Революционное самоубийство - Ньютон Хьюи Перси (первая книга .TXT) 📗

Я никогда не испытывал страха перед смертью. Мысль о том, что смерти можно избежать, пришла ко мне после просмотра фильма «Черный Орфей». [20] Я обожаю этот фильм и много раз его пересматривал, хотя всегда считал, то будь я на месте главного героя, конец фильма был бы другим. Орфей играл со смертью и погиб, а я множество раз попадал в конфликтную ситуацию, ходил по краю, но из всех переделок выходил живым и невредимым. Поскольку никакая пуля меня не брала, наверное, мне пришло в голову, что меня вообще нельзя убить. Орфей тоже пытался обмануть смерть, хотя история человечества доказывает, что смерть всегда берет верх. Тем не менее, единственное, что оставалось Орфею, если он хотел сохранить свое достоинство, — быть неустрашимым и постараться переиграть своего угнетателя. Человеческое существование таково, что, хотя все мы осуждены на смерть, которая может нагрянуть в любой момент, мы отчаянно пытаемся убежать от нее. Если нам не удается скрыться, то мы начинаем отделываться от смерти, действуя таким образом, чтобы дискредитировать смерть и уничтожить наш страх перед ней. Вот в чем заключается наша победа.

В фильме «Черный Орфей» скрыта еще одна глубокая истина — обмануть смерть можно с помощью наследства, которое одно поколение передает следующему. В конце фильма идет сцена, когда показывают маленькую девочку. Она танцует под гитару, принадлежавшую Орфею, а на гитаре играет мальчишка. Хотя Орфей и его любимая женщина погибли, танец девочки символизирует победу над смертью. Новое поколение выживает, и солнце продолжает появляться на небосклоне каждое утро. Мир не гибнет из-за того, что смерть разрушила прекрасную и важную его часть. Орфей передал свою гитару мальчику. Благодаря этому жизнь продолжается и заставляет солнце появляться на небосклоне вновь и вновь.

Долгое время я свято верил в то, что смерть обойдет меня стороной. Я по-прежнему не боюсь завершения жизненного пути, но больше мне не кажется, что меня нельзя убить. Жизнь научила меня тому, что она вездесущая возможность. Слишком много моих товарищей ушло из жизни за последние несколько лет, чтобы я мог считать, будто мой последний день никогда не наступит. И все-таки я говорю своим товарищам, что они могут умереть лишь один раз, поэтому не стоит переживать смерть многократно, постоянно думая о ней.

Примерно в это время некоторые люди стали замечать во мне мистические способности. Я начал гипнотизировать самых разных друзей и знакомых. Чаще всего сеансы гипноза проходили на вечеринках или иногда на встречах с братьями из квартала, когда мы собирались провести время в чисто мужской компании. Технику гипноза я узнал от Мелвина, а он в свою очередь — от Соломона Хилла, приятеля из Оклендского городского колледжа. Впоследствии я стал изучать тонкости гипнотического транса самостоятельно и довольно преуспел в этом. Научиться гипнозу нетрудно, но дело это довольно опасное, ибо изучение одной техники не дает всех тех знаний, которые необходимы для работы с человеческим сознанием. Ты можешь запросто причинить вред человеку.

По моим приблизительным подсчетам, в разное время я погрузил в гипноз больше двухсот человек. Пока они были под гипнозом, я давал им всякие установки: есть траву, лаять, как собака, или ползать по полу, словно беспомощный ребенок. Иногда я втыкал в тело человека иглы и булавки. Однажды я прибегнул к самогипнозу. Когда Мелвин прикоснулся к моей руке зажженной сигаретой, я не дернулся и вообще не почувствовал боли, хотя ожог был серьезный. Этот случай на многих людей произвел впечатление, зато очень расстроил Мелвина. Я никогда не использовал гипноз во вред, это умение мне было нужно для того, чтобы завоевать определенную репутацию в общине. Когда я добился, чего хотел, и моя репутация выросла, я остановился, потому что гипноз перестал быть мне интересен.

Если я не гипнотизировал кого-нибудь, не гонял по кварталу на «сером квартале» или не пил вино в компании с братьями, значит, я читал стихи среди толпы гостей на вечеринке. Проблема заключалась в том, что я не умел танцевать. Стоило зазвучать музыке, я ощущал неловкость и стеснение. Если я не уходил сразу после начала танцев, я завязывал дискуссию или брался читать стихи. К моменту поступления в среднюю школу я без особого труда запоминал стихи, которые при мне декламировали вслух. Многие стихи я узнал от Мелвина. Любимыми стихами Мелвина были «Рубаи» Омара Хайяма. Когда я начинал читать на вечеринках стихи или втягивал людей в серьезный разговор, все присутствующие переставали танцевать и собирались вокруг меня, и так было всегда. Некоторые просили меня прочесть то, что я помнил наизусть. При этом хозяин или хозяйка вечера обычно были вне себя от злости, когда гости переставали лихо отплясывать. Частенько меня просили сесть на место и умолкнуть или просто убраться вон. Как правило, эта просьба предвещала драку.

Неведомым образом я ухитрился продержаться в Оклендской технической школе до конца и окончить ее, несмотря на постоянное вызывающее поведение по отношению к учителям и администрации. В течение многих лет они пытались подчинить меня, но в глубине души я знал, что был хорошим человеком. Кроме того, я понимал, что единственный способ сохранить чувство собственного достоинства — сопротивляться и не поддаваться тем, кто не давал мне ощущать себя достойной личностью.

Я поддерживал все, против чего они выступали. Тогда я впервые поддержал Фиделя Кастро и кубинскую революцию. Еще раньше, если мне приходилось слышать, как преподаватели критиковали Поля Робсона, я защищал его и не переставал верить в него, хотя очень мало знал о его жизни. Если они оскорбительно отзывались о Кастро и революции, которую совершил кубинский народ, я был уверен в обратном. Я превратился в преданного защитника кубинской революции.

Диплом об окончании школы был просто фарсом. Школа плохо подготовила меня и моих друзей к тому, чтобы быть полноценным членом общества, разве что на самом дне. И это притом, что сама система удостоверила наше образование, выдав нам дипломы. Возможно, администрация школы и наши учителя знали, что делали, когда готовили нас к роли отбросов общества, обрекая нас на долгие часы изнурительного труда за нищенскую плату. Они никогда не осознавали, какой хороший урок они преподали мне в действительности, показав мне необходимость сопротивления и научив достоинству, заключенному в неповиновении. Я уже делал первые шаги по пути, который превратит меня в революционера.

Часть вторая

Я начал подвергать сомнению то, во что всегда безоговорочно верил.

7. Чтение

В последний класс средней школы я перешел, будучи практически безграмотным. Мелвин учился в колледже и преуспевал в учебе. Я чувствовал, что тоже так могу, но, когда я заикнулся об этом в разговоре с советником, он сделал ошибку, сказав мне, что для колледжа я не гожусь. Я решил во что бы то ни стало доказать всем им, что они сильно заблуждались на мой счет. Для начала мне нужно было как следует овладеть чтением. Мало того, что администрация школы заявила мне, что я не подходил для колледжа из-за моего поведения; мне было также сказано, что я не достаточно умен, чтобы справиться с учебной программой колледжа. По результатам теста Стэнфорда-Бинета, мой IQ равнялся 74. Им показалось, что они правы, отговаривая меня от дальнейшей учебы. Но я-то знал, что в моих силах сделать все, что я захочу. Именно так я укреплял чувство собственного достоинства. Мне хотелось поступить в колледж. Мое крайнее несогласие с мнением администрации школы, а также мое восхищение Мелвином побудили меня научиться читать.