»Нас ждет огонь смертельный!» Самые правдивые воспоминания о войне - Першанин Владимир Николаевич (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
– Молодец, парень. Сразу видно, что Сталинград прошел.
Я хотел сказать что-то в ответ, но старший лейтенант уже шагал дальше, занятый своими заботами.
Наступление проходило тяжело. Лобовые атаки вызывали во мне чувство недоумения. Зачем лезть на огонь немецких пулеметов, почему не зайти с флангов? Мы несли большие потери. Один боец, не выдержав, пустил себе пулю в ногу. Опомнившись, стал убеждать всех, что рану получил в бою. От своих товарищей трудно что-то скрыть, но взводному, молодому лейтенанту, не хотелось раздувать историю. Солдата запросто могли расстрелять, досталось бы и лейтенанту за низкую дисциплину во вверенном подразделении. Опросив несколько бойцов и убедившись, что никто ничего не видел, он мрачно сказал:
– Глянем. Завтра докажешь в бою!
От взвода снова осталась одна треть. Мы сидели, набивая патронами ленты, когда подошел лейтенант. Тоже похвалил меня за четкую работу расчета. Я спросил, будем ли наступать? Лейтенант помолчал, затем коротко ответил:
– Не знаю. Позже сообщат.
Привезли ужин: пшенку с бараниной, хлеб, водку, махорку. Выпили, поели и дружно задымили самокрутками. Напряжение спадало. Я почему-то решил, что наступать не будем. Некому. Но рано утром, в темноте, подвезли завтрак. Выдали водку, граммов по двести. Кто хотел, пили больше. Взвод пополнили тыловиками, даже появился писарь из штаба с автоматом ППШ. Обстановка складывалась паршивая. Не рота, а пьяная толпа. Слышались возбужденные голоса:
– Сегодня мы им покажем!
– Намотаем кишки на штык.
Обещали сильную артподготовку, однако ничего хорошего от пьяной атаки я не ждал. Взводный позвал вчерашнего самострела и сказал, что он будет мне помогать. Второго и третьего номера расчета он забирал. За ночь у парня воспалилась рана, он хромал, на лбу выступила испарина. Я возмутился. Какой из него помощник!
– Ничего, справишься, – отрезал лейтенант. – В атаку некому идти.
– А если меня уб… – я хотел сказать «убьют», но слово застряло в горле. – Если меня ранят? Этот, что ли, за пулемет ляжет?
Второго номера лейтенант оставил. А третий стал собираться, с ненавистью поглядывая на самострела. Подхватил винтовку, вещмешок и попрощался с нами. Шел он, как на смерть. Перед артподготовкой я успел сменить самострелу повязку. У него была навылет пробита мякоть ноги. После короткой артиллерийской подготовки роты двинулись в атаку. Снова в лоб.
Командиры, видимо, сделали какие-то выводы. На прямую наводку выкатили легкие полковые пушки и «сорокапятки». Нам, пулеметчикам, приказали следовать за цепями и вести непрерывный огонь. Как ни странно, но пьяная атака удалась. Захватили первую и вторую линию траншей. Правда, все поле было усеяно вчерашними вмерзшими в льдистый снег трупами и сегодняшними убитыми. Мы катили со вторым номером пулемет, следом ковылял самострел.
Во второй линии немецких траншей остановились. На этот раз наступать было действительно некому. Кое-как пополненные роты снова были ополовинены. Тех, кто получил легкие ранения, пока не отпускали в тыл, ждали атаки немцев. Лейтенант, наш взводный, погиб. На его место назначили старшего сержанта в туго подпоясанной фуфайке. Обходя позиции, сказал мне:
– Готовься. Немцы атаковать будут. Как с патронами?
– Плохо. Всего полторы ленты.
– Пусть помощник на поле пошарит. У погибших полные подсумки остались.
– Слушай, старшой. Где мой третий номер? Верни его в расчет, если жив.
– Если… убили его! Справляйся сам. Вон этот хрен моржовый пусть не стонет, а вину искупает.
Он показал на съежившегося самострела, неумело набивающего пулеметную ленту. После гибели многих друзей, рукопашной схватки бойцы были взвинченные, злые. Пили трофейный спирт. Кое-кто замахивался на самострела прикладом или штыком. Мне приходилось его защищать. Второй номер, шустрый парень, кроме патронов, принес фляжку с чем-то крепким, несколько банок консервов. Мы перекусили втроем, выпили. Когда я заметил, что помощник слишком присосался к фляге, отобрал у него остатки. Набили патронами еще одну ленту.
Немцы начали минометный обстрел. Мы стащили пулемет вниз, накрыли шинелью. Съежившись, слушали, как ухают взрывы. Кричал раненый. Мина взорвалась рядом, закидав нас комьями мерзлой земли. Перебрались в блиндаж, где уже сидели человек двенадцать бойцов. Потом началась атака. Немцы поступали грамотно, перебежками. Их поддерживал крупнокалиберный пулемет и несколько обычных. Я выпустил две ленты, зарядил третью. Видел, как от моих очередей падали наступающие. Не заметил, как опустошил третью, последнюю, ленту. Думаю, с пяток фрицев свалил. Может, больше. Немцы себя берегли, когда начали нести потери, залегли метрах в двухстах. Снова начался минометный обстрел. В блиндаже мы набили остатками патронов неполную ленту.
Под сильным огнем пришлось отступать. Оставили взятую с таким трудом линию немецких траншей, тела наших товарищей. Закрепились во второй линии. Я отпустил самострела в санбат, он уже еле двигался. Второго номера оглушило куском мерзлой земли, вмяло каску. У меня жгло левую руку. Подумал, что ранили, но, сняв телогрейку, обнаружил, что открылась рана, полученная еще в октябре на «Коммуне». Помощник помог выдавить острый осколок кости.
Рана ныла и свербила. Я попросил у него фляжку, но тот ее уже опустошил.
Снова попали под обстрел. К минометам прибавились пушки. Мы отсиживались в блиндаже. Снаряд угодил в крышу. Тройной накат из бревен и шпал, уложенный на обрезки рельсов, треснул. Через дыру посыпалась земля. Мы остались в блиндаже, сбившись у выхода. Считалось, что в одно место снаряд два раза не падает. Пока сидели, едва не прозевали атаку, немцы находились уже в ста метрах. Я выпустил остаток ленты и взял трофейный автомат. Магазины на тридцать два патрона вылетали один за другим. Затем подобрал винтовку. Немцы атаку прекратили.
Командир роты приказал мне раздобыть патроны для пулемета. Где, не объяснил. Зато сообщил, что присвоено звание «младший сержант». Мы собрали с помощником сотни две патронов, но кожух пулемета в трех местах пробило осколками, вытекла вода. Пулевые отверстия еще можно было заткнуть тряпками. Развороченные осколочные пробоины в полевых условиях не заделаешь. Имелся бы паяльник, канифоль, олово, я бы за час, как бывший слесарь, выправил и запаял кожух. Ни паяльника, ни часа времени у нас не было. Вокруг лежали убитые, раненые уползали под пулями в тыл. В ночь мы отступили.
Куда-то шли часов пять подряд. Нестерпимо разболелась рука. Ночь и день я кое-как вытерпел, а вечером снял телогрейку, гимнастерку. Байковая нательная рубашка покрылась коркой засохшей крови. Рука опухла, стала красной от плеча до пальцев. Я позвал помкомвзвода. Тот почесал затылок, послали за ротным. Старший лейтенант осмотрел рану. Санитар, пожилой дядька, выполнявший обязанности убитого санинструктора, сказал:
– Чего смотреть? Надо парня в санбат отправлять. Заражение может начаться.
Старлей с минуту раздумывал, затем попросил, совсем не по-военному:
– Может, останешься, Саня? Пулеметчиков в роте нет.
– Какой от меня толк? Рука не двигается. Да и «максим» поврежден.
Я понимал положение ротного. Людей осталось всего ничего, что ждет впереди – неизвестно. Но я за последние дни столько нагляделся смертей, участвовал в тупых лобовых атаках, что хотел только одного. Уйти отсюда подальше. Пусть режут, чистят рану, избавят меня от бьющей толчками боли. Старший лейтенант понял мое состояние, вздохнул:
– Ну, иди, Гордеев. Спасибо за службу.
Я козырнул в ответ, а ротный напомнил: «Лычки на погоны ему быстренько нашейте».
Погонов у меня не было. В марте сорок третьего многие еще носили старую форму с петлицами. Мне прикололи на петлицы два медных треугольника, выписали карточку переднего края, и я зашагал в санбат. Долго плутал, рука разболелась еще сильнее. Я мечтал о теплой землянке. Нашел наконец санбат. Несмотря на ночь, там шла эвакуация. Снимали палатки, укладывали на машины и повозки тяжело раненных, медицинское оборудование. Меня на ходу осмотрели, сменили повязку, сделали укол. Мест для многих раненых не хватало. Тем, кто мог идти, предложили либо ждать второго рейса, либо добираться километров сорок пешком. Оставили топографическую карту, объяснили дорогу.
