Хождение за три моря - Никитин Афанасий (читать книги онлайн .txt) 📗
Да того же августа месяца в 15 день была у шаха тамаша, а не праздник. Собралися весь народ на маидан против шаховых болших ворот, а все с куфшины, и с пьяли, и с чарки, и с чаши, и сам шах на крылце, что над болшими вороты, и с ним послы и купчины. А перед самими вороты играют и бьют [трубят] в болшие трубы, что буйволы ревут, и в суренки играют, и бьют по литаврам и по набатам [а люди на маидане все пляшут, и в ладони плещут, и в верх скачут]. И как шах от себя с крылца улил воды на землю и на людей, так все люди почали перед вороты и по всему маидану литца водою и в воду друг друга таскати, и грязью мазатца чей хто ни есть. И ближних шаховых всех грязью замазали, а шах велит на ту тешь всем людям быти в лутчем платие. И тою водою льютца и грязью мажутца всех чинов люди часа з два, а сам шах с крылца тое теши смотрят, и то у него теш, а не праздник!
А третей у них праздник станут праздновать сентября с 1-го числа по небесному, как нов месяц увидят и празднуют по 10 дне нова месяца [и празднуют 9 дней и в 10 день нового месяца]. А в ту 10 дней водят верблюда. И тот у них праздник байрам курбан, а сказывают против того праздника, как Авраам сына своего Исаака на жертву привел. Выходят из царьства на поле и того верблюда в ту десять дней водят по маидану, и по рядом, и по всем улицам, а одет верблюд коврами, да всякими цветами украшен, а перед верблюдом ходят, да в суренки играют и в бубны бьют, а сторонни люди, и жонки, и робята с того верблюда шерсть щиплют на спасение себе. И как приидет десятое число месяца, и того верблюда поведут из города на поле, а перед ним понесут копье и топор нарядные. Да перед верблюдом же, как его ведут на жертву, идет великой полк испаганъцов, а все связьем, и вопят всякой во весь голос, что бешеные. А после того полку, идет другой полк связьем же – тевризцы и вопят тоже, что бешеные во весь голос.
И все люди, идучи перед верблюдом, вопят. И тот людъской крик и конъское смешение страшно видети и слышати. И как того верблюда выведут на поле, а там на поле место учинено, чтобы гумно росчищено и водою полито. И как выедет сам шах, и с ним вси ханы и салтаны, и ближнии шаховы люди, и вси служивые, и все люди з женами и з детми, и выедет дорога, а по нашему городовой боярин, в Ыспогани всякие дела ведает, и суды судит, и виноватых казнит. Тот было грузинской царевичь. А за ним принесут на ратовищи на одном конце роготиня, а на другом копье нарядное з золотым яблоком да топор наряднои. И того верблюда повалят на том уряженом месте. И ноги у верблюда свяжут, а на ноги и на голову верблюду изсядут мясники с ножи человек с тритцать. А сам шах и вси люди к верблюду съедутца, и послы, и купчины иных государств. И сам шах, седя на коне, станет говорить фату, а по нашему молитву, по своей вере. И как молитву проговорит и рукою махнет дороге и дорога приедет на коне к верблюду и возмет у носящаго копие и ударит верблюда копьем с коня промеж ребр, а сам и прочь поедет, а копье в нем оставит. А шах, и все его ближние, и послы, и купчины, и все люди с того места скоро поедут и пешие побежат. А те мясники тот час голову у верблюда отрежут, и его разсекут на жеребьи и понесут к шахову двору.
И как шах поедет, и вси людие, а ехать улицею меж сады и местом, что преже сего писан. И теми улицами и мостом одва мошно проехати от людского и от коньского утеснения. А на верх мосту все седят жонки во весь мост, и не в один ряд и вопят во весь голос, а рукою бьют сами себя по губам, голос раздваивают. И оттого крику страшно слышати. И как приехал шах в передние сады и зошол на крылцо над вороты, что в саду, и с ним ближние его люди, и послы, и купчины и голову верблюжью тут же привезли на лошади. И тое верблюжью голову перед крылцом перед шахом на каменном мосту подняли мужиком на руках высоко, да о землю опустят и сами мужики завопят; и того вздымали, да опущали до пятью, и после того подняли на плечи мужика и с плечь на руки, выше голов своих, и держали его великое время, а шах стоял в крылце и молитву говорил по своей вере, как мужика держали на руках и опустили его на землю.
А голову верблюжью понесут на болшои маидан, и ноги, и мясо. И там все люди соберутца на маидан. И те полки станут связьем по своим полком и станут битись о верблюжье голове тевризцы с ыспаганцами, и бьютца великим боем на конях и пешие, и до смерти убиваютца, и которой полк осилеет и побьет и тот полк верблюжью голову возмет, да к шаху отнесет, и тот полк шах пожалует. А хто на тот бои не идет и про тех людей сказывают дороге. И тем людям дорога чинит поучение и заповеди правит; или которого мужа жена не идет против шаха в стречю и тем мужам так же поучение делают и пеню правят. А в другие не выйдет муж или жена и тех дорога казнит. А того празнуют по три дни, не делают ни чего, и не торгуют, и набаты бьют, и в трубы трубят, и в суренки играют, и красный яйца продают, и друг друга за руки емлют, и целуют руки друг у друга. А тому баираму, как пройдет неделя, так во всю ночь в набаты и по литаврам бьют, и в сурны играют, и в трубы трубят до пятого часу дни, а в мечетях ничего не поют и не празнуют никак, опричь игор!
А четвертой у них празник – баирам ошур, ноября по небесному с первого числа до того же месяца по десятое число. Ходят по два мужика вместе на многие статьи. А сами ходят наги и босы, только в одних штанах, а вымазаны все черною нефтью и черны, что арапы, только одне зубы знать. А держат у себя по каменю в руках, а ходят по маидану, и по улицам, и по рядам, и по дворам и в те камышки бьют, а говорят ксен ксен таусен ксень, а говорят то беспрестани и ходят до самого своего праздника десять дней. А в самой празник ходят по маидану и по улицам и носят гробы, поволочены бархаты и украшены медью, паздерою, и оловом, и стеклы и перед теми гробы на верблюдех ездят робята наги, а седят головою к хвосту, а вопят тоже ксень.
Да перед гробами же носят долгие шесты, что про них выше писано. Да перед гробами же водят кони обседланы со всею збруею, и шелом, и латы, сагадак, и сабля, и копье носят, да два маленких ездят на конех наги, а тело у них, и голова, и лице все кровью вымазано. А на иной лошаде ездит мужик наг, бараньею кожею сырою оволочен шерстью к телу, а сырым вверх, да стрела продета сквозе кожу на хрепте. Да перед теми же гробы возят на ишаке нарядного мужика, зделан мехом, да набит соломою, и сагадак, и стрелы зделаны из лучины и на голове колпак с кистью, а со сторон поддерживают, чтобы не упал. И ему ругаютца и плюют на него. А все то на маидане и все люди з женами и з детми, а жонки плачют, а мужики и робята головы у себя кроят [и на руках и по подмышкам] бритвами и ходят кровавы, а на руках и на грудех прорезывают и мажутца кровью – лицо, и голову, и руки. А того соломянного мужика вывезут на поле за город и вынесут соломы и нефти и нефтью польют и сожгут, а сами вязъем бьютца. А то они празднуют клятым своим, в то время их побили и Мамсеня, а что робята кровавы, то его дети, а что соломяннои мужик, тот де их побил!
И всего в персидскои земли четыре празника, а что про них писано и то им не на славу, но на укоризну, и понос, и на пагубу им!
А во всякой недели празнуют день пятницу. В тот день не торгуют и в рядех не сидят, а сами против пятницы с женами спят и з блятками, и перед светом в банях моются, и на свету по утру в пятницу ходят на кладбища, где мертвыя их лежат и тут над ними плачют, то у них празник. И им на укоризну, а не в похвалу.
А сказывают, что в пятницу Бахмет родился того для и празнуют еженедель, ему на вечный огнь, и на бесконечную муку, и на понос, и на укоризну.
А зима в персидской земли невелика. Орют [орут землю] и сеют пшеницу и ячмень о рождестве Христове и о крещении. И о великом заговеньи и после того великим постом станут [учнут] снеги перепадывать. Ночью падет, а днем стает, а на горах снег болши падет, а по полям нет, и того по Благовещеньев день. А земля не мержет [не мерзнет], а всякой скот – овцы, и коровы, и кони, и буйволы [и ишаки и катары] все на поле травою сыти бывают, сень не ставят. А хлеб поспевает жнут на Георгиев день, а овощ прежде всего. А другой хлеб [и Испахани] сеют и поспевает на успеньев день. А не по всеи земли хлеб родится [ровно], в ыном городе хлеб жнут, а в ыном сеют в то время!
