Конструктор С. И. Мосин - Чуднов Гавриил (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
Однако коммерческая деятельность не удалась Николаю Григорьевичу, он вновь вернулся на службу на патронный завод и стал работать в чине полковника в приемной комиссии. Затем в феврале—мае 1894 года он исполнял обязанности помощника начальника Сестрорецкого оружейного завода, как раз перед назначением туда С. И. Мосина. Затем Сергей Иванович был переведен начальником сестрорецкого завода с должности начальника приемной комиссии ТОЗа, а Н. Г. Дмитриев-Байцуров заступил его прежнюю должность. Наконец, после смерти Сергея Ивановича его старый сослуживец назначается начальником сестрорецкого завода.
Работу Сергея Ивановича в Ижевске высоко оценило артиллерийское управление, что еще выше подняло авторитет начинающего изобретателя.
Но было бы абсолютно неверно считать Сергея Ивановича человеком, интересы которого ограничивались только заводской службой и конструированием винтовки. Нет, он жил жизнью обычного, нормального человека со своими радостями и бедами, ему вовсе не чуждо было стремление сделать военную карьеру.
Но если по должностной лестнице Мосин поднимался благодаря своим способностям и стараниям достаточно быстро, то число звезд на его эполетах росло не столь стремительно.
Он начинал службу в полевой артиллерии в чине подпоручика, а в Тулу прибыл в чине штабс-капитана. Этот чин был третьим снизу в петровском табеле о рангах, и дался он Сергею Ивановичу после восьми лет службы. Различие в положении армейских и гвардейских артиллерийских офицеров было большим: оклады жалованья несоизмеримы, за гвардейцами — старшинство в чине, служили они в основном в столичном гарнизоне. Да и что за служба! Парады, балы, увеселения. Армейцам было трудней, ну а тех, кто шел по технической части и служил на заводах, блестящие гвардейцы считали или недотепами, или неудачниками. Военные инженеры служили на заводах, которые так же далеки были от роскошных залов, где гремела музыка, сверкал паркет, шуршал шелк и. дурманили голову французские духи, как небо от земли. Да и общение с мастеровыми было не по вкусу господам дворянам. Так что служили на русских артиллерийских, оружейных и прочих военных заводах, как правило, люди увлеченные, шедшие сюда сознательно, по призванию. А поскольку вакансий было слишком много, Военное министерство ради привлечения на военное производство толковых людей настояло на зачислении офицеров-производственников в гвардию, что позволяло увеличить оклады и дать другие привилегии этим труженикам. В результате сего «высочайшим приказом, последовавшим 23 августа 1876 года, состоявший по полевой конной артиллерии штабс-капитан Мосин переведен в гвардейскую конную артиллерию с зачислением по оной поручиком». Понижение в чине на одну ступень было обусловлено все тем же правилом, по которому армейские офицеры автоматически уступали гвардейцам в повышении в чине. Но на следующий год Сергея Ивановича произвели в штабс-капитаны по вакансии, а в 1880 году, опять-таки по вакансии, он получил капитанские погоны «с оставлением по гвардейской конной артиллерии». К этому времени Мосину исполнился 31 год, некоторые его сослуживцы уже примеряли полковничьи погоны, Сергею Ивановичу для получения этого высокого звания необходимо было изобрести лучшую в мире винтовку…
Поскольку взгляды Мосина формировались в годы буржуазных реформ, он принадлежал к числу офицеров «либерального толка», хотя его либерализм ограничивался искренним желанием честно служить России. Это были отзвуки благородной петровской заповеди «В службе — честь!» Однако в условиях карьеризма, казнокрадства, угодничества такие взгляды мало у кого вызывали восторг или даже одобрение. А Мосин, строгий и придирчивый к исполнению служебных обязанностей, весьма демократично обращался с мастеровыми, называл их по имени-отчеству, был с ними сдержанно прост и разумно требователен. Более того, начав самостоятельные конструкторские разработки, он часто советовался со знающими дело мастерами, даже приглашал их к себе на квартиру, чтобы за вечерним чаем спокойно потолковать об увлекшей его работе.
В офицерское собрание Мосин заглядывал нечасто, и это вызывало удивление сослуживцев. Кто-то из тех, кто относился к поведению Сергея Ивановича с сарказмом и презрением, донес о его встречах с мастеровыми начальнику завода. Генерал строго выговорил Мосину, что ему, офицеру, закончившему академию, не к лицу общаться с мастеровщиной, и предупредил о возможных осложнениях по службе. Когда же штабс-капитан резонно заметил начальнику завода, что тульские мастеровые — это люди, снискавшие славу не только Туле, но и России, тот несколько смягчился, но посоветовал все же считаться с мнением офицерского собрания.
Такой оборот событий встревожил Сергея Ивановича, ему не хотелось терять службу на оружейном заводе, ибо она давала ему возможность видеться с отцом.
В конце июня 1875 года Сергей и Митрофан Мосины приехали проведать батюшку. Встреча эта оставила у обоих сыновей горький след, ибо Иван Игнатьевич стал совсем дряхл и окончательно смирился со своей долей неудачника.
Братья нанесли визит хозяину имения Арсеньеву-старшему. После обмена обычными в таком случае любезностями Сергей и Митрофан были представлены молодой женщине, одетой в элегантное черное платье. Высокая, статная, с большими серыми глазами на бледном лице, обрамленном расчесанными на прямой пробор волосами, с локонами на висках, она поразила Сергея не только красотой, но и какой-то необъяснимой меланхолической грустью. Это была Варвара Николаевна Арсеньева, урожденная Тургенева, жена Николая Владимировича Арсеньева, сына старого хозяина. Несколько позже Мосин узнал, что Варвара Николаевна — мать двоих детей, мальчиков, но с мужем,. жила неважно. Николай Владимирович, будучи почти вдвое старше жены, почему-то не любил ее. Человек злой, надменный, он надолго отлучался из имения, жил то в Москве, то в Петербурге. Варвара Николаевна, напротив, почти никуда не выезжала, занималась детьми да еще читала французские романы, которыми была полна домашняя библиотека.
Жизнь Арсеньевой складывалась незавидно. Имея характер нерешительный, она смирилась со своим подчиненным положением, хотя и страдала от одиночества, но не делала попыток что-либо изменить в привычном течении лет. В первое время после знакомства со штабс-капитаном Мосиным она относилась к нему так, как должно было относиться к гостю, тем более, что приехал он даже не к ее мужу или свекру, а всего лишь к престарелому управляющему имением.
Сергей Иванович, достигнув зрелых лет, остался таким же эмоциональным, впечатлительным, отчасти даже сентиментальным, как в юношеские годы, легко возбудимым, но и легко ранимым человеком. Полагая, что все эти черты не согласуются с профессией военного, Мосин старательно прятал их под маской внешней суровости и напускной нелюдимости. Так уж сложилась его жизнь, что, учась в корпусе, училище, академии, он книгам отдавал больше времени, чем праздному времяпрепровождению, и потому прослыл затворником, коему чужды обычные развлечения молодых людей его круга и которого не особенно волнуют шорох девичьего платья и кружащий голову запах дамских духов.
Да, Мосин любил задать хорошую работу своей голове, но все-таки его затворничество было отчасти вынужденным и обусловливалось весьма прозаической причиной — хроническим безденежьем. А не имея в кармане денег, в товарищеской пирушке участия не примешь и на бал не пойдешь. Став офицером, Сергей Иванович не пытался отказаться от уже сложившихся привычек, но в обществе бывал. Что же касается женщин, то он долго не мог встретить ту, что с первого взгляда и навсегда осталась бы в его сердце. Но Варвара Николаевна покорила Мосина в один миг красотой и беззащитностью, ему в ней нравилось и лицо, и притягательный стан, и мягкий голос, и глаза, опушенные темными, длинными, загнутыми кверху ресницами. Посмотрели бы однокашники на «схимника» Сережу!
Влюбившийся в привлекательную, но, увы, замужнюю женщину, он скоро понял ее подчиненное, бесправное положение и нашел в себе смелость сказать ей слова участия и нежности, за которыми следует признание в любви. Но этот душевный порыв испугал Варвару Николаевну и не остался не замеченным для ее мужа. Мосин почувствовал, что его присутствие создает нервозную обстановку в семье Арсеньевых и, не дожидаясь конца отпуска, уехал в Тулу.
