1972 г.
Без третьего куплета песня была включена в фонограмму фильма "Жили-были барабанщики", 1980 г., кроме того, несколько изменённый вариант использован автором в романе-трилогии "Голубятня на жёлтой поляне", 1983 г. В отряде "Каравелла" песню всегда поют полностью – все четыре куплета.
Кузнечик Вовка
Там, где у цветов головки
Лепестками ветру машут,
Маленький кузнечик Вовка
Жил да был среди ромашек…
Не был Вовка музыкантом,
Хоть трещал, не умолкая.
Вовка был работник-плотник —
Строил дачи и сараи.
Он пилой работал ловко,
Молотком стучал о доски:
Строил он мосты и лодки,
И газетные киоски…
…Но однажды на поляне
Приземлился злой обжора,
Очень страшный и нахальный
Воробей по кличке Жора.
Чёрные жуки-монахи
Проявили вмиг сноровку,
И позеленели в страхе
Даже божии коровки.
Только зеленеть и плакать —
В этом очень мало толку,
И кузнечик Вовка в лапу
Взял сосновую иголку…
Очень-очень громко стонет
Бедный одноглазый Жора.
Больше воробьиха Соня
Не дождётся ухажёра…
Если ты врагом замечен,
Не беги назад ни шага.
Даже если ты – кузнечик,
У тебя должна быть
шпага.
1973 г. Из романа «Мальчик со шпагой». Вошло в книгу не полностью. Строчки про воробьиху Соню редактор изъял из «педагогических соображений».
Быть может..
Тяжёлый толчок и вспышка у глаз,
И злая капля со лба…
Он вдруг покачнулся и медленно лёг
Средь огненной темноты.
Вперёд укатился и на бок упал
Красный его барабан.
Его
Потом, средь весенних трав,
Ни разу не видел ты?
А может, мальчишка не был убит,
А просто на миг прилёг?
А дальше – поднялся, догнал друзей
И снова пошёл – туда,
Где в низкой ночи среди звёзд рябых
Горела, как уголёк,
Над чёрными травами – впереди —
Его большая звезда…
Пока ещё в мире живы враги —
Атакам не кончен счёт…
Друзья удивились: «Ты не погиб?» —
Сказал он: «Ну вот ещё!»
И всё-таки в травах или хлебах,
В клевере или ржи
Лежит у заросшей межи барабан —
Тебя дожидаясь, лежит…
Из литературного альманаха "Синий краб" №6, 1973 г. Стихи были написаны на тему картины Е.И.Пинаева «Упавший барабанщик», которую он подарил отряду «Каравелла».
***
У меня потерялся друг.
Я не знаю, кто виноват,
Но одно скажу – не совру:
Кто-то этому очень рад.
Получилось как в диком сне:
Был он рядом – за локоть возьми —
И вдруг канул, как в чёрный снег,
Стал за тысячи тысяч миль.
Я ключи от беды ищу,
Я хочу, чтоб она ушла,
А из тьмы на меня вприщур
Кто-то смотрит поверх ствола.
…Я бы бросился за тобой,
Страх и боль с души соскоблив,
Только надо не быть собой —
Надо сжечь свои корабли.
1974 г.
Гайдар
Пыльная герань на подоконнике.
Ночь бредёт пешком по лебеде.
Запахи лекарств в постылой комнате,
Как напоминанье о беде.
Человек лежит. Не спит, а мучится:
Сон не сон, а так, унылый бред.
Жухлая луна – беды попутчица -
Тихо кружит тени во дворе.
Эй, друзья… Ну, что ж вы не приходите?
Ваших голосов не уловить.
– Мальчик, ты не спишь? Хромают ходики.
Лучше их совсем остановить.
Слушай… Вдруг мне не дождаться дня?
Слушай, мальчик, позови коня.
За окном,
За серым подоконником
Побежит тропа в ночную тьму.
Там, за горизонтом бродят конники.
Позови…
Скажи, я поднимусь.
Ты не думай, я же не в бреду.
Ты им расскажи -
Они придут…
Скинута герань в окно разбитое.
Пусто в доме: тени да клопы.
В переулки, песнями забытые,
Разлетелся дробный стук копыт.
70-е гг.
Бабушка пирата
С давних пор во всех морях и странах
Не видал никто таких картин:
Бродят в тёмно-синих океанах
Стаи бригантин и баркентин.
И никто-никто из нас не трусит,
Хоть плывём мы очень далеко.
Нас ведёт отважная бабуся
С толстою берёзовой клюкой.
Ходит бабка в старых мокасинах,
У неё в кармане «смит-вессон».
Надувает нашу парусину
Южный неустойчивый муссон.
Мачты содрогаются от крика,
Вдаль летят пиратские слова.
У бабуси от знакомства с гиком
Вся в могучих шишках голова.
На судах у нас нет места скуке,
Мы её берём на абордаж.
Есть у бабки три десятка внуков -
Самый развесёлый экипаж.
Все мы, внуки Бабушки пирата,
Тихие забыли берега.
Есть у нас в торпедных аппаратах
Кое-что для встречного врага.
Море закипает, словно брага,
Тучи наливаются свинцом,
Но сияет нам с пиратских флагов,
Бабушкино доброе лицо.