Великий Ганди. Праведник власти - Владимирский Александр Владимирович (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Ганди изложил наставнику план основать в Гуджарате ашрам (обитель) и, поселившись там, посвятить себя служению родине. Одобрив этот план, Гокхале обещал найти ему финансовую поддержку. Он представил Ганди членам умеренного общества «Слуги Индии», которые могли дать необходимые средства, но они не нашли с Ганди общий язык, и он не стал вступать в общество.
Еще находясь в Южной Африке, Ганди обратил внимание на волнения в Махараштре, Западная Индия, возглавляемые Локаманьей Тилаком. Его арестовали и приговорили 22 июля 1908 года к 6 годам каторжных работ. Тогда более 100 тысяч жителей Бомбея провели шестидневную всеобщую политическую стачку. Правда, путем репрессий и реформ британским властям удалось сбить революционный подъем 1906–1907 годов в Индии.
После непродолжительного пребывания в Раджкоте для встречи с родственниками Ганди направился в Шантиникетон — «обители спокойствия», к Рабиндранату Тагору, великому поэту Индии, лауреату Нобелевской премии. Тот предоставил колонистам из Феникса, прибывшим с Ганди из Южной Африки, отдельное помещение. Ганди приехал туда к ним в вагоне третьего класса, чтобы послушать, что говорит простой народ. В ашраме он преподавал его обитателям искусство готовить и подбирать пищу для здоровья тела и духа.
Тагор принял Ганди как самого близкого человека и назвал его «махатмой». С тех пор это имя прочно закрепилось за ним, несмотря на все протесты Ганди против собственного культа. Титул «махатма» означает «великая душа», причем сам Ганди этого титула не принял, считая себя недостойным его.
Тагор познакомил Ганди с народным университетом в Шантиникетоне, который создал на свои средства, продемонстрировал большую библиотеку, лаборатории, опытные поля и мастерские. Ганди быстро нашел общий язык с преподавателями и студентами. С разрешения Тагора он попытался передать им навыки самообслуживания и опыт совместного ведения хозяйства.
У Тагора Ганди застала печальная весть о смерти Гокхале, последовавшей 19 февраля 1915 года. Ему пришлось срочно покинуть Шантиникетон. Проводив своего покровителя и наставника в последний путь, Ганди отправился в Гуджарат.
25 мая 1915 года под Ахмадабадом Ганди основал обитель, которую назвал «Сатьяграха ашрам». Название ашрама свидетельствовало о том, что мысль о проведении кампании гражданского неповиновения против британцев в Индии все больше завладевала Ганди. Сначала в ашраме поселились 25 человек, живших по особому уставу, где главным были самопожертвование и личная скромность. Ганди считал, что национальный лидер, решивший участвовать в сатьяграхе, не должен ставить себе в заслугу служение народу и требовать за это почет, поскольку «служение без скромности есть эгоизм и самомнение».
Когда Ганди принял в число равноправных обитателей ашрама семью «неприкасаемых», он, с точки зрения правоверных индуистов, совершил страшное святотатство. Религиозные чувства руководителей индуистской общины были оскорблены. Они с возмущением отвернулись от Ганди: ведь он покушался на святое святых — на кастовый строй. Точно так же руководство Русской православной церкви осудило Льва Толстого за его «новое христианство». Теперь Ганди уравнял в правах презренных мусорщиков с людьми из высших каст, знать с чернью. Ни один политический деятель тогдашней Индии не решился на столь смелый шаг, опасаясь быть проклятым своими сторонниками. Это под силу было только Ганди с его непререкаемым моральным авторитетом.
Из-за случая с семьей «неприкасаемых» многие спонсоры отказались далее финансировать ашрам. Положение спас один текстильный фабрикант, который потом стал другом Ганди. Он внес сумму, которой хватило на год существования, а потом страсти улеглись.
В вопросе о «неприкасаемых» Ганди и не думал отступать. Он заявил: «Если мне докажут, что постыдная система „неприкасаемых“ присуща индуистской религии, то я открыто восстану против самого индуизма». Здесь проявился подлинный гуманизм Ганди, равно как и его политическое чутье. «Я бы скорее предпочел, чтобы меня изрезали на куски, — утверждал он, — чем не признавать своих братьев из отверженных сословий… Я не желаю возрождаться, но если мне это суждено, я желал бы возродиться среди отверженных, дабы разделять их позор и посвятить свой труд их освобождению».
Ганди стал агитировать против употребления в пищу не только мяса, но и молока, ибо оно вырабатывается в организме священной для индусов коровы.
Весьма интересна в этом отношении первая встреча Ганди в 1915 году с видным индийским философом Сарвепалли Радхакришнаном, будущим президентом независимой Индии.
— Не пейте молока — это квинтэссенция говядины, — убеждал его Ганди.
Но Радхакришнана остроумно возразил:
— В таком случае мы все каннибалы, так как пьем материнское молоко, которое суть квинтэссенция человеческого мяса.
Тогда Ганди почти безоговорочно осуждал современную цивилизацию. В частности, он не признавал медицину как науку и заявил Радхакришнане:
— Тысячи людей рождаются в джунглях и обходятся без всякой медицинской помощи.
Радхакришнан возразил:
— Но в джунглях и умирают тысячи. Радхакришнан тоже осуждал современную западную цивилизацию, утверждая, что она чересчур материалистична и ей недостает духовности. Но он никогда не отрицал науку.
4 февраля 1916 года Ганди был приглашен теософкой Энни Безант, с которой познакомился еще во время учебы в Лондоне, на открытие основанного ей индусского университета в Бенаресе. Безант только что основала новое движение за автономию Индию — Лигу самоуправления Индии, к которому хотела привлечь Ганди. В зале сидели не только студенты, но и махараджи-меценаты в драгоценностях пандиты (высокообразованные специалисты по индийской классической литературе) в пиджаках, а также адвокаты, врачи, крупные торговцы. Ганди выступил с речью, где заявил: «Индии не видать спасения, пока вы не снимете эти украшения и не отдадите их на хранение индийскому народу… Не может быть истинной автономии, если мы забираем у крестьян — или позволяем забирать другим — плоды их труда. Наше спасение в руках фермера. Ни адвокаты, ни врачи, ни богатые собственники его не добьются…». А еще Ганди посетовал, что ему стыдно, что приходится обращаться к соотечественникам на чужом — английском — языке. Магараджам и другим представителям индийской элиты речь Ганди сильно не понравилось, а в движение Энни Безант он вступать не стал.
Министр по делам Индии в британском правительстве Эдвин Монтегю так писал о Ганди в своем дневнике в 1917 году: «Он одевается, как „кули“, отказывается от всякой карьеры лично для себя, живет практически без средств, это чистой воды фантазер». Но очень скоро британским властям пришлось самым серьезным образом воспринимать этого «фантазера».
Один из лидеров ИНК, Тилак, незадолго до своей смерти объявил Ганди своим преемником. По этому поводу Ромен Ролан писал: «Что было бы, если бы преждевременная смерть не унесла Тилака в августе 1920 года? Ганди, преклонявшийся перед высокой властью его гения, глубоко расходился с ним в политическом методе, и бесспорно, что если бы Тилак остался в живых, Ганди сохранил бы лишь религиозное руководство восстанием. Каким бы мог быть порыв индийского народа под этим двойным предводительством! Ничто не смогло бы устоять против него, ибо в руках у Тилака были вожжи дела, а у Ганди — внутренние силы его. Но судьба поступила иначе, и можно сожалеть об этом и ради Индии, и ради самого Ганди… Он бы без колебания предоставил Тилаку управление общей массой народа… И на этот раз она могла бы принадлежать Тилаку… Он был демократом от рождения и решительным политиком, без оглядки на религиозные требования. Тилак говорил, что политика не для богомольных людей».
Мнение Ролана далеко не бесспорно. Именно Ганди, а не Тилак, был способен объединить действительно всех индийцев. Тилак, пользовавшийся популярностью только среди радикального крыла сторонников ИНК, вряд ли подошел бы на роль объединителя всех классов и слоев индийского общества. К тому же освободительное движение в Индии вряд ли могло быть в то время чисто светским и не могло обойтись без религиозного вождя, каким был Ганди.
