Сталин и заговор Тухачевского - Лесков Валентин Александрович (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
«И Пятаков, и Гамарник рассказали мне, что Троцкий договорился по поводу компенсации за счет Украины за военную поддержку нашей борьбы против советской власти». (С. 69.)
«Постепенно расширяя свои связи с „право“-троцкистским Центром и знакомясь с его участниками, я составил себе в начале 1934 г. представление о том, что собой представляет „право“-троцкистский Центр.
На основании ряда разговоров, связей и заданий, которые давались Рыковым, Бухариным, Гамарником, Розенгольцем, Яковлевым, Антиповым, Рудзутаком, Варейкисом и целым рядом других людей, для меня стало ясным, что «право»-троцкистский Центр в это время бази— ровался, главным образом, на военной помощи агрессоров. Это было общей позицией и для правых, и для националистических организаций, в частности, для украинской националистической организации. Это означало: подрыв оборонной мощи Советского Союза, подрывную работу в армии и оборонной промышленности; открытие фронта в случае войны и провокацию этой войны; это означало расширение связи с агрессивными антисоветскими силами за границей; это означало согласие на расчленение СССР и на компенсацию агрессора за счет окраинных территорий СССР.
Наряду с этим у «право»-троцкистского Центра существовал вариант захвата Кремля.
Разговоры об этом велись на протяжении 1935-1936 гг. Об этом говорили все время. Может быть, это было и раньше». (С. 74.)
Из последнего слова: «Я в течение больше чем двух лет знал о заговоре в Красной Армии, был лично связан с рядом крупнейших военных заговорщиков, осуществлял подрыв оборонной мощи и подготовку поражения СССР. Я знал и связан был с людьми как по украинской организации, так и по Красной Армии, которые подготовляли то открытие фронта, о котором шла речь на этом процессе. (С. 634.)
П. Буланов (1895-1938, русский, чл. партии с 1918, в ВЧК с 1921 г., секретарь Ягоды с 1929 г.): «Он (Ягода) прямо говорил, что у них („правых“) — существует прямая договоренность (с правительствами Запада. — В.Л.), что в случае удачи переворота новое правительство, которое будет сконструировано, будет признано и военные действия будут прекращены». (С. 490.)
В. Иванов (1893-1938, русский, чл. партии с 1915, с 1931 г. — первый секретарь Северного крайкома партии, с 1937 г. — нарком лесной промышленности СССР):
«Бухарин несколько раз к этому делу возвращался, в частности, после убийства Кирова. Он говорил о том, что выстрел в Кирова показал, что одиночные террористические акты результата не дают, что нужно готовить массовые террористические акты, и только тогда получим результат. Его установка была на то, чтобы ликвидировать руководство партии, причем были такие рассуждения: если это удастся сделать до войны, тогда дело будет ясно, и возможно, вслед за этим вспыхнет немедленно война с Советским Союзом. Если же нам почему-либо не удастся осуществить акты по ликвидации руководства партии до войны, то мы это сделаем во время войны, что вызовет большое смятение, подорвет обороноспособность страны и будет резко содействовать поражению советской власти в войне с империалистами». (С. 115-116.)
«Бухарин меня информировал, что принимаются меры, чтобы обязательно побудить в 37 г. к выступлению фашистские страны — и Японию, и Германию — и что на это шансы есть». (С. 118.)
Ну, а что же сам Бухарин? Уж, наверное, все отрицал и изобличал своих сотоварищей во лжи и клевете? Да нет! Со страшным «скреже— том» в душе (о, как бы не хотелось заниматься такими паскудными «воспоминаниями»!) он все-таки признал следующее:
«Радек мне рассказал относительно его переговоров с Троцким, что Троцкий имел переговоры с немецкими фашистами о территориальных уступках за помощь контрреволюционным организациям». (С. 360.)
«Я не возражал против идеи сговора с Германией и Японией, но не был согласен с Троцким в вопросах размеров». (С. 361.)
Относительно «установок Троцкого» Бухарин был не всегда согласен и заявлял на процессе так: «Я не считал директивы Троцкого для всех нас обязательными». (С. 362.)
Однако в главных вопросах (курс на пораженчество, иностранная помощь) он был с ним вполне солидарен и, как признает, соратников в определенном духе убеждал.
«Одним словом, я был обязан, как один из руководителей „правого“ Центра, доложить одному из руководителей периферийного центра нашу установку. Коротко эта установка заключалась в том, что в борьбе с советской властью возможно использование военной конъюнктуры и тех или иных уступок капиталистическим государствам для их нейтрализации, а иногда и для помощи с их стороны.
Вышинский. Иначе говоря, ориентация на помощь некоторых иностранных государств?
Бухарин. Да, это можно и так сказать.
Вышинский. Иначе говоря, ориентация на поражение СССР?
Бухарин. В общем, суммарно, повторяю, — да». (Вышинский, с. 529— 530.)
В 1936 г., после августовского процесса Зиновьева и Каменева, закончившегося смертными приговорами всем подсудимым, для всех оппозиционных группировок обстановка складывается пиковая: грозило полное разоблачение! Самые слабые и рядовые начали думать о спасении собственной шкуры, о возможностях явки с повинной. Дикий страх охватил всех, Иванов так передавал тогдашние настроения:
«Вся организация жила страхом, я бы сказал, что деятельность правых была по сути дела накануне коренного разоблачения». (С. 118.)
«Где бы я не встречался с членом нашей организации, непременно заводился разговор о том, что война непременно начнется в ближайшее время, что подготавливаемый нами разгром Советского Союза в корне изменит наше положение. Я хотел войны, ждал ее. Я помню, что всякие дипломатические успехи Советского Союза, отодвигавшие войну, всякие успехи Народного Фронта в борьбе с фашизмом и войной вызывали у нас у всех чувство уныния и подавленности». (С. 642.)
Малодушные руководители и члены организации пробовали устроить с Бухариным разговор «по душам». Ничего хорошего не получалось. Попробовал однажды и Иванов подступиться с разговором, что мы-де «становимся целиком банкротами». «Любимец партии» вышел из себя («никогда я Бухарина не видел таким яростным и злобным». — С. 118): «Он на меня набросился, — вы трус, вы паникер, вы мне все тычете — „массы“ — массам не нужно потакать, вы должны знать, что организация правых против масс будет вести войну, а вы им хотите потакать». (С. 118). И дальше не постеснялся пригрозить: «Вы, де, знаете, что мы ни с кем не поцеремонимся, если у нас кто сдрейфит и задрожит, и что у нас есть специальные люди, которые осуществляют необходимые мероприятия, значит убийства». (С. 148.)
После таких и подобных признаний в суде, подкрепленных большим документальным материалом, составлявшим 100 томов, имевшим много общих моментов с процессом Пятакова-Радека (1937), ничуть не кажутся удивительными яростные филиппики прокурора СССР Вышинского, которые говорят сами за себя:
«В беседе с Пятаковым в декабре 1935 года Троцкий, по словам Пятакова, прямо говорил о неизбежности войны в ближайшее же время. Мы здесь это проверили, насколько возможно. Называлась дата — 1937 год.
Я не могу здесь не сказать об одном обстоятельстве, которое было вчера рассмотрено в закрытом заседании. Именно в связи с установкой Троцкого и, очевидно, соответствующих компетентных в этом деле кругов и учреждений одного иностранного государства, с которым договаривался Троцкий, установка на 1937 год обусловливалась необходимостью ряда таких мероприятий, которые должны были бы действительно к этому времени подготовить неизбежность поражения СССР. Вчера на закрытом судебном заседании Пятаков и Ратайчак дали подробные объяснения, что они сделали для того, чтобы обеспечить наше поражение в случае возникновения войны в 1937 году и, в частности, в деле снабжения нашей армии необходимыми средствами обороны. Они нам показали вчера, как глубоко и как чудовищно подл был их план предательства нашей страны в руки врага.
Они показали, как они своим планом хотели обезоружить в наиболее для нас важный и опасный в случае возникновения военных действий период времени — нашу Красную Армию, нашу страну, наш народ.
