Под белой мантией - Углов Федор Григорьевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT) 📗
Именно пример брата, его влияние сыграли главную роль в судьбе моей старшей сестры Аси. Окончив гимназию в 1918 году, также с отличием и имея все возможности остаться работать в Киренске или поехать в Иркутск учиться, она, набрав чёмодан книг, бесстрашно поехала учительствовать в такое далекое село, где школьных учителей никогда не видели в глаза, где вечерами все сидели при лучинах и чужих людей встречали редко, при этом словно бы даже удивлялись, что где-то может быть совсем иная жизнь. Больше недели добирались они на таком же стружке вверх по течению по несудоходной реке Киренге к месту назначения, в деревню Ключи Казачинско-Ленского района, что на 200 километров отстояла от Киренска.
Три года проработала она в этой деревне и только после этого, выйдя замуж, в 1921 году поехала в Иркутск, где и закончила педагогический факультет университета.
А наши военные и послевоенные годы… Сколько беззаветных тружеников отдавали не только своё время, но и всю свою жизнь делу воспитания, обучения юных граждан нашей страны. Опять не надо далеко ходить за примерами: Тамара Фёдоровна Заварзина, мама моей жены, закончив среднюю школу, поступила в педагогический институт, и хотя имела большое влечение к русской литературе, по настойчивой просьбе Отдела народного образования, остро нуждавшегося в математиках, пошла на математический факультет, окончив который стала работать в средней школе Донбасса. Годы оккупации. Пряталась вместе с детьми, убегала в дальние деревни, страшно голодала, но не пошла работать на немцев. Тридцати лет, проводив мужа на войну, осталась с двумя малолетками и, не дождавшись мужа, погибшего под Киевом, и не выйдя больше замуж, работала учительницей, одна воспитывала своих детей. В тяжёлое послевоенное время, когда не хватало учителей, она вынуждена была работать не только в дневную, но и в вечернюю смену.
И все мои знакомые учителя, как правило, люди, одержимые идеей добра. Они не думают о собственном благополучии. Даже в самое трудное время никто из нас никогда не слыхал от своих учителей ни намека на трудности жизни. Они внушали нам личные заботы ставить после интересов своего народа, своего любимого дела.
Через всю жизнь и всю воспитательскую деятельность народного учителя шло воспитание правдивости, презрения ко лжи, к тем, кто стремится сделать что-то незаконное, получить незаслуженное. Как много хороших людей обязаны своим учителям, что они стали такими. С благодарностью вспоминают они своих наставников — скромных и душевных людей, воспитывающих в человеке честность и человеческое достоинство.
У нас любовь к народной учительнице является традиционной, и каждый, кто позволяет себе без уважения отозваться о ней, особенно без основания её обидеть, оскорбить или, грубо выражаясь «облить грязью», рассматривается как человек недостойный, ограниченный, с низкой культурой и лишенный благородства. В одной из книг нашего современного автора, фамилию которого я по тактическим соображениям не называю, я прочитал, как герой рассказа, без всякой необходимости, что называется походя, оскорбил и унизил сельскую учительницу. Он ни слова не сказал о ней как о воспитательнице детей, — он грубо вошёл в её интимную жизнь и пошло оскорбил её. Было стыдно за автора, допустившего подобное по отношению к женщине, да ещё народной учительнице.
Горький писал, что благородство мужчины определяется по его отношению к женщине.
В таком же духе высказывался Л. Н. Толстой и другие наши великие писатели. Во всей русской классической литературе нельзя найти произведение, где бы в адрес женщины было бы допущено недостойное выражение. В современной литературе можно выявить два подхода к женщине. Такие, как И. М. Шевцов, С. А. Борзенко, и многие другие русские писатели с глубоким уважением и теплотой пишут о русской женщине, её роли и значении, её поведении, высоких моральных качествах. Наряду с этим в отдельных произведениях проскальзывает этакий скрытый, а то и явный цинизм, неизвестно чем вызванный. Может быть, отвергнутые в своё время той или иной женщиной, они не поднялись над личным ощущением и перенесли это на женщин вообще, допуская тем самым грубейшую ошибку. Ибо для настоящего писателя недопустимо какой-то исключительный случай вольно иди невольно обобщать и тем самым наносить оскорбление женщинам.
Известно, что художественное произведение имеет свои законы Оно освещает типичное в типичных условиях. Вот почему талантливый писатель не позволит сказать ни одного обидного слова о русской женщине, покрывшей себя неувядаемой славой как в войне, так и в труде, как носительнице самых высоких нравственных идеалов, принципов нашего народа.
Конечно, и в учительскую среду могут попасть малодостойные люди, но здесь надо говорить об их роли воспитателя, а не судить о них через замочную скважину. Одно несомненно, что те учителя, которые нарушают принципы справедливости, наносят непоправимую травму ребёнку.
Как-то по просьбе матери я пошёл на собеседование с классным руководителем ученика Володи. Средних лет женщина сидела в самом уголке класса, и к ней подходили родители её учеников. Это — классный руководитель Володи. Не буду указывать её фамилию, ибо она и до сих пор здравствует и пребывает в той же должности. В ожидании своей очереди я стоял недалеко от учительницы и с интересом прислушивался к её беседе с родителями.
Вот подошла и как-то неуверенно, застенчиво села скромно одетая женщина, по виду из рабочих.
— Ваш Ваня не очень хорошо успевает, — вежливо, но довольно безучастно проговорила учительница, услышав фамилию ученика. — У него много троек, занятия ему даются нелегко. Он с трудом закончит десятый класс. В вузе ему будет учиться невозможно. Я бы посоветовала ему сразу, даже не пытаясь поступать в институт, идти в ПТУ. Сейчас рабочий класс в моде. Получив профессию, он будет неплохо зарабатывать.
— Да, да! Конечно, конечно, — соглашалась мать Вани.
Вот подсела к столу другая. Она одета тоже скромно, но со вкусом. Держится свободно.
— Ваша дочь, — тем же спокойным, вежливым тоном продолжала учительница, — хотя и учится неплохо, троек у неё нет, но учение ей даётся с большим трудом. Вы уж мне поверьте, я знаю детскую психологию, — настаивала она, переходя на более доверительный тон. — Сейчас имеются прекрасные ПТУ, где она может получить хорошую специальность.
— Но я бы хотела, чтобы Маша, как и я, стала учительницей.
— Нет, вы не знаете вашу дочь. Вы переоцениваете её силы и здоровье. Они у неё слабые. Конечно, вы — как знаете, — заговорила она, видя явное несогласие матери, — но я вам по-дружески советую, жалея Машу, к которой я очень хорошо отношусь, не тяните её в вуз. Ей легче будет учиться в ПТУ.
Мать ушла расстроенная. Слова учительницы внесли целую бурю в её душу, зародив сомнения и неуверенность.
Подошла и грузно опустилась на стул полная, богато, но безвкусно одетая женщина. Учительницу как подменили, она разулыбалась. Куда девалось её равнодушие.
— Ваш Роберт — прекрасный мальчик. У него гениальные способности. Правда, он нахапал четверок и даже троек, но это у него от излишней самоуверенности. Знает свои способности и бравирует ими. В будущем это будет большой учёный. Его надо готовить в университет.
Подошла и моя очередь.
— Бэла Семёновна, я от Володи С. Мама его не смогла прийти, просила меня побеседовать.
Лицо преподавательницы снова приняло бесстрастное выражение.
— Володя учится очень средне. У него есть тройки. У него плохие способности. Кроме того, он ведёт себя нескромно.
— В чём же это выражается?
Да вот, например, на уроке литературы я спросила его, какие поэты ему больше всего нравятся? Он ответил: Пушкин и Лермонтов. «А Евтушенко?» — спросила я его. «Евтушенко мне не нравится!» Вы можете представить себе такую наглость? Евтушенко ему не нравится. Ну, конечно, я сразу же поставила ему двойку. Короче — мы не будем рекомендовать Володе поступать в вуз!
— А если он всё же будет настаивать?
