Беседы с Майей Никулиной: 15 вечеров - Казарин Юрий Викторович (читать книгу онлайн бесплатно без TXT) 📗

душевная, рациональная, телесная, языковая, поэтическая, культурная –

предметная и онтологическая. Поэтическая интенция Майи Никулиной

созидательна. Майя преодолевает русскую всеобщую и проникновенную

неопределенность (плохой-хороший человек, добрый-злой, сильный-сла-

бый, красивый-ужасный и т. п.): интенционально она поглощает словом

и воспроизводит, творит мир не вширь (экзистенциальность), а вглубь и

ввысь. Это главное. И оно прочно закреплено в поэтике и в интонации

никулинской.

Обшарил и земли, и воды,

Лихую судьбу покорил,

Пришел – засмеялся у входа

И солнце собой заслонил.

Над маленькой ночью поднялся

И крикнул в ночное жилье:

– Я жизни когда-то боялся,

А ты не страшнее ее.

Ответить тебе не успела.

Ушла и оставила дверь

Открытой в иные пределы –

Иди, разбирайся теперь.

Вот отношение поэта с миром. Адресант – поэт. Адресат – некто

(друг, любовник, поэт). Другой вариант (более милый мне): поэт гово-

рит  с  собой  (как  Онегин  –  Ленский,  Печорин  –  Грушницкий).  Диалог

427

в монологе. Любое стихотворение Майи Никулиной многомерно в этом

отношении: диалог в монологе и наоборот, которые усиливаются стерео-

скопией символичности – индексированности – иконичности слова-име-

ни. Здесь главные имена таковы: земля, вода, судьба, солнце, ночь, жилье

(дом), жизнь, иные пределы (безмерность), действие (обшарил, покорил,

засмеялся, поднялся, крикнул; ответить, успеть, оставить, идти, разби-

раться). Крикнуть – вот главное; крикнуть себе (прежде всего) и миру:

Он  (Я)  идет  (иду)  к  тебе,  бескрайнему,  идет  (иду)  в  тебя,  в  твое  бес-

предельное.  (Когда  воспринимаю  это  стихотворение,  хочется  встать  и

идти,  разбираться.)  Побудительность,  императивность  изумительной

силы. Силы не разрушительной, но вновь созидающей новое (простите

за тавтологию).

Поэзия Майи Никулиной профетична. Все стихи Майи Никулиной

являются пророческими: кто знает прошлое и любит настоящее (и нена-

видит, и любит), тот видит будущее. Она и в жизни пророчица. И пророк.

Не буду это доказывать и иллюстрировать (есть случаи очень сложные и

серьезные), лишь вспомню нечто, связанное со мной (и незначительное,

но  показательное).  Я  защитил  кандидатскую,  когда  мне  было  36.  Все.

Я расслабился. Все. Хватит. Науки хватит. Сижу у Майи на кухне, бесе-

дуем. И вдруг Майя, остро взглянув на меня, промолвила так в никуда и

никому, в воздух: «Ты еще и доктором станешь…». И – стал. Странно.

Не хочется расставаться с пером и бумагой, с книгами Майи Нику-

линой, с ее образом – поэта, женщины, гражданина. Но пора. Позволю

себе закончить этот очерк-портрет самого дорогого для меня на земле че-

ловека  своим  небольшим  эссе-послесловием  к  книге  Майи  Никулиной

«Стихи» (2003). Кое-что в нем повторится, но это не беда, зато здесь, как

мне кажется, многое сказано без эмоций (но с отношением) и очень кон-

центрированно, кратко. Сделаю в этом очерке двойной, как у Вивальди,

финал. Итак…

Подлинная поэзия – явление редкое, но абсолютно мощное, подвиж-

ное  и  динамичное,  то  есть  повсеместное.  Стихи,  созданные  истинным

поэтом, существуют в особом состоянии времени и пространства, в кото-

ром не время проверяет речь на прочность (разрушает, стирает из памяти

или  продлевает  жизнь  поэтического  слова),  а  наоборот,  язык  и  музыка

поэта возбуждают во времени и позволяют в нем существовать на равных

и прошлому, и будущему, и настоящему. Поэзия Майи Никулиной – под-

линна, и это очевидно, т. к. стихи ее с годами и десятилетиями становятся

все чище, глубже и непостижимее. Они хорошеют, как чудесным образом

рожденный камень, оглаживаемый ветром, солнцем и водой: его прозрач-

428

ная непроницаемость и есть та самая красота, которая одновременно и

мучает, и обещает бессмертие.

Майя Никулина – поэт природный, поэт по определению, поэт как

таковой. Ее книги – библиографическая редкость, и не потому, что ти-

ражи не стотысячные, а потому, что, слава Богу, есть в России читатель

стихов,  читатель  как  со-автор,  со-творец,  читатель  –  со-поэт.  Названия

поэтических книг Майи Никулиной точны и вполне адекватны ее трие-

диной судьбе поэта, писателя-мыслителя и женщины: «Мой дом и сад»

(1969),  «Имена»  (1979),  «Душа  права»  (1983),  «Колея»  (1983),  «Бабья

трава» (1987) и тоненький сборничек избранного «Стихи» (2002), – про-

странство внутреннее внешнее именуется и становится частью времени

усилием и правотой души, судьбы и слова поэта.

Поэтическое  поколение,  к  которому  по  возрасту  принадлежит

М. Никулина, решало задачу не уцелеть биологически и ментально, как

предыдущее поколение поэтов, рожденных в начале ХХ века, а сохранить

традиции  поэтической  культуры  и  дать  им  возможность  дальнейшего

если не развития, то существования. Стихи Алексея Решетова, Геннадия

Русакова и Майи Никулиной – это не просто образцы замечательной по-

эзии, это прежде всего череда языковых и этико-эстетических поступков,

противоречащих  социальному  ужасу  времени  и  гармонично  входящих

в  общий  и  неудержимый  поток  русской  культуры.  Поколению  поэтов,

рожденных в 1937 свинцовом году, присущ особый тип творческого по-

ведения: тихая и твердая прямота слова и взгляда, истинная скромность

и  наличие  огромного  объема  поэтической  и  вообще  культурной  энер-

гии, которая тратилась не столько на самозащиту, сколько на сохранение

возможности создавать и творить себе и тем, кто будет рожден в 40-х и

50-х годах ХХ в.

Дом  Майи  Никулиной  в  60–80 гг.  ХХ  века  стал  в  Свердловске

неофициальным  центром  культуры,  литературной  учебы,  философ-

ских,  исторических,  филологических,  переводческих  и  иных  штудий.

М. Никулина буквально вырастила и воспитала не одного литератора,

писателя и поэта: в разные годы в ее доме дневали и ночевали такие

талантливые люди, как А. Комлев, С. Кабаков, Е. Касимов, А. Громов,

В. Смирнов, А. Танцырев (Сафронов), В. Мухачёв, А. Верников, А. Ка-

лужский, И. Богданов, В. Месяц, Е. Туренко и многие другие. Именно

в доме Майи Никулиной я, в то время студент-филолог, впервые прочи-

тал Пастернака, Ахматову, Тарковского и Бродского (чаще – с папирос-

ной бумаги, пятый-шестой  экземпляр машинописной копии), а также то

ли  полуразрешенных,  то  ли  полузапрещенных  Хлебникова,  Мандель-

штама, раннего Заболоцкого, Ходасевича и тончайшего, ироничного и

429

прямодушного,  до  сих  пор  недооцененного  литературоведческой  на-

укой  Игоря  Северянина.  Великолепная  библиотека  Майи  Никулиной

с редкими для советской эпохи книгами и первоизданиями, старинные

вещи, попавшие в ХХ век из Древней Греции, из Крыма, древнегрече-

ской Колымы (никулинская номинация), из другого времени-простран-

ства,  бывшего  Майе  Никулиной  родным;  редкие,  удивительные  люди

(ученейший Константин Мамаев, серебряный голос России (так назы-

вала поэта сама хозяйка), Алексей Решетов, добрейший и мудрый Марк

Рыжков и др.) и разговоры, разговоры, разговоры, чтение вслух – хором

и поодиночке – стихов и прозы, пение песен (чего стоят только казачьи

речитативы Димы Месяца!) – все это и была страна, моя страна, наша

Россия – настоящая, подлинная, – с памятью исторической и культур-

ной, с гордостью за прошлое и болью за настоящее, а главное – с на-

деждой на будущее. Сегодня можно с уверенностью говорить о том, что

Майя Никулина как поэт и человек в 70–80-е гг. ХХ века бескорыстно,

твердо  и  вполне  открыто  (что,  следует  заметить,  в  те  поры  было  не-