Сказки для маленьких. Часть 1 - от «А» до «Н» - Коллектив авторов (читать онлайн полную книгу txt) 📗
- Я знаю, - ответил Тофт и начал собирать поленья. Он понял, что хемуль не привык колоть дрова, но, видно, это занятие ему нравилось. Дрова хорошо пахли.
Хемуль внес поднос с кофе в гостиную и поставил его на овальный столик красного дерева.
- Утренний кофе всегда пьют на веранде, - заметил он, - а гостям, что приходят сюда впервые, подают в гостиной.
Хомса робко оглядывал красивую и строгую комнату. Мебель была великолепная, стулья обиты темно-красным бархатом, а на спинке каждого из них была кружевная салфетка. Хомса не посмел сесть. Кафельная печь доходила до самого потолка. Кафель был разрисован сосновыми шишками, шнурок заслонки расшит бисером, а печная дверца была из блестящей латуни. Комод тоже был блестящий - полированный, с золочеными ручками у каждого ящика.
- Ну, так что же ты не садишься? - спросил хемуль.
Хомса присел на самый краешек стула и уставился на портрет, висевший над комодом. Из рамы на него глядел кто-то ужасно серый и косматый, со злыми, близко посаженными глазами, длинным хвостом и огромным носом.
- Это их прадедушка, - пояснил хемуль. - В ту пору они еще жили в печке.
Взгляд хомсы скользнул дальше к лестнице, ведущей в темноту пустого чердака. Он вздрогнул и спросил:
- А может быть, в кухне теплее?
- Пожалуй, ты прав, - ответил хемуль. - В кухне, наверно, уютнее.
Он взял со стола поднос, и они вышли из гостиной.
Целый день они не вспоминали о семье уехавшей из дома. Хемуль сгребал листья в саду и болтал обо всем, что приходило ему в голову. а хомса ходил следом, собирая листья в корзину, и больше слушал, чем говорил.
Один раз хемуль остановился взглянуть на папин голубой стеклянный шар.
- Украшение сада, - сказал он. - Помню, в детстве такие шары красили серебряной краской, - и продолжал сгребать листья.
Хомса хотел полюбоваться стеклянным шаром наедине - ведь шар был самой важной вещью в долине, в нем всегда отражались те, кто жил в ней. Если с семьей муми-троллей ничего не случилось, он, хомса, непременно должен увидеть их в синеве стеклянного шара.
Когда стемнело, хемуль вошел в гостиную и завел папины стенные часы. Они начали бить, как бешеные, часто и неровно, а потом пошли. Под их размеренное и совершенно спокойное тиканье гостиная ожила. Хемуль подошел к барометру. Это был большой барометр в темном, сплошь украшенном резным орнаментом футляре красного дерева. Хемуль постучал по нему. Стрелка показывала "Переменно". Потом хемуль пошел в кухню и сказал:
- Все начинает налаживаться! Сейчас мы подбросим дров и выпьем еще кофейку, идет?
Он зажег кухонную лампу и нашел в кладовой ванильные сухарики.
- Настоящие корабельные сухари, - объяснил хемуль. - Они напоминают мне о моей лодке. Ешь, хомса. А то ты слишком худой.
- Большое спасибо, - поблагодарил хомса.
Хемуль был слегка возбужден. Он склонился над кухонным столом и сказал:
- Моя лодка построена прочно. Спустить весною лодку на воду, что может быть лучше на свете?
Хомса ерзал на стуле, макал сухарь в кофе и молчал.
- Все медлишь да ждешь чего-то. А потом, наконец, поднимешь парус и отправишься в плаванье.
Хомса глядел на хемуля из-под косматой челки. Под конец он сказал:
- Угу.
Хемулю вдруг стало тоскливо - в доме было слишком тихо.
- Не всегда успеваешь сделать все, что хочешь, - заметил он. - Ты знал тех, кто жил в этом доме?
- Да, я знал маму, - ответил Тофт. - А остальных плохо помню.
- Я тоже! - воскликнул хемуль, радуясь, что хомса наконец хоть что-то сказал. - Я никогда не разглядывал их внимательно, мне достаточно было знать, что они тут рядом. - Он помедлил, подыскивая подходящие слова, и продолжал: - Но я всегда помню о них, ты понимаешь, что я хочу сказать?
Хомса снова замкнулся в себе. Немного подождав, хемуль поднялся.
- Пожалуй, пора ложиться спать. Завтра тоже будет день, - сказал он, но ушел не сразу. Прекрасный летний образ южной гостиной исчез, хемуль видел перед собой лишь пустой темный чердак. Подумав, он решил ночевать в кухне.
- Пойду прогуляюсь немного, - пробормотал Тофт.
Он притворил за собой дверь и остановился. На дворе была непроглядная тьма. Хомса подождал, пока глаза его привыкнут к темноте, и медленно побрел в сад. Из глубины погруженного во мрак сада струился голубой свет. Хомса подошел совсем близко к стеклянному шару. Глубокий, как море, он был пронизан длинными темными волнами. Хомса Тофт все смотрел, смотрел и терпеливо ждал. Наконец в самой глубине синевы засветился слабый огонек. Он загорался и гас, загорался и гас с равными промежутками, словно маяк. "Как они далеко", - подумал Тофт. Он весь продрог, но продолжал смотреть, не отрываясь на огонек, который то исчезал, то появлялся, но был до того слаб, что хомса с трудом мог его разглядеть. Ему показалось, что его обманули.
Хемуль стоял в кухне, держа в лапе фонарь. Ему казалось ужасно тяжелым и противным достать матрас, найти место, где его постелить, раздеться и сказать самому себе, что еще один день перешел в ночь. "Как же это вышло? - удивился он про себя. - Ведь я был веселый весь день. Что, собственно говоря, изменилось?"
Хемуль все еще недоумевал, когда дверь на веранду отворилась и кто-то вошел в гостиную. Загремел опрокинутый стул.
- Что ты там делаешь? - спросил хемуль.
Ответа не было. Хемуль поднял лампу и крикнул:
- Кто там?
Старческий голос загадочно ответил:
- А уж этого я тебе не скажу!
Он был ужасно старый и совсем потерял память. Однажды темным осенним утром он проснулся и забыл, как его зовут. Печально не помнить, как зовут других, но забыть свое собственное имя - прекрасно.
В этот день он не вставал с постели, лежал себе и перед ним всплывали разные картины, разные мысли приходили и уходили. Иногда он засыпал, потом снова просыпался, но так и не мог вспомнить, кто он такой. Это был спокойный и в то же время увлекательный день.
Вечером он стал придумывать себе имя, чтобы встать с постели: Скруттагуббе? Онкельскронкель? Онкельскрут? Мурварскрелль? Моффи?.. Я знаю некоторых, которые сразу теряют свое имя, как только с ними познакомишься. Они приходят по воскресеньям, выкрикивают вежливые вопросы, потому что никак не могут усвоить, что я вовсе не глухой. Они стараются излагать мысли как можно проще, чтобы я понял, о чем идет речь. Они говорят "Доброй ночи!" - и уходят к себе домой и там танцуют, поют и веселятся до самого утра. Имя им - родственники. "Я - Онкельскрут, - торжественно прошептал он. - Сейчас я поднимусь с постели и забуду всех родственников на свете".
Почти всю ночь Онкельскрут сидел у окна и глядел в темноту, ожидая чего-то важного. Кто-то прошел мимо его дома и исчез в лесу. На другом берегу залива отражалось в воде чье-то освещенное окно. Может быть, там что-то праздновали, а может, и нет. Ночь медленно уходила, а Онкельскрут все ждал, стараясь понять, чего же он хочет.
Уже перед самым рассветом он понял, что хочет отправиться в долину, где он был когда-то, очень давно. Возможно он просто слышал что-то об этой долине или читал - какая разница? Самое главное в этой долине - ручей. А может быть это река? Но только не речушка. Онкельскрут решил, что все-таки ручей. Ручьи ему нравились гораздо больше, чем речушки. Прозрачный и быстрый ручей. Он сидел на мосту, болтал ногами и смотрел на рыбешек, что мельтешили в воде, обгоняя друг друга! Никто не спрашивал, как он себя чувствует, чтобы тут же начать болтовню о совсем других вещах, не давая ему опомниться и решить, хорошо он себя чувствует или плохо. В этой долине он мог играть и петь всю ночь и уходить последним спать на рассвете.
Онкельскрут не сразу принял решение. Он успел понять, как важно повременить, когда чего-то сильно желаешь, и знал, что поездку в неизвестность следует подготовить и обдумать.
Прошло много дней. Онкельскрут бродил по холмам вдоль темного залива, он все более и более впадал в забытье, и ему казалось, что с каждым днем долина становилась все ближе к нему.
