Репортаж из сумасшедшего дома - Мальцев Юрий Владимирович (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗

Юрий Мальцев

РЕПОРТАЖ ИЗ СУМАСШЕДШЕГО ДОМА

В 1968 г. в 90-й кн. «Нового Журнала» мы напечатали, полученные с оказией из Москвы, «Обращение советского литератора Ю. В. Мальцева к ген. секретарю г-ну У-Тану», а так же два письма Ю. В. Мальцева к «Председателю Президиума СССР т. Н. В. Подгорному». В обращении к г-ну У-Тану Ю. В. писал: — «Еще 15 декабря 1964 г. я заявил Верховному Совету СССР о моем отказе от советского гражданства и о намерении эмигрировать из Сов. Союза. Я хочу уехать из этой страны, т. к. будучи литератором, я лишен возможности заниматься здесь своим делом. Я не приемлю официальной советской идеологии, я не верю в коммунизм… и поэтому в стране, где провозглашен обязательный принцип коммунистической партийности в искусстве, я обречен на духовное уничтожение». О том же своем желании покинуть СССР Ю. В. писал в своих двух письмах т. Подгорному. Мы тогда же переслали, в переводе на английский, обращение Ю. В. Мальцева — г-ну У-Тану. Но от этого «прогрессивного» господина не получили даже подтверждения о получении им нашего письма, которое было послано заказным. К счастью, через друзей-иностранцев нам удалось напечатать тогда обращение Ю. В. Мальцева к г-ну У-Тану в нескольких иностранных газетах. Какой «ответ» получил Ю. В. Мальцев на свое заявление от товарища Подгорного, он рассказывает в печатаемой нами его рукописи «Репортаж из Сумасшедшего Дома». К счастью, Ю. В. Мальцев из СССР все-таки вырвался и сейчас живет в Италии. Мы от души желаем Юрию Владимировичу после всех мытарств счастливо устроиться в любимой им стране — в Италии.

Ред.

Повестка

Офицеру запаса Мальцеву Ю. В. явиться 17-го октября 1969 г. к 9 ч. утра в райвоенкомат по адресу ул. Островского д. 31, в комнату № 3, имея при себе паспорт и военный билет.

Когда я обнаружил эту серенькую открытку в своем почтовом ящике, я не мог даже вообразить, что меня ждет там, в военкомате, в этот день 17-го октября. Утром по дороге в военкомат я беспечно строил планы на этот день, предполагая часов в десять быть уже свободным после какой-нибудь очередной пустяковой формальности.

В военкомате майор, начальник третьей части, дал мне «медицинскую карту», в которой было написано, что офицер запаса Мальцев Ю. В. направляется на медкомиссию для установления годности к военной службе в целях воинского учета, и сказал мне, чтобы я поехал на Люсиновскую улицу, где заседает медицинская комиссия.

— Там будет военком, вы пройдите прямо к нему, чтобы не сидеть в очереди с призывниками. Скажите, что вы офицер.

Я так и сделал. Полковник, военком, видимо, знал о том, что я должен прийти. Когда я назвал свою фамилию, он попросил меня посидеть в коридоре и немножко подождать. Чего именно я должен был ждать, я не понял, но подчинился. Вокруг толпились юноши, призывники, проходившие медкомиссию.

Минут через двадцать с улицы вошли высокая женщина средних лет и молодой человек с очень характерной внешностью — я достаточно видел таких среди дружинников, оперативников, комсомольских активистов и т. п. Я узнаю их с одного взгляда. Затрудняюсь определить словами, в чем состоит эта характерность. Пожалуй, в ясно читаемом на их лицах отсутствии какой бы то ни было внутренней жизни, самостоятельного содержания — это серийные люди-автоматы. По тому как оба они — женщина и молодой человек — окинули меня взглядом, проходя мимо, я понял, что они приехали специально по моему делу.

Через несколько минут — время как раз достаточное для того, чтобы снять пальто и надеть халаты — меня пригласили в кабинет невропатолога. Женщина и молодой человек, оба в белых халатах, сидели за столом.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала женщина и указала на стул, который стоял перед столом и был почему-то привязан к нему за ножку веревкой. — Вы подавали заявление о выезде за границу?

— Какое это имеет отношение к моему здоровью? — спросил я.

Такого контрвопроса она не ожидала и опешила, не находя, что сказать.

— Ведь вы врач, не так ли? Почему же я должен отвечать вам на такой вопрос? — сказал я.

— Потому что психиатра должно интересовать все, что касается вашей жизни, — ответила она. — Вы обращались когда-нибудь раньше к психиатру?

— Нет.

— Вы служили в армии?

— Нет, не служил. Я проходил военную подготовку будучи студентом Университета.

— Скажите, как вы себя чувствуете, какое у вас настроение? Плохое, да?

— Нет, я бы не сказал, что плохое. Настроение у меня сейчас спокойное и ровное.

— Почему же вы хотели уехать за границу? Подумайте только, вам уже тридцать семь лет, а вы еще до сих пор не женаты! Вам тридцать семь лет, а у вас ни кола, ни двора своего. У вас высшее образование, а вы работаете почтальоном на телеграфе. Ну представьте себе, вот я, врач, вдруг пошла бы работать санитаркой, на что это было бы похоже?

— А если бы вас не принимали на работу врачом, что бы вы тогда делали? — спросил я.

— Вы считаете, что вас уволили с вашей работы за то, что вы написали заявление?

— Да, я так считаю.

Она промолчала.

— Ну, а как у вас настроение сейчас, поганое, не так ли? — снова спросила она. Ей непременно хотелось, чтобы я сказал, что у меня плохое настроение. Я, разумеется, этого не сказал.

— Вы совершенно неприспособленный к жизни человек, — продолжала она, — а еще хотели уехать за границу. Если вы здесь устроиться не можете, там бы вы вообще погибли. Вы знаете, что такое капиталистическая действительность! Вы бы там не смогли жить.

— Очень может быть. Но чтобы сравнивать, нужно иметь возможность попробовать. А раз такой возможности у меня нет, нечего об этом и говорить.

— Как это так, бросить свою страну и уехать?! Вы понимаете, что это ненормально? Вы ненормальный человек.

— По-вашему, всякий, кто уезжает из своей страны ненормален? В таком случае вам придется признать ненормальным, например, Ленина. Ведь он уехал из России.

Она промолчала.

— Расскажите мне о своих взглядах.

— Говорить с вами об этом я считаю бессмысленным, — сказал я.

— Что вас привлекает за границей?

— Хотя бы уже одно то, что там человек может ехать куда ему угодно, и его за это не вызывают на допрос к психиатру.

Я посмотрел на нее с нескрываемой ненавистью. Она долго молча наблюдала за мной, потом сказала:

— Идите, и подождите там.

Я вышел и снова стал ждать в коридоре. Теперь мне было все ясно. Всего лишь несколько недель назад меня вызывали на допрос в КГБ, где я отказался дать показания об «Инициативной группе по защите прав человека в СССР», членом которой я был и репрессии против которой начались сразу же после опубликования на Западе обращения в ООН. Заявление же о выезде из СССР я подал еще в 1964 году, долгое время власти пытались его просто игнорировать, когда же я стал заявлять о своем праве уехать все громче и настойчивее, они меня начали преследовать как тунеядца, так как я не состоял на штатной государственной службе, а жил литературным трудом (делал переводы, писал небольшие рецензии и т. п., большего мне не позволяли). Но когда я устроился на работу почтальоном, эта возможность привлечь меня к суду как тунеядца отпала. Допрашивавшая меня женщина, разумеется, все это знала и ее соболезнования по поводу моей неустроенности и ее недоумение были не чем иным, как чистейшим садизмом. Непосредственным поводом для этого вызова к психиатру было, конечно, не то мое давнее заявление, а наше недавнее обращение в ООН.

Я ждал в коридоре довольно долго. Наконец появился военком, он дал мне бланк анкеты и чистый лист бумаги и попросил заполнить анкету и написать автобиографию. Я написал и пошел к нему. В комнате кроме него находился молодой человек, присутствовавший при допросе (женщины уже не было), и председатель медкомиссии.