала. В обоих горшочках полно еды: белоснежный рис с мясом — в одном, вкусный горошек — в другом. Только ешь и пальчики облизывай!
Вдруг из угла выскочил бурый кот и начал пронзительно мяукать. Он терся о ноги Ананси, мурлыкал, даже руки ей лизал, как собака, а был он такой тощий, что все его кости пересчитать можно было, а на его тоненькой шейке круглая голова еле держалась от истощения. Да и старый он был, видно, — и усы, и вся мордочка были седые, и даже шерсть у него повылиняла.
— Нет, нет, не могу я тебя метлой погнать, бедняга ты мой, сиротинушка! Я дам тебе немножечко рису с мясцом, пока твоя хозяйка не вернется, — говорит ему Ананси.
Накормила она кота и так и присела тут же от удивления: ведь кот-то едва рису поел, а спина у него сразу стала гладкая, шерсть — блестящая, лоснится, весь он округлился, запавшие бока жирком налились. Щурит он свои зеленые глаза от удовольствия, хвост выгибает и спать укладывается.
Все хорошо, все прекрасно, мои дорогие, но тем временем смотрит Ананси, а рис и горох из котелка почти исчезли, и от всего ужина на дне чуть-чуть еды осталось.
Огорчилась Ананси. Ведь она коту и дала-то всего ничего, совсем немножко, а добрая старушка еще подумает, что Ананси сама все это съела. Что делать?
А тут кот с колен Ананси соскочил, к дверям прыгнул и исчез в темноте. В домик вошла негритянка и говорит:
— Ну, теперь и мы можем поужинать. Дай-ка мне рису, доченька, и горошку — уж очень я голодна. И себе еды возьми, поешь досыта.
Ананси даже покраснела со стыда, со страхом остатки еды из котелочка выскребла, а себе совсем ничего не оставила.
— Что же ты мне ужина пожалела? — смеется негритянка, белками поблескивая, — дай побольше, сегодня я проголодалась на славу. А себе ты почему ничего не взяла?
— Я уже поела, матушка, — прошептала тихонько Ананси, — это все, что осталось.
— О, это нехорошо, нехорошо, моя малютка, — говорит старушка, — что ж ты не подождала меня, сама все съела?
Ананси покраснела, глаза отвела, но промолчала, не сказала ни слова.
Рассмеялась старушка добродушно, по волосам Ананси погладила и говорит:
— Да уж ладно, ладно — все знаю. Верно, ты моего кота накормила, правда? Меня-то уж ты не обманешь, Ананси. Но зато теперь я знаю, какая ты характером. Я ведь нарочно вышла и в кота превратилась, чтобы тебя испытать: сжалишься ты над бедным существом, или нет? Ну, а сейчас смелей бери ложку и ешь, мое дитя.
Смотрит Ананси, а в миске белый рис паром пышет, горошек золотится, — сам просится в рот, а старая негритянка смеется так, что морщинки от глаз ее по всему лицу разбежались.
Наелась Ананси досыта и спать легла. А ранним утречком, едва лишь солнце взошло, разбудила ее старушка.
— Вот тебе зернышко проса, ступай в сарай, вон там — за тем фиговым деревом, где родничок бьет, накорми моих кур. Только смотри, дочка, не подходи к тем наседкам, что на яйцах сидят. Как бы они ни кудахтали, как бы ни звали: «Иди ко мне! Иди ко мне!» — ты к ним не прикасайся, яиц у них не бери, ступай к трем наседкам, которые на тебя начнут крыльями махать, перьями трясти и кричать: «Иди прочь! Иди прочь!» К ним-то ты и подойди, да не бойся, возьми у каждой по одному яйцу. Только, смотри, черных яиц не трогай, бери лишь голубые и, не оборачиваясь, возвращайся ко мне сюда.
Ананси взяла зернышко проса и пошла в курятник. Сыпала, сыпала целыми горстями, а проса в ее руках не убывало, а прибывало. Куры сбежались, клюют, кудахчут, друг у друга зернышки вырывают. Лишь наседки, что в гнездах яйца высиживают, не слетелись к ней. Подошла к ним Ананси с кормом, но как только черные куры увидели ее, так и всполошились: «Иди ко мне! Иди ко мне!» Ананси, помня слова старой негритянки, в их сторону даже не посмотрела. А в углу три курочки сидят, перепуганные, нахохлившиеся, крыльями бьют, глаза со страху закрыли и изо всех сил кричат: «Иди прочь! Иди прочь!»
Ананси насыпала им зерна, но курочки к просу и не притронулись, только еще больше сердятся, нахохлились, сердито кудахчут, своими желтыми глазками на Ананси зло посматривают.
Ананси их по белым перышкам погладила, зернышек им подсыпала и говорит им миролюбиво: «Вы не бойтесь меня, дорогие, я вас не обижу, смотрите — я зернышек вам принесла вкусных, ешьте, ешьте. Я у вас лишь по одному яичку возьму. У вас их много, вы уж не пожалейте мне!»
Успокоились тогда курочки, из рук Ананси клюют, дружелюбней Ананси в глаза поглядывают. Взяла девушка у каждой из них по одному яичку голубому, а к черным и не прикоснулась. Курочки сидят себе спокойнехонько, кудахчут и просо клюют.
Поспешила Ананси к старушке, бежит в дом без оглядки. Тут старая негритянка ей говорит:
— Пришло уж твое время, доченька, идти за своей судьбой. Ступай к фонтану, что там внизу журчит, попрыскай яйца родниковой водой, а потом выйди на дорогу, что ведет на поля ананасов. На первом повороте брось одно яичко и поскорей беги дальше, второе яичко брось на втором перепутье и опять беги, а третье — бросишь там, где дорога в гору пойдет.
Попрощалась Ананси с доброй старушкой, обняла ее, за гостеприимство поблагодарила.
Пошла Ананси к роднику, что внизу шумел. Голубые яички родниковой водой побрызгала, потом вышла на дорогу, ведущую к полям ананасов. На первом повороте Ананси бросила первое яичко. Но яичко не разбилось, а превратилось в серебряное зеркальце. Взглянула Ананси в серебряное зеркальце и увидела в нем вместо бедной, худой девушки в лохмотьях совсем другую Ананси — красивую, с глазами блестящими, как звезды, с красным цветком в волосах, в платье сказочной принцессы.
Идет Ананси дальше, на втором перекрестке второе яичко бросает. Что за чудо? Вдруг перед ней стоит карета, четырьмя белоснежными конями запряженная, вся в золоте и атласе. И кучер на козлах сидит, хлыстом постукивает. Увидел он Ананси, с козел соскочил, перед ней низко склонился, шляпой своей размахивает да, дверцы кареты перед ней открывает.
Садится Ананси в карету, обитую атласом, а там ее девушка-служанка встречает и подает шкатулку, всю драгоценными камнями выложенную. Ананси поскорей ее открыла, заглянула в нее, видит — три алмазных ожерелья лежат, те самые, которыми девочки на дне фонтана ее убирали.
Сидит Ананси в карете, ожерельями своими никак не налюбуется, а тут уже и третий поворот на дроге — там, где тропинка в гору идет.
— Эй, эй! Стоп! — кричит Ананси кучеру. Карета мгновенно остановилась, кони копытами в песок уперлись, а Ананси вышла и третье яичко на землю бросила.
И в ту же самую минуту чудесный замок в зеленом парке перед ее глазами вырос, а у ворот встречает Ананси-невесту молодой принц со свадебными гостями и на свадьбу ее приглашает.
…Счастливо живет Ананси в царском замке. Супруг глаз от нее оторвать не может — все любуется, подарками ее засыпает, исполняет все ее желания.
