Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история - Шварценеггер Арнольд (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Семь часов на поезде – и я уже был в Штуттгарте, вставал в позы перед толпой в несколько сот зрителей и упивался аплодисментами. Я завоевал титул Молодого атлета Европы с лучшим телосложением 1965 года. Я впервые оказался за пределами Австрии, и это была самая многочисленная публика, перед которой я когда-либо выступал. Я чувствовал себя Кинг-Конгом.
К сожалению, когда я вернулся в учебный лагерь, меня ждало наказание. Меня отправили на гауптвахту, и целые сутки я просидел в камере. Затем до начальства дошли известия о моей победе, и меня освободили. До конца курса молодого бойца я больше не смел поднять голову, и как только обучение закончилось, сразу же поспешил в ту танковую часть, которой командовал друг моего отца. После чего армейская служба превратилась в одно непрерывное удовольствие. Я устроил себе тренажерный зал в казарме, где мне разрешали заниматься по четыре часа в день. Постепенно ко мне присоединилось еще несколько солдат и офицеров. Впервые в жизни я каждый день ел мясо – настоящие белки. Я наращивал мышцы так быстро, что каждые три месяца вырастал из формы, и мне выдавали новую, большего размера.
Сразу же начались занятия по вождению мотоцикла, а в следующем месяце к ним добавилось вождение легковой машины. Мы изучали основы механики, потому что водитель должен был сам починить свою машину в случае какой-либо поломки. Затем мы учились водить грузовики, что оказалось трудно, поскольку военные машины были оснащены ручной коробкой передач без синхронизаторов. Для того, чтобы переключить передачу, требовалось перевести рычаг на нейтралку, выжать сцепление и дать газ, разгоняя двигатель до нужного количества оборотов, чтобы ведущая шестеренка вошла в зацепление с ведомой. Это приводило к тому, что коробки передач надрывно скрежетали, поскольку после короткой тренировки на территории базы нас заставляли выезжать на оживленные дороги. До тех пор пока процесс переключения передач не становился чем-то естественным, было очень трудно следить за дорогой. Я отвлекался на рычаг передач и вдруг уже видел, как передо мной остановилась машина, и нужно было нажимать на тормоз, выжимать сцепление, снова переключать передачу, – делать все то, что кричал мне инструктор. К тому времени как мы возвращались на базу, у меня спина была мокрой от пота; это был замечательный способ сгонять лишний жир.
Следующий этап – управление трактором с прицепом – также потребовал много сил, особенно езда задом по зеркалам и разворот в обратную сторону. Мне потребовалось какое-то время, чтобы овладеть этим искусством, причем я неоднократно врезался в различные препятствия и другие машины. Я испытал огромное облегчение, когда, наконец, все это закончилось и я смог перейти к танкам.
Танк «М-47» устроен так, что управление осуществляется одной рукой, с помощью рычага, которым переключаются передачи и регулируется движение гусениц. Механик-водитель сидит в переднем левом углу корпуса, у него под ногами педали тормоза и газа. Стальное сиденье можно поднимать и опускать; в небоевой обстановке механик-водитель ведет танк, открыв люк и высунув в него голову, чтобы видеть все вокруг. Однако когда танк наглухо задраивается перед боем, сиденье опускается, люк закрывается, и приходится смотреть в перископ. Для движения в ночных условиях имелся примитивный инфракрасный прибор, с помощью которого можно было различить деревья, кустарник и другие танки. Несмотря на свои габариты, я помещался в танке, однако управление с закрытым люком вызывало у меня чувство клаустрофобии. Я очень гордился тем, что мне доверили эту огромную машину, совершенно не похожую на все то, с чем мне приходилось иметь дело до этого.
Ближайший полигон представлял собой большую полосу земли на хребте, разделяющем Таль и Грац. Чтобы туда попасть, мы выезжали с территории базы и полтора часа двигались по петляющей пустынной дороге, вымощенной щебнем, – рота из двадцати танков, с лязгом и грохотом проезжающая мимо полей и ферм. Как правило, мы выдвигались на полигон ночью, когда гражданских машин на дороге почти не было.
Я гордился тем, как управляю танком. Это означало, что я аккуратно выполнял все маневры, плавно преодолевая рвы и ямы, чтобы командира и остальных членов экипажа не трясло в башне. В то же время со мной происходили разные другие неприятности.
Когда мы жили в полевых условиях, у нас был четкий распорядок. Сначала шли физические занятия. Штангу в разобранном виде и скамейку я укладывал в отсеки сверху танка, где обычно хранится инструмент. Трое, четверо или пятеро парней из роты присоединялись ко мне, занимались полтора часа и только после этого отправлялись завтракать. Случалось, что водителям-механикам приходилось оставаться на ночь при своих танках, в то время как остальные ребята спали в палатках. Мы устраивались на ночлег так: вырывали в земле неглубокую яму, клали в нее одеяло, а сверху загоняли танк. Это делалось для того, чтобы защититься от диких кабанов. Нам запрещалось их убивать, поэтому они свободно разгуливали по полигону, так как, подозреваю, это знали. Мы также расставляли часовых, которые забирались на танковую броню, чтобы кабаны до них не добрались.
Однажды мы разбили лагерь у ручья, и ночью я проснулся в страхе, вообразив, что слышу кабанов. И тут вдруг до меня дошло, что сверху надо мною ничего нет. Мой танк пропал! Осмотревшись по сторонам, я обнаружил его в двадцати – тридцати шагах, торчащим задом из воды. Передняя часть ушла под воду, пушка зарылась в ил. Как оказалось, я забыл поставить танк на ручной тормоз, а берег был с уклоном, достаточным, чтобы танк скатился вниз, пока мы спали. Я попытался вывести его из ручья, однако гусеницы прокручивались вхолостую в жидком иле.
Нам пришлось вызывать восьмидесятитонный тягач, и потребовалось несколько часов, чтобы вытащить мой танк из воды. После чего мы отправились в ремонтную мастерскую. Пришлось снимать башню. Пушку прочищали в оружейной мастерской. За этот проступок я просидел сутки на гауптвахте.
Неприятности подкарауливали меня даже в ангаре. Как-то утром я завел двигатель, подрегулировал сиденье и обернулся, чтобы проверить датчики, перед тем как выехать из ангара. Все показания были в норме, однако я чувствовал, что танк немного трясется, словно двигатель работал с перебоями. Я подумал: «Наверное, нужно прибавить газу, чтобы он заработал устойчивее». Поэтому я прибавил газу, следя за датчиками, однако тряска только усилилась. Это было очень странно. Тут я заметил, что в воздухе клубится пыль. Высунувшись из люка, я обнаружил, что вместо того, чтобы просто прогреть двигатель, я включил передачу, и танк наехал на стену ангара. Вот что вызывало тряску. Тут лопнула какая-то трубка, во все стороны брызнула вода, и запахло бензином.
Вокруг закричали: «Глуши! Глуши!» Я заглушил двигатель, выбрался из танка и побежал в противоположный конец ангара, ища офицера, друга своего отца. Я рассудил, что спасти меня может только он. Я встретился с ним не далее как в это утро, и он сказал: «На днях я видел твоего отца и сказал ему, как великолепно у тебя все получается».
Постучав в дверь, я вошел к нему в кабинет и сказал:
– Разрешите доложить. Кажется, по моей вине произошли кое-какие неприятности.
Офицер по-прежнему пребывал в благодушном настроении.
– О, не бери в голову, Арнольд. В чем дело?
– Ну, вам нужно посмотреть самому.
– Пошли, – сказал он.
Выходя из кабинета, он потрепал меня по плечу, словно говоря: «Ты отлично служишь».
И тут он увидел танк, уткнувшийся в стену, суетящихся вокруг него людей и хлещущую во все стороны воду.
Его настроение мгновенно переменилось: он закричал, обозвал меня всеми известными ругательствами, пригрозил, что позвонит моему отцу и скажет ему прямо противоположное тому, что говорил несколько дней назад. На шее у него вздулись жилы. Наконец, немного остыв, офицер рявкнул:
– Когда я вернусь с обеда, все должно быть исправлено. Только так ты можешь загладить свою вину. Собери команду и сделай все как надо!
