В мире безмолвия - Кусто Жак-Ив (книга бесплатный формат txt) 📗
К концам фалов крепились сорокафунтовые свинцовые грузила обтекаемой формы, за которые цеплялись ныряльщики с аквалангами. И вот мы принялись медленно крейсировать взад и вперед вдоль побережья. Ветер развевал флажки, офицеры выкрикивали с мостика команду потравить или выбрать фалы. Матрос в лодке с левого борта оставлял за собой шеренгу белых буйков, затем судно круто поворачивало и шло параллельным курсом, а матрос в лодке с правого борта собирал буйки багром. Два месяца тянулась наша операция.
Мы обезвредили четырнадцать мин и были уверены, что не прозевали ни одной. Ныряльщики-разведчики были распределены по фронту так, что могли внимательно обследовать каждый фут. Обнаружив мину, они выпускали наверх желтый буй. Флажки на фалах позволяли точно следить за глубиной, и офицеры на мостике давали команду приподнять или опустить ныряльщика в соответствии с гидрографической картой, так что ныряльщик находился постоянно на расстоянии трех футов над дном. Мы меняли курс каждые полчаса, так что ныряльщики могли чередоваться после каждого захода.
Мы страшно гордились своим карнавальным судном. Из двадцати разведчиков только двоим приходилось нырять раньше. Мы внимательно следили за новичками, боясь как бы они не запутались в зловещей сети минного заграждения. Но они все быстро стали настоящими человеко-рыбами.
Когда настала пора подрывать наши находки, новым ныряльщикам дали самостоятельное задание – подготовить к взрыву отмеченные желтыми буями мины. Они восприняли это задание как праздник…
К числу подчиненных задач Группы подводных изысканий относилась в то время подводная фотография. Нас попросили заснять в действии «антиасдиковые пилюли»; в результате появился на свет первый фильм о действиях подводной лодки в ее стихии.
Асдик – это подводный эквивалент радара, ультразвуковой аппарат, при помощи которого союзники выслеживали подводные лодки. Нацисты выдумали в ответ «антиасдиковую пилюлю» – маленькую коробочку, выбрасываемую с преследуемой лодки. Коробочка сбалансирована так, что повисает в воде. Она непрерывно выделяет пузырьки воздуха, имитируя шум работающего мотора и заставляя преследователей обрушивать на то место град глубинных бомб. Стоило одной подводной лодке набросать побольше таких коробочек, и у противника складывалось впечатление, что в глубине притаилась грозная эскадра.
Филипп Тайе прыгнул в воду с кинокамерой и занял позицию как раз по курсу подлодки. Она шла на небольшой глубине, разбрасывая «пилюли». Тайе увидел, как из мглы появился и проследовал мимо установленный на носу лодки сетерез. Затем проскользнул и исчез в толще воды весь корпус, оканчивающийся двумя мерно вращающимися винтами, которые напомнили Филиппу игрушечные пропеллеры. «Пилюли» действовали в полном соответствии с теорией; но гораздо большее впечатление произвела на Филиппа сама подводная лодка – никакого сравнения с инсценированными кадрами из военных кинофильмов. Мы решили заснять подводную лодку совершающей всевозможные маневры в погруженном состоянии. Объектом наших съемок стала подлодка «Рубин», предназначенная для расстановки мин под водой.
В тот день, когда мы спустились в воду для съемки «Рубина», вода была исключительно прозрачной, видимость достигала девяноста футов. Лейтенант Жан Рикуль, командир подлодки, продемонстрировал нам погружение. Мы плавали вокруг неподвижного «Рубина», легшего на дно на глубине ста двадцати футов, и осматривали ослепший перископ, безжизненный судовой компас, нелепо торчащий пулемет, антенну радара, который никак не реагировал на водную среду, и сновавших тут же любопытных рыбок. Развернутый непромокаемый флаг стоял совершенно неподвижно; красное и синее поля приобрели одинаковый зеленоватый оттенок. И тем не менее внутри этого бронированного воздушного пузыря, вмещающего в числе прочего сорок человек экипажа, кипела жизнь: мы слышали нестройный гул разговора, шаги, звуки работающего насоса, падение гаечного ключа и даже чуть ли не ругань матроса, уронившего этот ключ. Но вот тяжелый корпус поднялся, и завертелись винты, приминая водоросли и взбивая ил. «Рубин» двинулся вверх. Нос лодки прорезал поверхность воды первым. Флаг исчез; за ним скрылась боевая рубка. Контуры корпуса окружил вихрь сверкающей пены. Загадочное инородное тело превратилось на наших глазах в прозаический киль.
Рикуль погрузился снова: теперь предстояло заснять выстрел из торпедного аппарата на глубине шестидесяти футов. Дюма пристроился на корпусе лодки с молотком в руках, а я отмерил расстояние для начала съемки. Отплыв на тридцать футов, я направил видоискатель на торпедный аппарат, после чего отодвинулся на шесть футов в сторону от вероятной траектории торпеды. Я помахал рукой Диди, и он ударил по корпусу молотком. Люк торпедного аппарата раскрылся, прямо на меня ринулась стальная сигара. Мне нужно было не выпустить торпеду из видоискателя, пока она проходит мимо перед самым моим носом и уносится вдаль. Пришлось напрячь все свои силы, поворачивая камеру в воде, чтобы заснять панораму. Торпеда промчалась со скоростью гоночного автомобиля. Я не выпускал ее из вида, покуда она не растворилась в толще воды, оставив белый след на голубом фоне.
Далее мы засняли спасательную операцию. Рикуль взял на борт Диди и Ги Морандьера – они должны были играть роль спасающихся – и опустился на дно на глубине ста двадцати футов. Диди и Ги перешли в спасательную камеру, где их и заперли. Они оказались в стальной трубе диаметром в два фута и высотой в семь – этакая неудобная металлическая бутылка. Для начала они проверили клапаны, выпускающие наружу воздух. Затем в «бутылку» стала поступать холодная морская вода, постепенно заполнившая всю камеру. Давление все возрастало, пока не сравнялось с наружным, которое превосходило давление внутри лодки примерно в пять раз. Это было серьезным испытанием для барабанных перепонок и нервов двух голых ныряльщиков, ожидавших, когда откроется автоматический люк.
Наконец люк вздрогнул и раскрылся, словно створки раковины. Вверх устремился большой воздушный пузырь, и взволнованные «спасающиеся» скользнули следом за ним, освободившись от своего заключения.
Теперь предстояло снять, как подводная лодка ставит мины. При помощи буев мы обозначили коридор в сто пятьдесят футов шириной, в центре которого должен был идти на глубине перископа «Рубин», выбрасывая на дно, на глубину пятидесяти футов, серию из четырех контактных мин. Мины были старого типа – шарообразные, с рожками, заключенные в тяжелые металлические футляры. Внутри футляра помещалась соляная таблетка, растворяющаяся в течение двадцати-тридцати минут. По истечении этого срока футляр откроется и выпустит мину – она поднимется на тросике и остановится под самой поверхностью, где замрет в ожидании своей жертвы.
Но как добиться того, чтобы «Рубин» выбросил мины точно в поле зрения моего аппарата? Ведь только так я смогу заснять поведение мины под водой. Мы решили обсудить этот вопрос с лейтенантом Рикулем. Дюма внес свое предложение:
«У меня есть план. Полная гарантия того, что мины будут падать перед самым объективом камеры. Я опущусь на подлодке вниз и дам сигнал, когда надо бросать мину».
Мы с Рикулем переглянулись. Диди продолжал: «Понимаете, я спущусь именно на подлодке». Рикуль хранил дипломатическое молчание, скептически улыбаясь.
«Пусть попробует?» – спросил я. И вот Дюма оседлал нос «Рубина», держа молоток в одной руке и ухватившись за сетерез другой. Рикуль вошел внутрь рубки и припал к перископу. Ему хотелось проследить, что произойдет с этим безумцем в образующемся при погружении бурном водовороте. Он увидел, как водяной вихрь обрушился на Диди, стремясь сорвать с его ног резиновые ласты. Затем «всадник» весь исчез под водой, однако крепко держался на месте, пуская цепочку пузырьков в сторону боевой рубки. Рикуль поражался, как может Дюма противостоять мощному напору воды, но факт был налицо. «Рубин» погрузился на глубину перископа и двинулся вдоль коридора.
Я чувствовал себя заброшенным и одиноким, стоя начеку на своем посту в холодной воде на дне моря, в центре размеченного нами коридора. Компаса у меня не было, а чувство направления совершенно теряется под водой, поэтому я вертелся, как флюгер, высматривая «Рубин». Задолго до того, как подлодка появилась в поле моего зрения, я услышал шум ее моторов. Со всех сторон доносился как бы глухой гул подводного завода. Мое волнение все возрастало по мере усиления звука.
