Мятежная совесть - Петерсхаген Рудольф (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Вся атмосфера в штабе советского генерала внушала парламентерам уверенность, что победитель не намерен унижать побежденного. Генерал лишь категорически потребовал, в соответствии со всеми старинными военными традициями, чтобы официальную сдачу города начальник гарнизона произвел в одиннадцать часов утра в ратуше Грейфсвальда.
– Передайте вашему коменданту, – добавил он, – что с этой минуты не должно быть сделано ни одного выстрела. Все следует сдать в полном порядке.
Стрелка часов показывала ровно три. Ни одно орудие не выстрелило.
Обрадованный счастливым исходом, руководитель делегации доктор Вурмбах на первой машине отправился в Грейфсвальд. У второй машины вышло из строя сцепление, и ее заменили советской. В ней расположились профессор Энгель и профессор Катш.
Советский сержант доставил их к лесу около Гансхагена. Навстречу со стороны Грейфсвальда бешено мчался «Мерседес». Предполагая, что это машина, затребованная доктором Вурмбахом, парламентеры остановились. Остановился и «Мерседес». Когда они подошли ближе, из «Мерседеса» раздался выстрел. Советский сержант был ранен в руку. Несмотря на боль, сержант выпустил автоматную очередь и убил всех пятерых, сидевших в «Мерседесе». Это были крейслейтер Шмидт, его адъютант, предводитель «Вервольфа», руководитель организации «Гитлерюгенд» и водитель. Крейслейтер, собравшийся уже бежать на запад, в последнюю минуту решил помешать мирной передаче города. Его подлый замысел провалился.
Перевязав советского сержанта, профессор Катш в машине крейслейтера отправился с профессором Энгелем и переводчиком в Грейфсвальд.
А что происходило здесь? Все воскресенье, за день до капитуляции, в местной комендатуре царило столпотворение. Грохот канонады и новые потоки беженцев из горящего Анклама крайне встревожили население, а дикие выходки потерявших голову штурмовиков и членов организации «Гитлерюгенд» подливали масла в огонь. Эти молодчики готовились взорвать или сжечь мосты, склады и другие важные объекты. Забот у нас был полон рот. Но майор Шенфельд действовал разумно и хладнокровно.
Следующая ночь прошла так же напряженно и неспокойно. Тяжко было ждать результата переговоров.
– Свершилось! – с этим возгласом в пять утра сияющий доктор Вурмбах вручил мне документ о принятии Красной Армией нашей капитуляции.
В типографии Панцига (на нынешней улице Фридриха Лефлера{14}) в ту же ночь отпечатали мое воззвание. Оно было тотчас расклеено на столбах, досках для объявлений, в витринах магазинов. Его содержание передавалось из уст в уста, и в одно мгновение – без всяких приказов – Грейфсвальд превратился в море флагов, преимущественно белых, хотя были и красные. Жажда мира, до сих пор грубо подавляемая, наконец вылилась, словно бурлящий поток.
Первой пришла меня поздравить фрау Катш. Благодарность за спасение города она выразила огромным букетом тюльпанов из своего сада и теплыми, от сердца идущими словами.
Но были и непредвиденные неприятности. Сбитые с толку мальчишки из «Гитлерюгенда» пытались продолжать войну на собственный страх и риск, считая, что они приносят себя в жертву. Против них выступили сознательные, смелые граждане, вроде столяра Леверенца. Старый рабочий Линдгрен помешал закрыть оставшиеся свободными проходы в противотанковых заграждениях.
В семь часов утра внезапный взрыв потряс воздух. Тяжелые удары следовали один за другим, из многих окон повылетали стекла. Это были взрывы на аэродроме в Ладебове. Представитель Красной Армии заявил протест по поводу нарушения условий. От меня справедливо потребовали немедленно прекратить взрывы. Но это было легче сказать, чем сделать. Авиационные части исчезли в последнюю минуту, эвакуировав даже госпиталь. Для подрыва сооружений аэродрома они оставили заряды взрывчатого вещества, снабженные взрывателями с часовым механизмом. Эту беду нельзя было предотвратить, даже рискуя жизнью. Я мог лишь дать объяснения и просить о снисхождении. Победитель был великодушен – это нарушение условий капитуляции осталось без последствий.
Таково было общее положение, когда в восемь часов в комендатуру к дежурившему в это время Шенфельду влетели три эсэсовца в кожаных пальто с заряженными пистолетами.
– Где полковник Петерсхаген? – заорал один из них.
– Мы отряд по расстрелу, – объявил другой, а третий прибавил:
– Да вы что, с ума все посходили? Весь город увешан белыми флагами!..
Шенфельд сделал вид, будто ничего не знает, и быстро прошел в соседнюю комнату якобы для того, чтобы самому убедиться в этом. Недолго думая, он выпрыгнул из окна бельэтажа, хотя его раненая рука была на перевязи, и поспешил предупредить меня об опасности.
Ровно в одиннадцать часов в ратушу явились представители Красной Армии, чтобы принять капитуляцию. Оружие, ордена и знаки различия были мне оставлены. В большом зале заседаний состоялся совместный банкет. Первым взял слово советский генерал Федюнинский, сидевший напротив меня. Я был бы счастлив, если бы ответную речь произнес кто-нибудь из штатских. Это символически выражало бы смысл сдачи города. К сожалению, ни один из штатских не изъявил такого желания. Все просили меня взять на себя эту обязанность. Мне было тяжело, и я говорил очень кратко. Апеллируя к рыцарским чувствам Красной Армии, я просил пощадить город и население и выпил за здоровье советского генерала.
– А за товарища Сталина? – крикнул кто-то из штатских немцев.
Не удостоив его взглядом, советский генерал спросил меня, преднамеренно ли я не поднял тост за генералиссимуса.
Я мог ответить только утвердительно. Настороженная тишина уступила место радостному удивлению, когда генерал демонстративно протянул мне руку:
– Благодарю вас. Вы честный противник.
Эти рыцарские слова придали акту сдачи особое достоинство.
Грейфсвальд был спасен, но война еще свирепствовала. После смерти Гитлера «великие исторические дела» продолжал вершить Дениц. Красная Армия вынуждена была воевать, хотя стремилась избежать лишних жертв и разрушений. Советские офицеры предложили майору Лукке и профессору Катшу отправиться к коменданту Штральзунда и посоветовать ему последовать примеру Грейфсвальда. Профессор Катш отказался: выдохся. Я предложил позволить в Штральзунд, благо линия была еще исправна.
Коменданта Штральзунда генерала Гаусшильда я знал – раньше он был начальником зенитного училища в Грейфсвальде. Мы узнали друг друга по голосу. Я рассказал генералу, как капитулировал Грейфсвальд, и предложил сдать без боя и Штральзунд. Война все равно проиграна, а капитуляция даст городу определенные преимущества. Гаусшильд возразил, что Красная Армия все равно не оставит от города камня на камне. Я опроверг его возражения, сославшись на пример Грейфсвальда.
Следующий вопрос генерала прозвучал детски наивно: он желал знать, от кого я получил приказ о капитуляции. Я ответил, что действовал под собственную ответственность. Тогда он отказался сдать Штральзунд. Я пробовал убедить его, объяснив, что вынудило меня порвать с Гитлером и войной, рассказывал, как радуется население Грейфсвальда избавлению от войны, пытался апеллировать к его совести. Генерал Гаусшильд заколебался. Я понял, что он никогда еще не задумывался над этим.
После раздумья генерал Гаусшильд предложил: за городом, примерно у Брандсхагена, он для видимости окажет сопротивление и быстро отойдет на остров Рюген. Ему хотелось выйти сухим из воды. Видимость сопротивления перед верхами должна была сохранить в чистоте его генеральскую шкуру. А судьба города просто не интересовала его.
Я снова позвонил и сообщил генералу установленный командованием Красной Армии срок сдачи Штральзунда. Генерал заявил, что не намерен отступать от своего двойственного плана. Я еще раз напомнил ему, что при малейшем сопротивлении Красная Армия пустит в ход все боевые средства. Она обязана это сделать в интересах своих солдат. Но тогда Штральзунд окажется перед катастрофой.
По нашим телефонным разговорам советское командование поняло намерения коменданта Штральзунда и учло их. Тяжелые орудия не были пущены в ход. Таким образом, и этот город был избавлен от множества невзгод.
