Беседы - Агеев Александр Иванович (книги без сокращений txt) 📗
— У Вас есть ответы на эти вопросы?
— Возможно, есть… Смысл заключается в том, что уже тогда были налажены отношения между группами элиты у нас в стране и в Соединенных Штатах. Об этом в своей книге «Мосты в будущее» писал Джермен Гвишиани. Что именно произошло, точно сказать не может никто. Но говорят, например, что была достигнута договоренность об остановке стратегических работ в космосе. Были свернуты другие большие проекты — под предлогом уменьшения индустриальной нагрузки на экосистему.
После смерти Роберта Кеннеди Линдон Джонсон провел ряд встреч с Косыгиным в Глазго, а потом в СССР стал ездить Макджордж Банди, а затем возникли линии связей Брежнев — Никсон, а также Косыгин — Аньелли (между прочим, один из главных основателей Римского клуба). И начались активные переговоры элит. О чем говорили? Казалось бы, надо было обсуждать проблему диалога идеологий (ну, хотя бы в виде конвергенции или иначе). Но идеологию вывели за скобки. И уже стало ясно, кто проиграл. Американцы-то свою идеологию за скобки не вывели. Одностороннее идеологическое разоружение началось раньше, чем всякие перестройки. В центре внимания оказались экология, «ядерная зима», ресурсные дефициты и т. д. Эти идеи получили свое завершение в экологической концепции Альберта Гора и идеологии «устойчивого развития».
Нет для меня ничего более загадочного, чем высказывание Зюганова о том, что у нас есть «лимиты на революцию». Эту занозу я никак не могу вынуть из сердца. Он же не отказался от марксизма-ленинизма… Что за гибрид? Зачем во все программные документы КПРФ была вставлена концепция устойчивого развития? Складывается впечатление, что все должны присягнуть концепции, суть которой заключается в том, что развития не будет (просто потому, что развитие устойчивым быть не может). Где есть устойчивость, там нет развития, где есть развитие, там нет устойчивости.
Именно эта ниточка тянется от 1968 г., от диалогов Джонсон — Косыгин, Банди — Суслов и Брежнев — Никсон к так называемой перестройке, которая началась с ускорения. Представьте себе, где бы мы сейчас были, если бы сконцентрировали ресурсы и разработали, и реализовали 10–12 прорывных программ? И где были бы американцы? Но было ясно, что это возможно лишь в том случае, если в СССР установится диктатура развития. А этот вопрос был «снят» благодаря критикам сталинизма. Затем затеяли бессмысленную «борьбу с коррупцией», следом за ней — «демократизацию»… А потом все «грохнулось», и на территории бывшего СССР начался регресс.
— Получается, что это был плановый регресс?
— Плановый! И есть все основания полагать, что участники операции понимали, что на данной территории запущено нечто нетривиальное. Если хотели здесь иметь капитализм, чтобы все «пахали» за маленькую плату и приносили сверхприбыль, то зачем было разрушать в массах представления о честности и добросовестном труде? Это же типичные капиталистические понятия! Вот Вам пример остановки развития!
Возникает вопрос: значит, развитие можно остановить где угодно? Пример подрыва национального государства в Европе — видимо, прежде всего Югославия, от ее распада до Косово. Но ведь в Китае или Индии это невозможно! Два с половиной миллиарда людей продолжают развиваться, осуществляют восходящее движение. Что с ними делать? Бомбить? Оказалось, что в ряде регионов остановить развитие невозможно. А вот в России эксперимент по «обеспечению регресса» удался.
Я еще в эпоху перестройки беседовал с высокими лицами, спрашивал: что Вы собираетесь делать? Мне ответили: революционно сломать хребет коммунизму, а затем использовать живое творчество масс. Я возразил: это приведет к регрессу. Если Вы проводите хирургическую операцию, то должны зашить рану и дать больному лекарство, а не полагаться на «живое творчество масс».
В ответ — молчание. И тогда я понял, что эти люди осознают, что планируют именно регресс.
Андрей Козырев когда-то признался, что в ходе обсуждения вопроса о национальной идее новой России было решено, что любая идеология опасна, поскольку может привести к тоталитаризму. И тогда пришли к выводу, что пусть, например, деньги станут национальной идеей. Но деньги как национальная идея — это формула криминального государства, т. е. регресса. Когда бывший советник Ельцина Ракитов говорил, что надо заменить ядро нашей культуры, то что на что он собирался менять?
Ядро русской культуры — православие, язык, принципы соотношения имманентного и трансцендентного, формула спасения, представления о благе…
И все это фактически заменили всеобъемлющим «принципом успеха». Успех любой ценой! Но ни одна цивилизация в мире так не живет. И ни один народ так не вел войну с собственной историей.
— А прижились ли эти представления на уровне архетипов?
— Прижились, это была во многом успешная «хирургическая операция». Верхушка КПСС отработала по полной программе. А как же? «Партия — наш рулевой», все ресурсы находятся в ее руках. У партии есть телевидение, и она по своим телеканалам вбрасывает в социальный организм «антипартийный» гной. Но если на войне верховный главнокомандующий является главным шпионом вражеской армии, то как вести военные действия? Наша социальная система была в каком-то смысле очень наивной и одновременно жестко централизованной. То, что с ней сделали, называется социокультурным шоком. Зачем это было нужно?
Александр Зиновьев написал: «Метили в коммунизм, а попали в Россию». А может быть, и метили не в коммунизм, а в Россию? В нее и попали, переломив хребет, смысловую ось. И не дают хребту срастись. Это управляемый регресс, сознательное движение вниз. Что это за замысел? И что это за элита, которая с такой ненавистью уничтожает свой народ?
— И что же это за элита?
— Эта элита с удовольствием цитировала булгаковское «Собачье сердце» и называла весь скопом русский народ Шариковыми. Скоро выйдет моя книга, в которой я на всех языках, начиная с поэтического и кончая аналитическим и математическим, подробно разбираю некоторые эпизоды, которые никто никогда не разбирал. Того же Булгакова на политическом языке никто не анализировал: кто он, откуда, с кем воевал. Если «Шариковы», «совки» и т. д. — это скот, изменивший своим господам, то с ним можно расправляться как угодно, его можно превращать в навоз, в перегной. Достаточно вспомнить генерала Краснова и его людей, воевавших на стороне фашистов под знаменами антикоммунизма. Они не могли не понимать, что речь идет не просто о свержении коммунистического режима, а об уничтожении русского народа. И у них было именно такое оправдание: они рассматривали собственный народ как «Шариковых», как скотов, которые заражены чуждой идеологией.
А что, если часть советской элиты, разделявшая эту точку зрения, сомкнулась, так сказать, с определенными частями американской элиты? Может быть, сутью этого парадоксального моста, сформировавшегося в 1970-е гг., является борьба вовсе не с коммунизмом, а с развитием?
Мы понимаем, что в пределах соответствующих типов идеологии развитие отсутствует, оно недопустимо. Это — в тех гностических идеологиях, в которых Творение есть плод злого Демиурга. И не факт, что внутри того странного идеологического «компота», который сейчас варится в мировом масштабе, нет чего-то в сходном духе.
Конечно, протекают и объективные процессы… Неуправляемая наука волочет человечество неизвестно куда… «Барьер Питерса» приближается — развитие технологий и технических средств опережает развитие человечества, которое должно эти технологии использовать. Все острее стоит вопрос: как ускорить развитие человечества? И в каком направлении это развитие должно происходить? Существует множество влиятельных апокалиптических сект, утверждающих, что это человечество надо уничтожить, и тогда, может быть, появится новое, лучшее. Среди сторонников приближения Апокалипсиса не только какие-то идеологические спонсоры Ахмадинежада, но и представители противоположной стороны в западном лагере.
И я знаю, что между ними налажен диалог. Повторяю — мы присутствуем при борьбе сил, стремящихся взять под контроль мировые ресурсы и затормозить развитие.
