Генералиссимус Суворов - Раковский Леонтий Иосифович (книги онлайн без регистрации полностью .TXT, .FB2) 📗
Воронов сидел и расчесывал волосы.
Его товарищи по капральству тоже готовились к завтрашнему воскресному параду. Старый мушкатер полировал ружье, рядом с ним другой чернил суму, а трое сидели вокруг горшка с клеем - они белили амуницию.
Один только еще скоблил ножом перевязь; другой, отскобливши плащной ремень, макал палец в горшок и осторожно размазывал клей по ремню; третий, беливший портупею, уже посыпал мелко натертым мелом сверху, по клею.
Ванька Прохоров, молодой, недавно - уже после окончания Семилетней войны с пруссаками - взятый в солдаты, угрюмо чернил ложе ружья. Он не подымал ни на кого глаз. Верхняя губа и нос у Прохорова были вспухши, под глазами лиловели огромные синяки: капрал изувечил Прохорова за то, что он никак не мог постичь позитуру. Одно плечо у него всегда было выше другого, а когда маршировал с ружьем, то шатался из стороны в сторону.
– И что ты, Ванюха, такой косолапый? Другой в неделю всю позитуру поймет, а с тобой капрал, поди, уж третью бьется! - говорил солдат, беливший перевязь.
– Лучше б я цельный день каменья ворочал,- сумрачно ответил Прохоров.Неспособен я к этому делу…
– Бьют, брат, везде! Такая уж наша солдатская доля! - сказал мушкатер, чернивший суму.- Теперь в каждом полку так: кто больше бьет солдата, тот, значит, лучший командир. Семь годов как повоевали с пруссаком, так научились у него этой премудрости.
– У нас еще что,- прибавил старый солдат.- А вот, сказывают, в Нашебургском полку станок такой есть: поставят солдата, завинтят его - и стой в станке пять часов!
– Это зачем же? - спросил Прохоров.
– Приучить, чтоб не гнулся, не горбился…
– А верно. Ведь как лубки впервой к коленям подвяжут, до чего неловко, а потом пообыкнешь и без лубков ходишь, не сгибая колен,- согласился старый мушкатер.
– Воронов, к поручику! - крикнул издали капрал.
Воронов вскочил и стал торопливо приводить себя в порядок.
"Зачем это? - думал он.- Может быть, к себе в деревню отправит?
Ведь плотника же выпросил у командира полка ротный пятой роты. И отослал к себе в поместье. Куда бы ни послали, все лучше, чем в карауле стоять. Мундир, штаны тесны, ни повернуться, ни сесть. Жарко, сало с волос за воротник течет. Стоишь, как огородное чучело. Бабы смеются".
И он побежал к ротному.
Но догадка Воронова оказалась неверной. Поручик ошеломил его: Воронова откомандировывали из Смоленского пехотного полка в Суздальский, который стоял на непременных квартирах в Новой Ладоге. Полковой командир обменял Воронова, который был сапожником, на гренадера-суздальца, умевшего хорошо завивать волосы. Полковник Суздальского полка, видимо, больше ценил сапожника, нежели куафера.
Воронов тут же получил ордер и должен был немедля отправляться в Новую Ладогу. Суздальский гренадер уже пришел в Шлиссельбург, в Смоленский полк.
– Авось там, в Суздальском полку, командир полегче,- сказал Прохоров, когда Воронов собирался в дорогу.
II
В Новую Ладогу Воронов пришел под вечер четвертого дня пути. Подходя к Ладоге, он у санкт-петербургской заставы увидал издалека на лугу ряды палаток.
"А где же у них плац? Где они маршируют?" - смотрел по сторонам Воронов.
Но нигде ничего похожего на плац-парад он не видел.
Удивляло Воронова и другое: в лагере было тихо - не слышалось ни ругани, ни палок.
В Смоленском полку эти вечерние часы, когда июльское солнце жжет не так сильно, считались самым лучшим временем для маршировки и ружейной экзерциции [22]. С двух часов пополудни и до заката гоняли мушкатеров по пыльному плацу. Отовсюду неслась отборная ругань. Ругались все - офицеры ругали солдат, полковник и секунд-майор перед всем фрунтом хорошо честили подпоручиков и поручиков.
А тут - стояла тишина. Только откуда-то доносился стук топоров.
Когда Воронов подошел поближе к лагерю, он увидал за палатками четыре свежих желтых сруба. Солдаты рубили, строгали. Несколько человек сваливали привезенные бревна. А немного поодаль, за срубами, виднелись тонкие деревца молодого сада. Капральства два солдат возились в саду - окапывали деревья, расчищали дорожки.
У них, в Смоленском, полковник отправил всю 6-ю роту к себе в поместье под Новгород на сенокос, десятка два солдат выпросил у командира секунд-майор в свое имение.
"Не из Ладоги ли и сам полковник Суздальского полка? - подумал Воронов.- Наверное, ему и строят дом. И сад, должно быть, его".
Воронов подошел к ближнему срубу.
Постройку уже подвели под самую крышу - ставили стропила. Вверху, на последнем венце, с топором в руках сидели солдаты. Если б не кожаные гренадерки на головах, нельзя было б и сказать, что это мушкатеры: по положению, они с 15 апреля носили не красные, а белые штаны и ничем не отличались от обыкновенных мужиков.
Перед срубом, поставив ногу на свежее бревно, стоял спиной к Воронову небольшого роста человек в белой куртке. Он был без шляпы.
– Бог помощь. - сказал Воронов подходя. Человек, стоявший спиной к Воронову, обернулся. На Воронова глядели быстрые голубые глаза. Большой лоб человека был покрыт капельками пота.
– Спасибо, служивый! - ответил голубоглазый человек.- Откуда и куда путь держишь! Уж не из Смоленского ли полку?
– Так точно! - браво ответил Воронов, по привычке вытягиваясь и глядя, как ведено в уставе, быстро и весело.
"Должно быть, сержант какой - смотрит за постройкой",- сразу мелькнула мысль,
– Прислали взамен прикмахтера.
– Да, да, знаю. Вот и хорошо,- улыбнулся голубоглазый человек.- Стало быть, ты сапожник?.
– Сапожник, вашбродие.
– Водку пьешь?
– Пью, вашбродие!
– Звать как?
– Воронов.
– На ворона мало похож: курнос! - определил голубоглазый человек, оглядывая с ног до головы Воронова.- А ну-ка, покажи, как у вас, в Смоленском, клинки точат? - неожиданно сказал он, шагнул к Воронову и сам выхватил из ножен его полусаблю.
Клинок был весь в ржавчине. Голубые глаза помрачнели и чуть прикрылись тяжелыми веками.
– Так и знал: эфес блестит - глазам больно, а клинок - помилуй бог, какой! Хороши вояки, нечего сказать!
Воронов залился краской.
– У нас, ваше благородие, первое дело, чтоб эфес горел,- извиняющимся тоном сказал он, вкладывая клинок в ножны.
– А ружье как? - спросил голубоглазый, протягивая руку.
Воронов снял с плеча ружье.
– Ружье-то вычищено,- уверенно сказал он.
Голубоглазый человек повертел в руках ружье. Оно все гремело: в прикладе была высверлена довольно большая дыра, в которой перекатывались, звенели стеклышки, черепки.
Голубоглазый удивленно посмотрел на Воронова.
– Эти побрякушки зачем?
– Их высокоблагородие наш полковник велели так сделать, чтоб, дескать, громче было. Когда зачнем кидать ружье на плечо аль на караул, чтоб стучало,- все равно как орех щелкнул!
Солдаты молча улыбались. Голубоглазый человек неодобрительно покачал головой.
– А много ль раз за лето у вас в полку стреляли? - спросил он.- Поди, ни разу?
– Так точно, ваше благородие, ни разу! - признался Воронов.
– Вот то-то! Ну, ничего, у нас постреляешь! Лети, Ворон! - кивнул голубоглазый человек, возвращая Воронову ружье.- Рост у тебя хорош, лети в первую роту к капитану Кутузову. Да ступай прежде всего к Волхову - умойся: ишь, запылился как! Солдат должен быть чист, опрятен!
– Слушаюсь! - ответил Воронов, поворачиваясь кругом.
– Да запомни: пить у нас где хочешь пей, только не в кабаке! - крикнул он вдогонку Воронову.
Полчаса спустя Воронов, определенный в капральство и получивший место в палатке, шел с мушкатером к Волхову.
– Значит, это училище для полка строят, а дальше - полковые конюшни. И сад, стало быть, тоже полковой. Вон оно что-о! А скажи-ка, приятель,расспрашивал он у мушкатера,- с кем это я разговаривал? В белом кафтане, без шляпы. Офицер он аль кто?
